— Поздравляю вас, дети мои! Поздравляю! Это так неожиданно… И так хорошо!
— Что хорошо, то хорошо, — соглашалась с ним Антонина Петровна. — Просто прекрасно!
Она молниеносно накрыла на стол, взмахнув скатертью и подняв в воздух пылинки, которые ускользнули от мощного пылесоса. Словно по волшебству появились шампанское в ведерке, натертые до скрипа бокалы и домашние пирожные с кокосовым кремом.
— Ну-с, за вас, молодежь! — провозгласил Леонид Иннокентьевич и высоко поднял свой бокал. — За ваше счастье!
Глеб никогда в жизни не встречал человека более обманчивой внешности. Иннокентий Горюнов, влиятельный бизнесмен и политик, выглядел как профессор-неудачник, подрабатывающий написанием левых дипломов. И только когда он снимал очки, становилось ясно, что некоторых аистов можно смело причислить к отряду хищных птиц.
Когда они чокались, стало заметно, что у Антонины Петровны слегка дрожат руки. Схватив салфетку, она промокнула испарину, выступившую на лбу и над верхней губой.
Глебу казалось естественным, что родители невесты нервничают и то и дело многозначительно переглядываются. Единственная любимая дочь собирается улететь из родного гнезда, это ли не событие? Ледяное шампанское не охладило его пыл и даже слегка вскружило голову. Он испытывал удовлетворение, да. Именно так все и должно было случиться. Женитьба — это серьезный шаг, и выбирать жену нужно с умом. Он и выбрал с умом. У них с Даной все получилось легко. Никаких непреодолимых препятствий, ночей, полных лихорадочной страсти, побегов на край света, душераздирающих сцен, никаких поспешных решений. О таком можно только мечтать. Не всякому мужчине удается в жизни избежать дурацких ошибок, совершенных под влиянием тестостерона.
Дана держала Глеба за руку и постоянно поглядывала на него с новой, только что рожденной улыбкой, какой раньше он никогда у нее не видел. «Она меня любит», — подумал он удовлетворенно и только тут сообразил, что, когда делал предложение, ничего не сказал о своих собственных чувствах. Надо было сначала признаться в любви, а уж потом предлагать руку и сердце. Впрочем, Дана умная, она наверняка поняла, что он просто… просто разволновался!
— Да что же вы стоите?! Вы садитесь, садитесь, — засуетилась Антонина Петровна. Ее многоярусное платье заколыхалось. Глебу было приятно, что будущая теща так следит за собой. Прямо из дома, не переодеваясь, она может отправиться и на прием, и на именины. Красивый наряд, браслет, укладка… «С раннего утра и до позднего вечера она во всеоружии и готова к любым неожиданностям. Дочка вся в нее, — подумал он, сжав руку невесты. — Господи, как мне повезло-то! Дана никогда ни перед кем не выставит меня дураком».
В ту же секунду прошлое бросилось ему в лицо, завертевшись перед глазами обрывками воспоминаний, которые он всеми силами пытался вытеснить из памяти. Ему двенадцать лет. Огромный банкетный зал, растерянные лица гостей, красное от гнева лицо отца… Лучше бы он не видел, что произошло. Лучше бы накануне он заболел корью и остался дома, метался бы в горячке и ничего не знал. Дикая сцена до сих пор стояла перед его глазами, словно все случилось вчера. Он не мог от нее избавиться. Это был его самый страшный детский кошмар. Когда он рванул сквозь толпу к выходу, все смотрели на него с жалостью и испугом. Какая-то женщина попыталась удержать его, но он вырвался из ее рук, выскочил на улицу, скатился по мраморной лестнице и понесся, как заяц… В ночь, в пустоту, куда глаза глядят… Снова, как и много лет назад, ему стало душно от стыда, и он поморгал глазами, чтобы прогнать отпечатавшуюся в сознании картинку.
— Все нормально? — тихо спросил Леонид Иннокентьевич, тронув Глеба за локоть.
Темными глазами он ощупывал лицо будущего зятя, словно хирург, обдумывающий, как ловчее сделать первый надрез.
— Все просто прекрасно, — искренне ответил Глеб и широко улыбнулся: — Я немножко поглупел от радости.
— От радости можно. — Леонид Иннокентьевич ободряюще похлопал его по плечу. — И когда же состоится знаменательное событие? Может быть, Глеб, ты хочешь приурочить его к своему тридцатилетию? Два праздника в один день?
— Нет-нет, — покачал головой Глеб. — Я не очень люблю отмечать дни рождения. Вот свадьба — это настоящее большое событие.
— Папочка, мы еще ничего не обсуждали! — вмешалась Дана. — Глеб только что подарил мне кольцо. — Она грациозным жестом вытянула вперед руку, чтобы показать бриллиант. Тот послушно сверкнул благородным блеском. — И мы сразу поехали к вам.
От шампанского она раскраснелась и приложила к горящей щеке ледяной бокал. Потом одним движением распустила волосы и сделалась совершенно неотразимой. В голове Глеба, где-то на краю сознания, мелькнула мысль, что ему никогда, ни разу не хотелось запустить в эту золотистую копну пальцы. Их с Даной страсть с самого начала была контролируемой. Они проявляли чувства в урочном месте и в урочное время, и это казалось Глебу восхитительным.
Все его предыдущие пассии без исключения постоянно выводили его из себя бесстыдной демонстрацией чувств и приставанием на людях. Это их вечное хватание за руки, это нытье в ресторанах и на концертах: «Поцелуй меня! Обними меня! Ты мой и только мой! Ну, дай я тебя сама поцелую! Какие у тебя сладкие губки!» Еще они придумывали ему унизительно-ласковые прозвища, называя то малышулей, то кукусиком. Глеб не желал быть кукусиком.
Дана оказалась глотком пресной воды среди всех этих киселей и сиропов. Она была хорошо воспитана и умела держать себя в руках. Место нежностям — в постели. Мамино воспитание и папина выдержка. У него будет идеальная жена.
— Может быть, устроим семейный ужин? — неожиданно загорелась Антонина Петровна. — Экспромты иногда получаются удивительно удачными!
— Нет, мамочка, Глеб заказал столик в ресторане, нам надо все обговорить. Мы ведь еще ничего толком не обсудили!
— Да, нам хочется побыть вдвоем, — подал голос Глеб. — Поедем на такси, раз мы выпили.
— Конечно, поезжайте, — энергично поддержал их Леонид Иннокентьевич. — Мы вас благословляем и все такое…
— И все такое, — эхом подхватила его жена.
Входя в лифт, Дана помахала рукой, Глеб засмеялся и тоже помахал. Лифт уехал. Антонина Петровна захлопнула входную дверь, повернулась к мужу и посмотрела на него расширенными от страха глазами.
— Леня, что теперь будет? — спросила она убитым голосом.
— Ничего не будет, — свирепо ответил тот. — Только не начинай причитать, хорошо?
— Тебе не кажется, что надо его предупредить?
— Предупредить его? Собираешься предать собственную дочь?!
— Не предать, а защитить!
— Оставь ее в покое, — рявкнул Леонид Иннокентьевич. — У нее все отлично, разве не так?!
— Сейчас отлично…
— Тоня, мы просто не имеем права вмешиваться. Дана никогда нам этого не простит, никогда. Ты только посмотри, как она счастлива!
— Но…
— Никаких «но», или мы рассоримся, поняла?
Ссориться с мужем Антонина Петровна была не готова. Она горестно вздохнула и, прикусив губу, отправилась убирать со стола. Страх стелился за ней, словно шлейф духов, которыми она утром сбрызнула запястья.
— Подожди рыдать, объясни толком, что случилось!
Агата изо всех сил прижимала телефон к уху. Другое ухо пришлось заткнуть пальцем, чтобы хоть что-нибудь услышать: гул толпы и шум машин страшно мешали разговаривать.
— Он… Я… У меня неприятности! Кошмарные! — рыдала трубка голосом Светки Кареткиной.
— Ты никого не убила? — Агата была гораздо рассудительнее школьной подруги. — И ты сама не покалечена? Руки-ноги целы?
— Я не знаю, что мне дела-а-а-ать! — продолжала выть и всхлипывать трубка.
— Где ты находишься? — спросила Агата, шарахнувшись от велосипедиста, который пронесся мимо, подняв нешуточный ветер.
Только что прошел дождь, и на улице стало прохладнее. В воздухе еще висела мелкая водяная пыль, способная испортить любую прическу.
— Я еще на рабо-о-о-оте!
— Сиди там, я скоро приеду, поняла? Мне потребуется полчаса, чтобы до тебя добраться. Сиди и жди моего звонка. Ничего не предпринимай. Тебе нужно продержаться всего тридцать минут!
На самом деле добралась она гораздо быстрее, потому что всю дорогу почти бежала. Конечно, Светка Кареткина была нюней, но чтобы рыдать вот так, в голос? Вероятно, случилось что-то действительно ужасное.
Огромная автомобильная стоянка возле высотного офисного здания была уже наполовину пуста. У сотрудников большинства фирм рабочий день закончился почти сорок минут назад. Уехали начальники, разбрелись менеджеры, упорхнули секретарши…
— Ты все еще рыдаешь?! — поразилась Агата, набрав номер подруги и услышав все те же горестные всхлипы. — Представляю, на кого ты сейчас похожа! Вернее, не представляю, на кого ты похожа. Мне даже страшно это представить. Спускайся вниз, я жду тебя возле входа. Пойдем в соседнее кафе, выпьем горячего чаю с лимоном, и ты мне все расскажешь. А я дам тебе хороший совет. Я мастер давать советы, мне за это деньги платят. Действуй, вперед! Я поймаю тебя на улице.
Она спрятала телефон в сумочку и стала нервно расхаживать возле широкой стеклянной двери, из которой время от времени вываливался какой-нибудь припозднившийся клерк со следами компьютерной бледности на лице. Когда появилась Кареткина, Агата отступила на несколько шагов и прижала руку к груди:
— Мама дорогая! Я ожидала чего-то подобного, но это… Нет, я не ожидала ничего подобного. Ты выглядишь так, будто только что побывала в автомобильной мойке.
Она взяла подругу за руку и повлекла за собой.
— Он меня… — ревела Светка. — Он меня…
— Кто «он?» — задала главный вопрос Агата, остановившись и развернув подругу к себе лицом. Ее тон не обещал ничего хорошего.
— Босс! — Светка размазала остатки туши по щекам. — Он меня… Он меня…
— Поцеловал?
— Если бы! Этот подонок меня… Он меня…
— Изнасиловал?!
— Уволил!!
И Светка заревела так горько и самозабвенно, что через полминуты начала икать. Агата достала из своей объемистой сумки папку с клиентскими договорами и начала изо всех сил обмахивать этой папкой несчастную подругу. На подругу это никак не подействовало.