— Он оставил какое-нибудь письмо? Так ведь поступают все самоубийцы.
— Нет. Ни слова.
Бэньйон сдвинул шляпу на затылок и уселся за письменный стол Дири. Перелистал бумаги в папке. В основном это были счета и несколько кассовых чеков.
— Я вам уже говорил, вы напрасно утруждаетесь, — сказал Кэррайт.
— Пожалуй, вы правы, — согласился Бэньйон. — У миссис Дири нет никаких предположений, почему он так поступил?
— Да, кстати, она еще сказала, что в последнее время у Дири было неважно со здоровьем, и он очень болезненно переживал свой недуг.
— Гм… Возможно, тут и кроется причина… — он проверил содержимое всех ящиков, сам толком не зная, что надеется найти. Скорее всего, он поступал так по привычке. Среди прочих бумаг нашел два страховых полиса на имя миссис Мэри Эллен Дири, каждый на сумму в пять тысяч долларов; талоны двух чековых книжек, заполненные аккуратным четким почерком; конверт с циркулярами, касавшимися размеров пенсии, оплаты отпуска и тому подобных вещей. Кроме того, там была папка с различными газетными вырезками, цветные карандаши и пачка писчей бумаги. И все. Бэньйон задвинул ящики и подошел к книжным полкам. Большинство книг были из тех, что можно найти в каждом доме. Но на одной полке стояли книги о путешествиях и различные путеводители. Они были в таком виде, что сразу можно было заметить — именно эти книги Дири читал и перечитывал. Бэньйон взял несколько из них наугад и принялся перелистывать.
— Похоже, он много читал, — сказал Кэррайт.
— Да, — ответил Бэньйон, все еще продолжая просматривать книги; иногда он подносил их ближе к свету, чтобы получше разобрать заметки на полях. Такие книги редко встретишь у полисмена. Книги у среднего копа вообще большая редкость! Бэньйон поставил их на место.
— Вы будете говорить с его женой? — спросил Кэррайт.
— Я бы этого очень хотел. Между прочим, как она реагирует на смерть Дири?
— Просто на удивление! Великолепная женщина — никаких сцен, — он указал в сторону двери налево. — Сейчас она там. Она очень подавлена.
— Пожалуй, я пойду к ней, — сказал Бэньйон и постучал в дверь.
— Войдите, — негромко послышалось оттуда.
Он отворил дверь и оказался в небольшой, очень опрятной комнате, обставленной иначе, чем комната Тома, но так же удобно. Освещалась она двумя торшерами. Миссис Дири сидела на софе, положив руки на колени. Она повернула голову к вошедшему и чуть заметно улыбнулась.
— Пожалуйста, проходите. Не извиняйтесь, я знаю, что это ваша работа, иначе вы не можете.
— Благодарю вас, — Бэньйон опустился на единственный стул, подходивший ему по росту. Между ним и вдовой стоял низенький стол с небольшой настольной лампой.
— Я долго вас не задержу, миссис Дири. Моя фамилия Бэньйон, Дэв Бэньйон. Вашего мужа я знал по службе.
Миссис Дири внимательно слушала, склонив голову несколько набок. Казалось, она не хотела упустить ни одного слова из сказанного Бэньйоном.
— Я знаю, Тома очень любили, — прошептала она.
— Не расскажете ли вы мне, что здесь произошло сегодня вечером?
— Разумеется. Том вернулся из участка около шести, как и всегда. Мы поужинали, и он пошел в кабинет. Я убрала со стола и занялась стряпней на завтра. Потом вернулась в комнату и включила радио.
В то время, как ее тихий приятный голос наполнял комнату, Бэньйон попытался составить себе мнение о ней, и об этом опрятном маленьком мире, в котором жил и умер Томас Фрэнсис Дири. Если она будет на твоей стороне, у тебя очень важный свидетель, подумал он про себя. Миссис Дири — умная и достаточно сильная женщина, чтобы держать себя в руках. Хрупкая, изящная, она, видимо, очень за собой следит. У нее были пепельного цвета волосы, чистая, гладкая кожа и красивые глубокие глаза. В ее обручальном кольце сверкал маленький брильянт. Все в ней и все, что ее окружало, дышало необыкновенной опрятностью и порядком. Черные туфли блестели как зеркало, на чулках не было ни складочки, лак на ногтях и краска на ресницах лежали так, будто она занималась этим последние пятнадцать минут, и притом весьма тщательно! «А вдруг — так оно и было?» — с внезапным раздражением подумал Бэньйон.
— Я услышала выстрел и на какое-то мгновенье — на одну-две секунды — совершенно оцепенела Я была насколько поражена, что не могла и двинуться с места, — миссис Дири провела кончиком языка по пересохшим губам и посмотрела на свои тонкие белые руки. — Я позвала его, но он не откликнулся. Когда я вошла в комнату, он лежал на полу. Мертвый. Тогда я позвонила в полицию…
— Для вас это страшное несчастье… Скажите, вы не замечали в Томе за последнее время каких-нибудь изменений, озабоченности? Не был ли он чем-нибудь особенно огорчен?
— Нет, этого я сказать не могу. Я уже говорила вашему коллеге, что Дири был озабочен своим здоровьем. Ничего другого я за ним не замечала. Во всяком случае тяжелых проблем ему решать не приходилось. Денег нам хватало; пусть их было немного, но у нас с Томом запросы невелики. Мы даже сумели сделать некоторые сбережения. Только в последнее время — три-четыре месяца — он начал жаловаться на боли в левом боку. Когда я посоветовала ему пойти к врачу, он сказал, что это скорее всего желудок…
— Он не был у врача?
— Не могу вам сказать.
— Том читал каждый вечер?
— Не каждый, но часто и с удовольствием.
— Я вижу, ему особенно нравились описания путешествий.
Миссис Дири улыбнулась, это была улыбка молоденькой девушки.
— Не знаю, мистер Бэньйон, не знаю. Я-то вообще ничего не читаю.
— Спасибо, миссис Дири, — он поднялся. Если вам понадобится наша помощь, дайте знать.
— Очень вам признательна. Я буду чувствовать себя не так одиноко, зная, что у Тома есть друзья.
Бэньйон попрощался и оставил ее все в той же позе: на софе, со сложенными на коленях белыми красивыми руками. В соседней комнате он столкнулся с Кармоди.
— Все сделано, мы пошли! — попрощался он с Кэррайтом и направился к машине.
— Не наш случай, — Кармоди откинулся на спинку сиденья.
— Нет. Он застрелился, сомнений быть не может, — объяснил Бэньйон.
В офисе он отпечатал на машинке отчет и положил в папку, чтобы передать начальству. Инспектор наверняка получит еще и официальное подтверждение Кэррайта, что дело не имеет уголовного характера.
В комнату вошел репортер вечерней газеты Джерри Фарнхэм и уселся на краю стола. Он был частым гостем в комиссии по уголовным делам. Это был крепкий сорокалетний мужчина с седеющей головой и лицом, на котором обычная суровость могла неожиданно смениться выражением искреннего дружелюбия.
— Дашь мне материал о Дири, Дэв? — спросил он, закуривая сигаретку… — Все в порядке?
Бэньйон кивнул.
— Его жена говорит, будто в последнее время он был сильно озабочен своим здоровьем.
— Плохо, плохо. Жаль! Что же у него было — сердце, рак?
— Может быть, сердце. — Дэв постучал по папке с донесением. — Если хочешь почитать, пожалуйста. — Фарнхэм только покачал головой.
— Наш репортер по уголовной хронике уже все выудил из Кэррайта. Собственно говоря, это не моя работа, но шеф просил меня разузнать подробности. Парень еще молод, его только что взяли к нам из репортерской школы в Алабаме. Я должен проследить, чтобы он ничего не упускал из виду. Имени или адреса, например.
Детектив улыбнулся: его удивила заинтересованность Фарнхэма.
— Я думаю, Джерри, все будет в порядке.
— Наверняка даже. Он не оставил никакого письма?
— Нет. Ни строчки.
Фарнхэм позвонил в свою редакцию и ушел. Дэв еще раз просмотрел бумаги, скопившиеся за последнее время, и вскоре направился в камеру, где находился негр. Видно было, что парень перепуган насмерть, но рассказ его звучал вполне правдоподобно. Кажется, Бурке и впрямь допустил ошибку. Бэньйон сказал ему это, зайдя к нему в комнату, где Найл и Кейс до хрипоты спорили о предстоящих выборах. Кармоди спал в кресле, сплетя руки на животе.
Когда пришел сменщик Дэва, сержант Джонсон, Бэньйон сказал ему, что сейчас все тихо, натянул плащ и пошел к своей машине.
Прошел день, похожий на тысячи дней за прошедшие годы. Его охватила приятная усталость, и когда он сворачивал с улицы Шайлкилл на Джерментоун, включил радио, часы пробили двенадцать. Полночь! Да, хорошо было сейчас ехать по ночной дороге домой, где его ждал уют, ужин и Кэт.
2
Дэв Бэньйон сидел на кухне со стаканом виски с содовой и наблюдал, как Кэт, его жена, разогревает ужин. Он улыбнулся, когда она положила на горячую, залитую жиром сковородку, большой кусок мяса.
— Как тебе удается покупать на мою зарплату такое мясо, для меня всегда будет загадкой, — сказал он. — На службе мне не верят. Одно из двух, говорят они: либо у твоей жены есть собственный капитал, либо у нее побочные доходы.
Она села за стол напротив и, указав на стакан, проговорила:
— Приятного аппетита! В этом месяце это все равно в последний раз. А когда Бриджит в будущем году пойдет в школу, можешь с таким мясом распрощаться до тех пор, пока она не кончит колледж. Разве что тебя сильно повысят.
— Не очень-то на это похоже! Как она сегодня ложилась спать?
— Как всегда, целая морока. — Кэт поднялась, чтобы перевернуть мясо.
Очень высокая, с глубокими темно-синими глазами, она не была красавицей, но все сходились на том, что Кэт очень привлекательна. Особенно ее волосы и цвет лица «кровь с молоком». Лицо ее всегда было живым, добрым.
— Конечно, — продолжала она рассказывать. — Ей три раза понадобилось в туалет, потом я должна была рассказать ей сказку, потом ей захотелось воды; больше ей в голову ничего не пришло и она уснула. Ты ведь ее знаешь: днем она ангел, но только приходит время ложиться, тут ей сам черт не брат.
Бэньйон любовался счастливым лицом жены.
— Знаешь, Кэт, я как-то читал, что нужно быть непреклонным и не терять терпения. Ты так уже пробовала?
— Читал! Книги бывают очень мудрыми, только все это теория! Может, автор и большой специалист по воспитанию детей, но нашей-то Бриджит он не знает!