дин империал, вы можете жить в моем трактире несколько месяцев, — если, конечно, продадите лишних лошадей.
— Я не говорил, что задержусь здесь на несколько месяцев, — пока не говорил. Кулна пожал плечами:
— Тогда я буду должен выплатить вам разницу. Таким образом, вы получите несколько искорок, которые сможете потратить здесь, в Фираке.
Ганс решил, что пора расслабиться. В конце концов проверить все можно будет и потом. Он сказал:
— Пожалуйста, не пугайтесь, когда я выну из-под туники нож в ножнах.
— Пугаться? В то время как у вас за спиной стоит Гайсе? Да вы что! — На губах Кулны появилась легкая улыбка.
Ганс сунул руку в вырез своей туники и извлек наружу ножны с метательным ножом. Затем Шедоуспан протянул нож трактирщику плоской рукоятью вперед. Кулна вытянул оружие из ножен и уставился на клинок.
— Вы бросаете ножи?
— По крайней мере, пытаюсь, — ответил Ганс и постучал ножнами по ладони. Из ножен выпала спрятанная в них монета. Ганс положил ее на стойку перед Кулной.
Кулна взял монетку, отдал нож обратно Гансу и стал внимательно изучать серебряный кругляшок. Трактирщик попробовал монету на зуб, повертел в руках, затем отошел к окну и еще раз пристально осмотрел денежку. Вернувшись к стойке, он заявил:
— С меня причитается сдача. Искорки подойдут?.. В смысле — фиракские медяки.
Ганс пожал плечами, и Кулна полез под стойку. Трактирщик отсчитал Гансу изрядное количество квадратных медных монет. Посередине каждого медного квадратика красовалось круглое отверстие.
— Как ты считаешь, Гайсе, все верно?
— Что я понимаю в деньгах, Кулна? Я тружусь на благо города.
Оба фиракийца рассмеялись. Гансу показалось, что такой разговор был для них уже чем-то вроде ритуала.
— Как вы полагаете, все правильно? — спросил Кулна. Ганс посмотрел толстяку прямо в глаза.
— Не могу сказать. Но завтра в это время я буду знать точно.
— Ага, я так и подумал. У вас.., э-э.., есть еще империалы? Ганс не сводил с трактирщика холодного взгляда. Кулна развел руками.
— Прошу прощения. Но я подумал, что для вас это может быть опасно. Я могу сохранить ваши деньги для вас в надежном месте. Если, конечно, они у вас есть. Это будет лучше, чем таскать их с собой.
Ганс обратился к Гайсе:
— Что говорится в законах Фираки о человеке, который причинит вред тому, кто нападет на него или захочет его ограбить, а, сержант? Даже, к примеру, убьет грабителя?
Гайсе вскинул брови и всплеснул руками:
— Если кто-то нападет на вас и вам придется защищаться, то, конечно же, любой закон во всем мире будет на вашей стороне! А вы хорошо умеете обращаться с этим мечом?
— Да. — Голос Ганса, как и его лицо, были лишены всякого выражения.
— Лучше, чем тот человек, у которого вы забрали его. Ганс снова насторожился, однако не моргнул и глазом.
— Верно.
Гайсе продолжил спокойным дружелюбным тоном:
— Вчера вечером в город прибежал крестьянский мальчишка, который рассказал, что некий мошенник, разбойник и воропай был убит в Олалском лесу человеком, которого этот тип собирался ограбить. Это сделали вы?
— А кто такой воропай?
— Человек, который приставляет к вашей спине меч или нож или целится в вас из арбалета и при этом говорит вам:
«Стой! Слезай с коня!» В смысле, слезай с коня и отдай мне все, что у тебя есть. Мы ловили одного из них, но он ускользнул от нас. Мы считаем, что он сбежал из города несколько дней назад. Римизин полагает, что вы едете на лошади именно этого бандита.
— Его звали Синайхал, — отозвался Ганс, — или, по крайней мере, так он нам сказал. Он был ярко одет и очень обходителен. Он встретился нам на дороге и чуть-чуть соврал — сказал, что стоит срезать дорогу через лес. Крестьяне, которых мы встретили уже после всего, были очень рады. Они чествовали нас как героев, а этого негодяя похоронили. Прошлой ночью, в нескольких часах пути отсюда.
— Значит, вы уже сослужили добрую службу Фираке и ее окрестностям, — заключил Гайсе. — Этот бандит был один?
— Нет. Крестьяне не опознали его сообщника. Ну и мы на всякий случай сказали, что это был дядюшка Мигнариал. Его тоже похоронили. Со стрелой Синайхала во лбу.
— Во лбу!
— Этот тип стоял впереди меня, а Синайхал — позади. Я пригнулся.
Гайсе и Кулна расхохотались. Когда смех умолк, Ганс настоятельно попросил их, чтобы они никому не рассказывали ни о смерти Синайхала, ни о серебряной монете.
— Я не хочу, чтобы кто-либо знал, что у меня есть деньги, или чтобы меня боялись.
Оба фиракийца нахмурились и задумчиво посмотрели на Ганса, однако дали обещание молчать. Затем Гайсе спросил:
— А ты хорошо умеешь метать ножи, Ганс?
— Да.
— Хм-м. Скажи, Ганс из Санктуария, следует ли мне беспокоиться из-за того, что ты живешь в нашем городе?
— Я ни за кем не охочусь и не ищу неприятностей на свою голову. У меня и у Мигни есть средства к существованию. И в любом случае, Гайсе, я постараюсь не становиться в вашем городе ничьей жертвой.
— Я могу работать, — вмешалась в разговор Мигнариал. — Предсказывать судьбу.
— Что? — Вопрос задал Гайсе, однако все трое мужчин удивленно уставились на девушку: в течение всей их беседы она не произнесла ни слова.
— Разве в Фираке нет с'данзо? Многие женщины с'данзо занимаются предсказанием судьбы.
Кулна хлопнул ладонью по стойке. Ганс вздрогнул. Однако и сам Кулна испугался, увидев, как Ганс пригнулся и настороженно посмотрел на трактирщика.
— Прошу прощения! Я просто вспомнил. С'данзо — ну конечно! Я встречал двоих из них. Они и вправду предсказывали будущее за деньги.
— Я не хотел бы, чтобы ты занималась здесь ремеслом, Мигни, — произнес Ганс.
— Я буду работать. Женщины с'данзо не могут бездельничать.
Они уставились друг на друга.
— Думаю, пора пропустить кружечку, — сказал Кулна, пытаясь разрядить возникшее напряжение. — Гайсе, ты как?
— Наливай, — отозвался Гайсе, беспокойно глядя на юную чету.
— А ты, Ганс? Так правильно — «Ганс»?
— Ага, — ответил Ганс, не сводя взгляда с Мигнариал. — Нет, я что-то не.., ну хорошо, налейте. Эй, Нотабль, выпивка подоспела!
— Ты никогда не говорила мне, что собираешься зарабатывать на жизнь так, как это делала твоя мать, — обвинительным тоном произнес Ганс некоторое время спустя.
Лошади и осел уже были устроены в стойлах, а их владельцы разместились в довольно уютной комнате на втором этаже трактира «Зеленый Гусь». Нотабль немедленно доказал, что он приучен к чистоте в доме, дав понять, чтобы его выпустили наружу. Вскоре и сам Нотабль, и Ганс убедились, что узкий навес, располагавшийся прямо под окном, был идеальным местом отдыха для большого рыжего кота. Нотабль решил пока что остаться там — зеленая крыша кладовки ему понравилась. Он повеселил Гайсе и Кулну, вылакав миску пива, а теперь желал вздремнуть.
Радуга изучала новое место жительства. Ганс и Мигнариал скрещивали пальцы в тайной надежде, что пестрая кошечка знает, как нужно вести себя в доме, — или, по крайней мере, быстро этому научится.
— Нет, говорила, — продолжила начатый спор Мигнариал, деловито извлекая из вьюков цветные наряды и раскладывая их там и тут. — Еще в пустыне. Разве ты не помнишь? Ты хочешь сказать…
— Не помню, — ответил Ганс. — Я никогда не запоминаю такие вещи.
Мигнариал оторвалась от своего занятия и посмотрела на него.
— Ты еще сказал, что, поскольку у нас есть серебро и еще лошади, мы сможем прожить долгое время, ничего не делая. А я ответила, что не смогу жить так — не делать ничего, чтобы заработать денег. Тогда ты не возражал против этого.
Ганс приоткрыл рот от изумления. Он наконец-то вспомнил. Верно, он тогда не стал спорить с Мигнариал. Он даже не задумался над смыслом ее фразы.
— Ты собираешься спрятать свою черную одежду или просто оставишь ее во вьюках? — спросила девушка.
Ганс озадаченно моргнул, продолжая размышлять о том, что же означают загадочные слова «не делать ничего, чтобы заработать деньги», но не стал возобновлять спор, который Мигнариал, судя по всему, считала уже решенным.
— Э-э.., я положу ее под матрас. Но…
— Я сделаю это сама. О милый, это чудесный матрас! Он так плотно набит и потому упругий и мягкий одновременно!
Склонившись над кроватью и опираясь обеими руками о матрас, девушка подняла взгляд на Ганса. Ганс слегка опешил. Судя по всему, этот лукаво-призывный взгляд она переняла у него. Но дело было не только в этом. Глаза Ганса были направлены в вырез кофточки Мигнариал. Однако смотрел он отнюдь не на спрятанные там монеты.
— Я всю дорогу только и мечтал о нормальной постели. Разве я не говорил тебе этого? — промурлыкал Ганс. — Теперь у нас есть настоящая постель. И чем же мы занимаемся? Я снова рычу на тебя.
— О Ганс, ты вовсе не рычишь. Ты просто…
— Умолкни, женщина, — произнес Ганс каким-то не своим голосом, — и снимай одежки. Эту кровать нужно проверить.
— Да, мой господин.
Упругий матрас показал все, на что был способен.
Когда юная чета спустилась к обеду в общий зал «Зеленого Гуся», супруга Кулны, Чонди, слегка пихнула мужа локтем в бок. Ганс и Мигнариал буквально сияли от счастья. Склонив голову набок, толстуха Чонди смотрела на них чуть затуманенными глазами. То ли она улыбалась, то ли взгрустнула, то ли просто задумалась о чем-то своем — сказать было трудно.
Тем временем Ганс и Мигнариал, в свою очередь, рассматривали жену Кулны и пухленькую хозяйскую дочь Чири, принесшую им обед. За столами сидели еще несколько посетителей, вкушавших яства и напитки. Семеро мужчин и две женщины, еще более толстые, чем Чири. Большинство посетителей мужского пола заигрывали с хозяйской дочкой, однако предпочитали держать руки при себе. В конце концов здесь был ее отец, который отнюдь не выглядел слабаком и заморышем.
Ганс отметил, что в «Зеленом Гусе» было тише, нежели в тех трактирах, которые он посещал в Санктуарии. Однако он не стал делиться своими наблюдениями с Мигнариал — в конечном итоге опыт его знакомства с такого рода заведениями ограничивался дешевыми кабаками.