Поэтому, ничуть не взволновавшись и не расстроившись, Павел помянул про себя, в чем разница между трамваем и автомобилем. Трамвай, может резать людей только на рельсах, автомобиль же, давит всех подряд по всей улице. Рассуждая об этих отвлеченных материях, он отворил дверь старинного одноэтажного дома, выкрашенного синькой, с цокольным этажом плавно переходящим в подвал. Перед ним открылась небольшая площадка с двумя деревянными лестницами. Одна из них, вела наверх, мимо охранника в камуфляже с пистолетом на боку в кабинет Поганевича, а другая, в подвал, где Павел вел прием больных.
По скрипучим деревянным ступеням, оббитым железными уголками, отполированными до блеска множеством подошв, Павел спустился в подвал. Атмосфера печали царила в этом подземелье, она была осязаемо гнетуща, густа и липуча, как смола. По обе стороны длинной кишки коридора, в темных нишах виднелись низкие дверцы кабинетов народных целителей, подле которых на деревянных скамьях сидели посетители. От света тусклых электрических лампочек накаливания казалось, что все они больны желтухой. Нависший низко над головой потолок и выкрашенные желтой масленой краской стены, вытертые до проплешин спинами посетителей, довершали удручающий интерьер.
Привычно споткнувшись о высокую ступень при входе, Павел направился в свой кабинет. Зимой в нем было холодно, как в могиле, а летом, душно и сыро, как в склепе. Ступая по гнилым половицам подвала, которые прогибались даже под весом кота, он повстречался со своим коллегой по фамилии Цихоцкий и поздоровался с ним на ходу. Откинув туловище назад, Цихоцкий посмотрел на Павла свысока, хотя был на голову ниже его, и с величайшим достоинством едва заметно кивнул в ответ.
Оглянувшись на ходу, Павел заметил как Цихоцкий, торжественно продефилировав мимо него с величаво оттопыренным задом, тотчас же воровато взглянул на часы и, семеня на толстых ногах, заспешил в свой кабинет. Точно, доложит Поганевичу, на сколько минут опоздал, подумал Павел. Цихоцкий был глаза и уши президента ассоциации Поганевича и, как токсикоман, всегда пользовался «моментом», чтобы выслужиться. «Маленькие неудачи всегда предвещают неудачный день», ‒ отчего-то подумалось Павлу.
Мирослав Богданович Цихоцкий врачевал тех, кто в том нуждался, коррекцией биополя. На доске объявлений с информацией для посетителей он значился, как «специалист по биоэнергетике и диагностике кармических проблем». В листовках же, которые Цихоцкий тайком раздавал посетителям, было написано, что он «потомственный колдун и всемирно признанный специалист по лечению облысения, онкологических и раковых заболеваний». Кроме прочего, там указывалось, что он является почетным членом американской академии. По «нечетным», он оставался обычным Цихоцким.
Цихоцкий был низкого роста, широкий в крестце с пышными окороками. Его фигура напоминала грушу широким концом вниз. В толстых ляжках и ягодицах Мирослава Богдановича было что-то противоречившее его паспортному полу. Лицо его блестело кожным салом, как будто из него сочился жир. Между толстых щек, торчал нос крючком, а в щелях жировых складок метались беспокойные глазки. Понять, какого они цвета было невозможно, слишком быстро они бегали. Всегда полузакрытые верхние веки придавали ему сонный вид, но наружность его была обманчива. Мирослав Богданович проявлял нешуточный темперамент, когда это касалось его интересов. Мокрый рот, с непропорционально маленькой нижней челюстью, у него был постоянно полуоткрыт из-за длинных передних зубов.
Чтобы прикрыть лысеющее темя, Мирослав Богданович зачесывал волосы с затылка на лоб. Это приводило к тому, что по бокам его лысины болтались вечно растрепанные волосы похожие на паклю. Из-за клочьев этой пакли о нем говорили, что он самый лохматый из лысых. Когда Мирослав Богданович начинал говорить быстро, а говорил он быстро всегда, понять его было невозможно. Пытаясь что-то сказать, Мирослав Богданович мог только плеваться. Посетителям это очень нравилось, они считали, что Мирослав Богданович настолько умнее их, что уразуметь то, о чем он говорит дано не каждому. Павел однажды слышал, как уборщица Люся, подметая сухим веником коридор и заодно перемывая кости целителям их ассоциации, говорила о Цихоцком престарелому охраннику Федосеевичу:
‒ А этот, ледащий… Ну, тот, кислоокий, Цихоцкий, вообще последний из никудышных. А дай ему волю, всю землю прогрызет навсквозь до магмы и все рассует себе по карманам.
Меткая характеристика, отметил про себя Павел. При этом он понимал, что внешность человек не выбирает, чем наделила его природа, тем и приходится довольствоваться. Но у Мирослава Богдановича неказистая наружность сочеталась с воистину скотской бессовестностью. В народные целители он подался из торговли, где поднаторел в специфическом шельмовстве торгаша. Павел относился к нему снисходительно, потому как Цихоцкий был безнадежно болен, и болезнь его называлась: «Ненасытность». Цихоцкому всегда всего было мало. Впрочем, он не догадывался о своем неизлечимом недуге и от этого не страдал.
Кроме того что Мирослав Богданович «выправлял» биополе, он еще торговал и таинственными порошками от всех болезней собственного приготовления, которыми лечил решительно все: от рака, до поноса. При всяком удобном случае Мирослав Богданович расхваливал свои целительские способности и чудотворную силу своих порошков, которые были похожи на обычный мел.
‒ Мой зять, муж моей Бэллочки, типичный гой, прохвост, каких свет не видывал, – рассказывал Мирослав Богданович своим особо доверенным сослуживцам, секретарше Поганевича Элле Кац и народной целительнице Римме Марковне Почесухе.
Римма Марковна была эдаким шумливым, семидесятилетним сорванцом бывшего женского пола, с ласковым голоском и колючими, как иглы бесцветными глазками. Пронырливая и егозливая, эта льстивая кикимора была самой что ни есть пакостной сплетницей, неутомимой вдохновительницей склок и затяжных скандалов среди сослуживцев. До всего ей было дело и во все-то она совалась, словом, каждой дырке затычка. «Лучший метод сберечь здоровье зубов ‒ не совать нос не в свои дела», ‒ глядя на нее, придумал эффективный способ профилактики выпадения зубов Павел. А об Элле Кац речь пойдет позже.
‒ Пьяный во сне каждый раз орал. Все ему погромы мерещились, хоть он и гой… – недоуменно пожимал пухлыми плечами Мирослав Богданович, ‒ А как попринимал мои порошочки, больше не орет, как отрезало. И пить перестал, зато разводиться собрался, подлец!
Эти порошки Мирослав Богданович собственноручно изготавливал из белой глины, которую набирал из отвалов вырытого во дворе своего дома котлована под очередную многоэтажку. Что будет, когда строительство закончится, и кладезь чудодейственного снадобья иссякнет, он не задумывался. Мирослав Богданович никогда не думал об отвлеченных предметах, его целеустремленности позавидовала бы торпеда.
И занимался Мирослав Богданович исключительно тем, что с ловкостью, граничащей с колдовством, выманивал деньги у доверчивых посетителей. За деньги Мирослав Богданович готов был на все, продал бы мать родную, жену, детей, соседей, их ближайших родственников и домашних животных. Очередность, разумеется, варьировала в зависимости от цены, в этом отношении никто бы не посмел упрекнуть Мирослава Богдановича в беспринципности.
Павел однажды присутствовал при том, как Цихоцкий за один сеанс путем загадочных пассов и шептания вылечил одну пациентку от «рака в животе», такой сокрушительный диагноз поставил ей Мирослав Богданович, «камней в печенке» да вдобавок еще и от «сглаза», от которого приключились все эти напасти.
– Как рак?! – услышав жуткую новость, вскричала ошарашенная пациентка, – Вы же в прошлый раз говорили, что у меня камни в печени?
– Все правильно! Я и сейчас этого не отрицаю! – клокоча и брызгая слюной, оскорбился Мирослав Богданович. От негодования у него даже вспотела глубокая складка под вторым подбородком. – Я кажется русским языком вам объясняю, там… ‒ запнулся Мирослав Богданович, не зная, что сказать, но быстро нашелся. ‒ Там, у вас, в вашей печенке камни, а под ними рак!
Надо признать, что Мирослав Богданович отличался способностью находить простые решения для самых сложных задач. Быстро вылечив больную от рака, сглаза и камней в печени при помощи тех же самых пассов и шептания, для закрепления целебного эффекта, кроме подотчетной платы за «сеанс биоэнергетической диагностики и лечения», он продал ей десять своих порошков.
– А от тараканов у вас ничего нету? – поинтересовалась чудом исцеленная печеночница, не желавшая так быстро расставаться со своим спасителем. Не исключено, что ей было жалко мгновенно потерянных денег.
– А как же, есть, – с готовностью отозвался Мирослав Богданович. – Вот, возьмите эти порошочки, – и он достал из того же ящика стола с десяток своих чудотворных порошков. – Разбросайте их там… Ну, там, где они у вас бегают. Только разбрасывать их надо строго по часовой стрелке – с заметной усталостью порекомендовал Мирослав Богданович.
– Э-э, нет! – вспомнив важную деталь, спохватился Мирослав Богданович.
Как известно, краткость сестра таланта, но мачеха гонорара. И уже закончив давать указания, Мирослав Богданович принялся плюсовать.
– Тут необходимо уточнить, какие у вас тараканы, большие или маленькие? – спросил Мирослав Богданович настороженно, как ящер, разглядывая посетительницу своими сонными глазами.
– Большие, – застенчиво ответила излеченная.
– Боль-ш-ие… – затухающим эхом откликнулся Мирослав Богданович. – Так почему вы сразу об этом не говорите?! Ну, что за люди! Как маленькие дети, честное слово! – скорчив плаксивую мину, театрально застонал Мирослав Богданович с видом человека истерзанного возней с тупицами. Свисающая с потолка лампочка нимбом сияла над его лысиной, а второй подбородок от возмущения маятником раскачивался из стороны в сторону.
Мирослав Богданович попытался заламывать руки с сардельками пальцев, но у него не получилось, то ли слишком тесным был пиджак, то ли чересчур толстыми руки. У раздобревшего на фаршированных гусиных шейках Цихоцкого между лопаток вырос жировой горб. А быть может, всему виной были котлетки из куриного бейлека? С этих котлет только начни, возьмешь одну, не оторвешься, и пошло-поехало, но как же подло они добавляют вес.