-- Ну?
-- Я не знаю, зачем он делает это! -- тяжело ворочал словами слесарь. -- Так нехорошо, он неправ. Ведь нам это очень тяжело.
-- А если он думает, что так нужно?
-- Все равно, это нехорошо. Так не нужно.
Молчали и прислушивались.
Вот, кто-то позвал надзирателя. Ключи звякали громче. Скрипнула чья-то дверь. И смешиваясь с ее скрипом, внезапно приблизился и зашептал, бросая слова в волчок, осторожный, быстрый голос.
-- Семнадцатый умер. Вынесли в мертвецкую. Маленький такой, одни кости. Утром доктора были, а он уже помер. Сс... Нельзя больше.
Слышно было, как бьется сердце, отгоняя к вискам горячую кровь. Редко, грубо: раз... раз... И когда слесарь заговорил, он плохо слышал свои собственные слова.
-- Вот, этого не нужно. Он не должен был, не имел права... Он...
Огромная тяжесть, угловатая и жестокая, лежала у него на плечах и давила книзу, мешала договаривать. Видел он перед собою лица, темные и немые, и странно мелькали на этих лицах, -- знакомых, но чужих, -- красные, как кровь, пятна.
Потом сделалось холодно, и что-то оторвалось в груди, у самого сердца, -- как будто кончилась одна жизнь и началась другая, новая.
Новая была темна и низка. Как потолок в подземелье, висела над нею тяжесть. Хотелось назад, но было тесно, и нельзя было обернуться к тому, что осталось позади.
----------------------------------------------------
Источник текста: журнал "Современный мир" Том 8, 1908 г.
Исходник здесь:Фонарь. Иллюстрированный художественно-литературный журнал.