– Хорошо, Дик, – со вздохом сказал он. – Вот они. Адмирал МакЛейн решил прислать заодно и свой график.
– В самом деле? Отлично! – воскликнул Эстон. – Я всегда знал, что ты умеешь говорить убедительно!
Он взял электроэнцефалограммы и, к удивлению Морриса (хотя тот не понимал, каким образом у него еще сохранилась способность удивляться), передал их девушке.
– Держи, Мила, – сказал он, и Моррис постарался не показать, как он поражен необычной нежностью, звучавшей в голосе Эстона. Неужели он?.. Нет-нет! Сама мысль об этом была бы абсурдом.
Девушка, сидевшая на койке, скрестила ноги и положила развернутые электроэнцефалограммы на колени. Больше всего она напоминала Моррису подростка-скаута, решившего заняться оригами, вот только ее гладкое юное лицо было слишком сосредоточенным. Она поводила розовым пальчиком по графику, явно отыскивая что-то, затем отложила его в сторону и принялась исследовать следующий. Потом третий. Затем она подняла голову и взглянула на Эстона со вздохом облегчения. Ее глаза радостно сверкнули:
– Отлично, – сказала она. – Все трое подходят.
– Слава богу! – пробормотал Эстон и опустился на стул, стоявший у кровати. Моррис с недоумением смотрел, как тот потирает свою лысину. Ему уже доводилось видеть этот жест Эстона, но он не замечал, чтобы его сильные пальцы при этом дрожали. Даже после боя в Аммане.
– Дик!
Реакция друзей вернула Эстона к реальности. Было очевидно, что они испытывают сильнейшую досаду из-за отсутствия информации.
– Извини, Мордехай. – Эстон заставил себя улыбнуться. – Тебе будет приятно узнать, что вы оба, и адмирал МакЛейн тоже, принадлежите к группе избранных. Тех. кому можно поведать обо всем. Садитесь.
Он указал на стулья, едва умещавшиеся в тесной каюте, и офицеры разведки молча уселись, переглянувшись и во все глаза уставившись на Эстона.
– Должен сообщить, – медленно произнес Эстон, – что на нашу территорию случилось вторжение.
Увидев, как оба напряглись, он снова улыбнулся усталой улыбкой.
– Это произошло дважды. Сначала к нам пришли плохие ребята, а потом хорошие. К сожалению, у плохих ребят преимущество в силе, и если мы не придумаем, как изменить ситуацию, то окажемся в чертовски скверном положении.
Оба гостя внимательнейшим образом следили за речью Эстона, и абсурдность происходящего забавляла его. Он подавил в себе желание захихикать, вызванное, вероятнее всего, усталостью, и откашлялся.
– Капитан Моррис, лейтенант-коммандер Гастингс, позвольте познакомить вас с хорошими ребятами, – продолжал он и указал на Людмилу. – Полковник Людмила Леонова, прошу любить и жаловать. Нет, она не русская, – поспешно добавил он, прочитав это предположение в глазах обоих слушателей и вспомнив, как он сам отреагировал впервые на это имя. И вновь ему захотелось рассмеяться, но он пересилил себя. – Она даже не землянка. Видите ли, она прилетела из системы Сигмы Дракона…
– …такая вот история, – часа через три закончил свой рассказ Эстон, и оба офицера разведки одновременно покачали головами. То, что поведали им Эстон и Людмила, было невероятно, абсурдно, немыслимо… И тем не менее это было похоже на правду.
– Боже мой, – негромко произнес Моррис, открыв рот впервые за последние полчаса. – Боже мой!
– Аминь, – откликнулась Гастингс так же тихо, и вид у нее был донельзя встревоженный. Несколько мгновений она сосредоточенно потирала кончик носа, а потом бросила пронзительный взгляд на Леонову:
– Простите, полковник… – начала она.
– Пожалуйста, называйте меня просто Людмила. Или Мила, – перебила ее Леонова.
– Хорошо, Людмила, – согласилась Гастингс. – ужасно хочется задать вам два вопроса.
– Только два? – спросила Людмила со странной улыбкой.
– Эти два – самые срочные, – сказала Гастингс, едва заметно улыбнувшись в ответ. – Первый – и самый важный – вопрос касается вашего симбиота… Вы говорите, что он передается при переливании крови?
– Да.
– В таком случае я думаю, что мы столкнемся с проблемой, – негромко сказала Гастингс. – И, возможно, очень серьезной.
Людмила вопросительно приподняла брови, приглашая ее продолжать.
– Комары, – тихо произнесла Гастингс и почувствовала, как напрягся Моррис.
– Не волнуйтесь, – быстро ответила Людмила. – Поверьте, «нормальные» люди моей эпохи опасались того же самого, но мы не обнаружили ни одного случая передачи симбиота через насекомых.
– Почему? – резко спросила Гастингс.
– По двум причинам, – невозмутимо ответила Людмила. – Во-первых, нашему симбиоту укусы насекомых не по нраву: он выделяет нечто вроде естественного репеллента. Вторая причина существеннее: человек, инфицированный симбиотом, в среднем достигает критической стадии заболевания примерно за двенадцать часов, но на другие формы жизни симбиот воздействует значительно быстрее, и выжить им не удается. Любое насекомое, которое меня укусит, погибнет раньше, чем вытащит свой хоботок из моей кожи. И уж во всяком случае не проживет столько, чтобы успеть передать симбиот кому бы то ни было.
– Вот как… – Гастингс на мгновение задумалась, затем кивнула. – А как же насекомые на вашей родной планете? – с любопытством спросила она. – Ведь они обладают иммунитетом к симбиоту, так как состоят из другого набора аминокислот?
– Коммандер Гастингс, – ласково проговорила Людмила, – Мидгард привлекает туристов, в частности, тем, что местные насекомые не любят вкуса человеческой крови.
– Да, это в самом деле звучит заманчиво, – с улыбкой согласилась Гастингс, и Людмила поняла, что настроение у нее улучшается. В этой улыбке она прочла не только доверие, но и веселье. Какое-то мгновение Людмила опасалась, что Гастингс начнет относиться к ней с параноидальным страхом. В свое время она не раз сталкивалась с таким отношением к себе, хотя причин для этого было не в пример меньше, чем теперь.
– Но у вас, кажется, было два вопроса? – напомнила Людмила через минуту.
– Да-да. Я, конечно, не специалист в этой области, но мне пришло в голову, что вся эта история представляет собой… гм… причинно-следственный кошмар.
– Я с вами полностью согласна, – искренне сказала Людмила.
– Так вот – если мы вообще принимаем причинность, то, мне кажется, перед нами расхождение интерпретаций копенгагенской школы и школы множественных миров, – сказала Гастингс. – Весь вопрос в том, что происходит, когда суперпозиция сходится и…
– Джейн, – строго перебил Моррис, – я тебя предупреждал: не говори слишком умно!
– Не мешай, Мордехай! – огрызнулась его непочтительная помощница, однако все-таки замолчала на мгновение. – Ладно, говоря попросту, проблема в том, каким образом полковник Леонова, я хочу сказать, Людмила, и это чудовище, тролль, могут изменить собственное прошлое. На первый взгляд, эта идея совершенно опровергает понятие причинности.
– Это что, старый парадокс: «может ли путешественник во времени убить своего дедушку»? – задумчиво спросил Моррис.
– Более или менее. Дело в том, что происходящее сейчас является серьезным изменением истории. Людмила, имелись в ваше время какие-то сведения о том, что произошло с двадцать третьим оперативным соединением?
– Нет. А так как моим хобби была военная история, то, поверьте, я непременно знала бы об этом. Знала бы, если бы существовали какие-либо сообщения о твердо установленном факте нападения НЛО на вооруженные силы какой-либо земной страны.
– Таким образом, в вашей истории уже произошел заметный сдвиг, – отметила Гастингс. – И, надо думать, усилия, которые мы предпримем, чтобы что-то сделать с вашим троллем, значительно усилят этот эффект. И, кстати, теперь мы знаем, что существуют канги. А зная это, мы можем с уверенностью предположить, что в будущем мы подготовимся к встрече с ними более серьезно, чем это «было» в вашем прошлом. В результате чего ваш мир вообще не состоится!
– Я это знаю, – негромко сказала Людмила.
– Но если ваш мир не будет существовать, то вы в нем никогда не родитесь, а если вас не будет, то как раз ваш мир и станет реальностью, – медленно произнес Моррис, потирая лоб в мучительном раздумье. – Замкнутый круг.
– Именно тут и вступает в игру теория множественности миров, – сказала Гастингс. – Но если Эверетт был прав… – Она покачала головой. – Не знаю даже, какие вопросы тут нужно ставить, а уж каковы могут быть ответы, даже и отдаленно представить себе не могу!
– Это никому не известно и там, откуда я сюда попала, – сухо отметила Людмила. – Послушайте: теоретическое обоснование трансляции Такешиты – не более чем голая теория. Никто никогда не пытался ее осуществить – во всяком случае, никто не вернулся после, чтобы рассказать, чем дело кончилось, а споры о том, какие явления имеют место быть в момент перехода, продолжаются уже полтора столетия.
Джейн, вы упомянули о копенгагенской школе и теории множественности миров. Мы уже давно не пользуемся этой терминологией, но я понимаю, о чем вы говорите. И должна сказать, что главная проблема так и не решена, потому что нет никакого способа проверить правильность этих теорий.
Эстон и Моррис выразили на своих лицах полнейшее недоумение, и она недовольно поморщилась.
– Потерпите еще минутку, – сказала она, – и я попытаюсь объяснить то, как я сама это понимаю, идет?
Эстон с Моррисом кивнули, и Людмила продолжила:
– Джейн говорит об одной из самых серьезных проблем квантовой механики. С двадцать первого века наука значительно продвинулась вперед, но я ведь всего лишь пилот истребителя…
В общем, спор идет о том, что со времен Эйнштейна мы любовно называем «реальностью». По мнению математиков, любое возможное взаимодействие – точнее, результат любого возможного взаимодействия – является суперпозицией функций, каждая из которых представляет один из возможных исходов взаимодействия. Вы пока следите?
– Ты хочешь сказать, что, с точки зрения математики, любой исход в равной степени возможен?