Заключив Майрона в медвежьи объятия, Фрэнк отступил на шаг и окинул гостя доброжелательным взглядом, что вызвало у того крайнее удивление. Обычно Фрэнк проявлял по отношению к окружающим не больше доброжелательства, чем шакал, страдающий опоясывающим лишаем.
— Как дела? Выглядишь ты, во всяком случае, отлично, — жизнерадостно произнес Фрэнк.
— Спасибо, Фрэнк, — ответил Майрон, в упор глядя на хозяина офиса.
В дополнение к объятию Фрэнк ослепительно улыбнулся, обнажив искусственные зубы, напоминавшие два ряда сахарных кукурузных зерен одного размера.
— Сколько же мы не виделись?
— По-моему, чуть больше года…
— Кажется, мы сидели тогда в «Клэнси»?
— Нет, это было не в «Клэнси».
На лице Фрэнка проступило удивление.
— А где же?
— На шоссе в Пенсильвании. Ты прострелил мне шины и угрожал убить моих родителей, после чего велел выкатываться из машины, угрожая в противном случае скормить мои внутренности енотам.
Фрэнк расхохотался и хлопнул Майрона по спине.
— Старые добрые времена, не так ли?
Майрон старался говорить как можно меньше. Выдержав минутную паузу, он произнес:
— Чем могу быть тебе полезен, Фрэнк?
— Почему сразу перешел к делу? Торопишься?
— Просто хочу понять, зачем меня сюда привезли.
— Я, Майрон, стараюсь выказать тебе уважение. — Фрэнк снова развел в стороны руки, словно желая обнять весь мир. — С тех пор я совершенно переменился. Перед тобой, в сущности, совсем другой человек.
— Может, ты еще и в церковь ходишь?
— Что-то вроде этого.
— Понятно…
Улыбка на губах Фрэнка постепенно увяла.
— Тебе что — мои старые манеры нравились больше?
— По крайней мере в них заключалась определенная честность…
Фрэнк больше не улыбался.
— Опять ты это делаешь, Майрон!
— Что именно?
— Становишься занозой в моей заднице. Ну и как — тебе там уютно?
— Уютно. Я бы, Фрэнк, тоже использовал бы это слово в подобном контексте.
Неожиданно дверь отворилась, и в офис вошли двое мужчин. Рой О'Коннор — номинальный директор агентства «Тру-Про» — проскользнул в помещение тихо как мышка и осторожно огляделся, словно задаваясь вопросом, имеет ли право присутствовать здесь — да и вообще жить на свете. Вполне возможно, этот вопрос был отнюдь не праздным. Майрон подумал, что когда Фрэнк заседает в этом кабинете, Рой, наверное, поднимает руку как школьник, когда ему нужно в туалет. Второму парню было лет двадцать пять. В идеально сшитом деловом костюме и выглядел так, как будто работал инвестиционным банкиром и только что окончил Высшие финансово-административные курсы.
Майрон приветствовал коллегу взмахом руки.
— Привет, Рой! Хорошо выглядишь…
Рой, неловко кивнув, присел на краешек стула.
— А это, Майрон, мой сын. Так сказать, Фрэнк-младший. Можешь звать его Эф-Джей, — громыхнул Фрэнк.
— Привет, Эф-Джей, — сказал Майрон.
Молодой человек окинул его нелюбезным тяжелым взглядом и тоже опустился на стул.
— Рой только что взял Эф-Джея на работу, — сказал Фрэнк.
Майрон посмотрел на Роя и ухмыльнулся.
— Представляю, сколько личных дел и резюме тебе пришлось переворошить, чтобы сделать единственно правильный выбор.
Рой промолчал.
Фрэнк обошел стол и приблизился к Майрону.
— Между прочим, вы с Эф-Джеем кое в чем схожи.
— Неужели?
— Ты ведь учился в Гарварде, не так ли?
— На факультете правоведения, — ответил Майрон.
— А вот Эф-Джей, помимо законов, изучал там еще и финансы.
Майрон кивнул.
— Как и Уин.
При упоминании этого имени все замолчали. Рой О'Коннор выпрямился на стуле, а с его лица в мгновение ока сбежали все краски. Хотя Уина здесь знали все, Рою довелось пообщаться с ним лично. Майрон подумал, что подобная реакция с его стороны порадовала бы приятеля.
Постепенно комната снова стала оживать. Все уселись, расслабились, а Фрэнк, положив на стол руки, напоминавшие два вареных свиных окорока, произнес:
— Мы слышали, что отныне ты представляешь интересы Брэнды Слотер?
— Откуда же ты об этом узнал?
Фрэнк пожал плечами: дескать, к чему задавать глупые вопросы?
— Так это правда, Майрон?
— Нет.
— Значит, не ты ее опекаешь?
— Совершенно верно, Фрэнк. Не я.
Фрэнк перевел взгляд на Роя. Тот сидел прямо, будто кусок окаменевшей штукатурки. Тогда Фрэнк посмотрел на Эф-Джея, который задумчиво качал головой.
— Значит, менеджером Брэнды по-прежнему является ее старик?
— Честно говоря, не знаю, Фрэнк. Почему бы тебе не задать этот вопрос самой Брэнде?
— Ты был с ней вчера вечером, — сказал Фрэнк.
— Ну и что?
— А то, что мне интересно, что вы с ней делали.
Майрон вытянул скрещенные ноги.
— Скажи мне одну вещь Фрэнк. Почему это вызывает у тебя такой большой интерес?
Фрэнк вытаращил глаза, снова посмотрел на Роя, затем на Эф-Джея, после чего ткнул мясистым пальцем в Майрона.
— Пардон за мой французский, Майрон, но разве я похож на парня, который пришел сюда для того, чтобы отвечать на твои вопросы?
— Но ведь ты стал совсем другим человеком… Чутким, понимающим, отзывчивым… Почему бы тебе не ответить хотя бы на этот?
Эф-Джей наклонился и стал гипнотизировать Майрона взглядом. Майрон оглянулся. По счастью, за спиной у него никто не стоял. Тогда он повернулся и тоже воззрился на Эф-Джея. Если изречение «глаза — зеркало души» верно, то в душе Эф-Джея можно было прочитать примерно следующее: «Пропади ты пропадом».
— Мистер Болитар? — Хотя Эф-Джей, вероятно, думал о Майроне плохо, его мягкий, хорошо поставленный голос, казалось, свидетельствовал об обратном.
— Слушаю вас…
— А не пошли бы вы куда подальше!
Он произнес эти слова шепотом, с очень странной улыбкой на губах и после этого не откинулся на спинку стула. Майрон же ощутил, как у него по спине снизу вверх поползло что-то холодное и крайне неприятное, но глаз не отвел и во второй раз оглядываться не стал.
Неожиданно на столе зазвонил телефон. Фрэнк нажал кнопку интеркома.
— Ну, что там еще?
— На линии партнер мистера Болитара, — произнес женский голос. — Желает переговорить лично с вами.
— Со мной?
— Да, мистер Эйк.
Фрэнк смутился, пожал плечами и, нажав другую кнопку, подключился к линии.
— Слушаю, — сказал он.
— Привет, Фрэнсис.
В комнате все замерло, как на фотографии.
Фрэнк откашлялся, прочищая горло.
— Привет, Уин.
— Надеюсь, я случайно не прервал важный деловой разговор? — осведомился тот.
Ответом ему послужило гробовое молчание.
— А как поживает твой старший брат, Фрэнсис?
— Он в порядке, Уин.
— Надо ему позвонить. Мы с ним не общались уже целую вечность.
— Это точно, — промямлил Фрэнк. — Обязательно скажу ему, что ты о нем справлялся.
— Вот и хорошо, Фрэнсис. Скажи. А то мне пора бежать. Прошу, передай от меня приветы Рою и своему очаровательному сыну. Все-таки я поступил невежливо, не поздоровавшись с ними прежде.
Фрэнк с минуту молчал, потом произнес:
— Эй, Уин!
— Я весь внимание, Фрэнсис.
— Мне не нравятся подобные загадочные звонки. Ты меня слышишь?
— Отлично. Я все слышу, Фрэнсис.
Потом в микрофоне щелкнуло, и на линии установилась тишина.
Фрэнк посмотрел на Майрона.
— Проваливай отсюда.
— Ты не ответил, почему тебя так интересует судьба Брэнды Слотер?
Фрэнк поднялся из-за стола.
— Уин, конечно, субъект опасный, — произнес он. — Но назвать пуленепробиваемым его нельзя. Так что если ты, Майрон, не уберешься отсюда немедленно и вякнешь что-нибудь еще, то я велю привязать тебя к стулу и начну подпаливать зажигалкой твое мужское достоинство.
Не утруждая себя прощанием с присутствующими, Майрон поторопился удалиться.
Майрон сел в лифт и поехал вниз. Уин — на самом деле его звали Уиндзор Хорн Локвуд-третий, ждал его в холле. Сегодня он надел костюм в стиле выпускника дорогой частной американской школы прошлого века. А именно: синий блейзер, легкие брюки цвета хаки, белую рубашку с воротничком на пуговичках и яркий пестрый галстук в цветовой гамме дизайнера Лилли Пулитцер, которая, как известно, не чуралась левацких идей, что нашло отражение в ее творчестве. Светлые волосы разделял безупречный пробор, нижняя челюсть выдавалась ровно настолько, насколько ей следовало выдаваться у крутого, но не грубого, хорошо образованного парня. Высокие, прекрасной формы скулы казались изваянными из старинного фарфора, а глаза отливали голубизной льда. Майрон знал, что всякий, кто хорошенько всмотрится в черты Уина, почти неизбежно возненавидит их обладателя. По многим причинам. Уин прямо-таки излучал великосветское высокомерие, снобизм, расизм и антисемитизм. Кроме того, от него, казалось, исходил особый аромат «старых денег» — состояния, заработанного не им лично, а его предками и, что называется, взошедшего на крови и поте бедных и обездоленных. Нельзя, однако, не заметить, что всякий, кто пытался по всем этим признакам судить о личности Уиндзора Хорна Локвуда-третьего, сильно ошибался, причем, как это довольно часто бывало, не без вреда для себя самого.
Уин даже не взглянул на подошедшего Майрона. Он смотрел куда-то вдаль, словно позировал для статуи, предназначенной для украшения центрального городского парка.
— Я тут кое о чем думал, — произнес Уин.
— И о чем же? — осведомился Майрон.
— О том, к примеру, что если бы я себя клонировал, а потом вступил со своим клоном в половую связь, то как бы это называлось — инцестом или мастурбацией?
Вот такой он, Уин. Как говорится, ни убавить, ни прибавить.
— Рад, что ты не терял времени зря, — сказал Майрон.
Уин соизволил посмотреть на него.
— Если бы мы все еще учились в Дьюке, то, возможно, посвятили обсуждению этой темы несколько часов.
— Это потому, что при этом мы наверняка были бы здорово навеселе.
Уин согласно кивнул: