— Давай с тобой меняться,— пояснил Шон.— Я рассказал тебе свою историю, а теперь ты расскажи мне свою. Что за противный лжец? Что за город? Почему ты должна была оттуда убраться?
— Ничего особенного…— Девушка снова пошла по тропе, ведущей к лесу. Одинокий Путник последовал за ней.— Город Мален на берегу моря Запада, недалеко от Мессантии,— там я прожила почти целую луну. И надо же было такому случиться: в первый же день мне удалось поссориться с самим градоправителем! Но я не виновата — он бросился под копыта моего коня как умалишенный! А потом начал болтать на каждом углу, что меня подослали злокозненные немедийцы с приказом убить его, великого Шлома… Xa! Да кому нужен он и его крошечный поганый городишко! Ты бывал там когда-нибудь, Одинокий Путник?
— Нет. Но я проходил мимо.
— Мимо неинтересно,— махнула тонкой рукой Рыжая Соня.— В Малене надо пожить, чтобы потом наконец уйти из него и быть счастливым от одной лишь мысли, что больше никогда туда не вернешься. Это обитель моряков, половина из которых — пираты. Они злобны и недоверчивы; они так и норовят украсть кусок хлеба с твоего стола, даже если сами вот только что наелись досыта; их рты — это задница Нергала, потому что оттуда сыплется одно дерьмо; они… Нет, не смотри на меня так, мой друг. Они не сделали мне ничего плохого. Разве что не помогли, когда мне пришлось туго… Но за это я их не виню. Я знаю и знала всегда: в этом мире никто никому ничего не должен. Почему ты улыбаешься?
— Ты назвала меня другом?
— Да… Или нет?
— Да.
— С тобой мне просто и легко, Одинокий Путник, и я бы хотела назвать тебя другом, но…
— Не продолжай. Я понимаю тебя. Так что там пираты и градоправитель Шлом?
— Шлом… Вот дерьмо… С тех пор как он повалялся под копытами моего буланого, он не давал мне и мига покоя. Дважды он подсылал ко мне убийц, трижды он пытался меня отравить, четырежды он подстраивал мне ловушки (ну, знаешь, нечто вроде красивых юношей в клетках или жалобно стенающих девушек, закованных в кандалы,— если б я только подошла к ним на шаг, меня тут же схватили бы и посадили в темницу за содействие преступникам). Уже и не говорю о том, что вокруг меня постоянно бродили соглядатаи, горячо надеясь на то, что я проговорюсь за кружкой вина и выдам страшную тайну заговора против кретина Шлома. В общем, всякий вздор… Да о чем тут рассказывать? Они там все с ума посходили от скуки, вот и привязались ко мне. Спустя три четверти луны я устала от их происков и решила уехать. Перед воротами, словно почуяв свободу, мой конь перешел с шага на галоп. Да я и сама готова была припустить что есть мочи, только бы подальше отсюда… Поэтому дикая ярость переполнила меня, когда я увидела с десяток стражников, загородивших мне путь. Они стояли, не двигаясь, и усмехались, нагло глядя на меня. Я выхватила меч. Наверняка то была бы хорошая драка, если б вперед вдруг не выступил один из них и не сказал мне: «Нас послал градоправитель Шлом. Он приносит тебе тысячу извинений и еще одно в придачу. Он признает, что виноват перед тобой. Он просит тебя простить его и разделить нынешним вечером его скромную трапезу».
Я удивилась. До того Шлом вел себя омерзительно — коварно, настырно и очень утомляюще. Может ли быть, что он осознал всю низость такого поведения? Скажу тебе сразу, Одинокий Путник, но ты не смейся надо мной: в том городе волею судеб я оказалась случайно и совсем без денег; я голодала; ночами мне снились жареные петухи и запеченные в тесте жаворонки. Вот почему я приняла приглашение этого чудовища. Я просто безумно хотела есть. Ты все-таки смеешься?
— Этой ночью мне тоже снился жареный петух,— вывернулся Шон, делая серьезное лицо.
— Глупо,— продолжала Соня — Глупо, но я не смогла устоять. Я на миг лишь представила себе все яства, которыми меня будут потчевать во дворце градоправителя, и тут же согласилась остаться в городе еще на день.
Мне бы стоило задуматься, с какой стати Шлом вдруг пожелал, чтобы я не уезжала из Малена. Ведь до этого он приложил столько усилий, пытаясь прогнать меня прочь!.. Глупо! Я и сама признаю, что вела себя глупо…
Вечером, за трапезой, он снова вздумал меня отравить, но я спокойно предложила ему отведать пищу с моего блюда прежде, чем я начну есть. Тогда он так же спокойно приказал слуге заменить на столе все. После того как его приказ был выполнен, он понемножку отъел с каждого блюда и отпил из каждого кубка. Трапеза началась.
Он завел обычную светскую беседу: ругал погоду, жаловался на нерадивых слуг, задавал мне вопросы о моей родине, моих родителях, моем происхождении и образовании. Я отвечала. И вдруг он сказал: «Прости меня, девушка, но я должен тебе признаться… Во дворце я держу пару звездочетов, и за несколько дней до твоего появления в моем городе они предсказали мне, что я погибну от рук юной прекрасной воительницы, которая в скором времени прибудет в Мален. Я хотел сделать твою смерть легкой, отравив тебя (как будто это легкая смерть! правда, смешно, Одинокий Путник? что ты не смеешься?). Но ты оказалась слишком проницательна. Посему я убью тебя откровенно». Представь, он так и сказал: «Я убью тебя откровенно»!
Я оглянулась. Вокруг с сумрачными лицами стояли его воины. Их было человек пятнадцать, а может, больше — я не стала считать. Я спросила лишь: «Зачем же ты вернул меня, когда я хотела уехать? Мы никогда бы не встретились с тобой, и предсказание не исполнилось бы». Он ответил, что сие никому не известно, и он сможет радоваться жизни только после того, как узрит мое бездыханное тело. Я выхватила меч…
Схватка была недолгой. Его воины не ожидали, что я окажусь серьезным противником, а потому в первые же мгновения я убила четверых. Тогда они окружили меня и начали сужать кольцо… Поистине, в тот день удача была на моей стороне. Я взмахнула мечом, и огромный бородатый воин рухнул у моих ног. Не успели остальные, рыча от ярости, вновь сомкнуть кольцо, как я увидела Шлома, уходящего из зала. Я прыгнула на спину убитого мной бородача, оттолкнула того, кто кинулся на меня слева, ударила клинком того, кто лез справа, и в три прыжка догнала мерзкого градоправителя. Конечно, я понимала: вряд ли мне удастся выбраться из дворца живой. Но сейчас у меня появилась надежда.
Схватив Шлома за ворот, я приставила острие меча к его шее и крикнула всем: «Не подходите! Иначе я убью его!» Они замерли. Волоча за собой хрипящего хорька, я спустилась по лестнице на второй этаж, затем на первый… Они шли за мной, не спуская с меня глаз. Они ждали одного моего неверного движения, готовые броситься ко мне, вырвать из моих рук своего повелителя и изрубить меня на куски… Но в те мгновения я имела сто глаз и тысячу чувств — как только сбоку, из-под лестницы, на меня прыгнул один из них, я тотчас слегка полоснула мечом по горлу Шлома. Он даже не ощутил пореза, зато они увидели струйку его крови и снова остановились. Я отшвырнула того смельчака, пнула Шлома, который от страха уже едва передвигал ноги, и побежала к выходу.
Признаюсь тебе, я хотела вывезти градоправителя из Малена, заколоть его и умчаться прочь. Наверное, я так и поступила бы, тем самым в точности исполнив предсказание звездочетов, однако тут Шлом вдруг открыл пасть и проскрипел: «Ты хочешь найти своего брата?» Невзирая на смертельную опасность, я ответила ему: «Да. Что ты знаешь о нем?» Мой конь в тревоге бил копытом и мотал головой; преследователи медленно приближались; звезды отражались в зеркале клинков; а я стояла и слушала бормотанье этого ублюдка… Вот тогда он и сказал: «Отпусти меня, и я назову тебе имя мудреца, способного найти в море каплю пресной воды, а в лесу лист, занесенный ветром издалека». Я недолго думала. «Говори,— приказала я, отступая на шаг назад.— Даю слово Рыжей Сони, что не трону тебя и тотчас уеду».
Я сдержала слово. Как только он назвал мне имя и город, я оттолкнула его, вскочила на своего верного коня и пустилась вскачь — один лишь ветер смог бы догнать меня!
Вот и вся история, Одинокий Путник. Она проста и совсем скучна.
— Значит, тот провидец живет в Асгалуне?
— Да.
— Что ж, будем надеяться, что Шлом не обманул тебя.
Соня промолчала.
По этой узкой прямой дороге, усыпанной сухими ветками и прошлогодними листьями, давно никто не ходил. Лес по обеим ее сторонам был зелен и густ; толстые стволы вековых деревьев перемежались с высокой травой и молодыми побегами; изредка из дальней глуши раздавался птичий вскрик, звериный короткий рык, быстрый шорох — спутники не останавливались и не прислушивались. Они спокойно шагали, вороша ногами ломкие листья; их лица были хмуры, а взоры темны — мрачные думы вдруг одолели обоих.
Но вот пролетела сойка, крылом едва не задев короны волос Рыжей Сони, потом под сандалиями Одинокого Путника треснула сухая палка, и эти приметы живой, не посторонней жизни вернули дыханию и мыслям легкость и простоту.
— Дорога кажется мне бесконечной,— сказала девушка, прервав наконец долгое молчание.— Она везде одинакова, как солнечный луч.
— Четверть мы уже прошли,— откликнулся Шон.
Прежде и он ловил себя на странном ощущении бесконечности сего пути. Соня поняла точно так же: солнечный луч, имеющий начало, но не имеющий конца,— таковой и представлялась эта лесная дорога; не разумом, конечно, но чувствами. Шон хотел было сообщить о своих измышлениях спутнице, но смолчал — о многом пока еще рано было говорить.
— Всего четверть? — Соня вздохнула.— Нергал меня побери, если мне нравится такая скука! Каждый шаг похож на предыдущий и на следующий! То ли дело тропа в горах — никогда не знаешь, где споткнешься, а где упадешь!
Шон не выдержал, рассмеялся.
— А тебе хотелось бы споткнуться и упасть?
— Чушь! — Соня сердито отбросила со лба золотую прядь.— Ну что за чушь, Одинокий Путник! Конечно, я не хочу падать! Я просто…
Она вдруг остановилась, замерла, чутко прислушиваясь к тишине леса. Шон не слышал ничего, но и он насторожился; улыбка в миг исчезла с его губ. Чутье бывалого путешественника не могло подвести: навстречу им, по той же дороге, шел или ехал человек — может быть, не один. То был явно не мирный торговец и не простой бродяга, иначе Шон не почувствовал бы его издалека. Рука сама потянулась к поясу, на котором висел короткий, незаметный под широкой рубахой меч в потертых дырявых ножнах из грубой материи.