– Да пошел ты! – Я гордо поплелся в сторону метро, сплюнув в сторону Лехи. Он крикнул мне вслед пару ругательств, но я даже не хотел его слушать, поэтому ругательства мысленно отправил ему обратно.
Теперь Леха представлялся мне не человеком и другом, а переполненным злобой и ненавистью существом, что с радостью и без особых сожалений втаптывало меня в грязь. Душевная боль, которую причинил лучший друг, помогла вернуться в реальность. Я остановился у дорожного перехода – горел красный. И даже боль физическая не шла ни в какое сравнение с тем, как скребли на душе кошки…
Вот так я потерял единственного друга. Прокуренный воздух «тошниловки», несколько стопок водки натощак и «свидание» с кирпичной стеной. Прекрасный день – пятница.
Я ехал домой на маршрутке и то ли радовался, то ли грустил. Радовался от того, что подтвердил истинность своих видений. Хотя… Леха мог и приврать. Но слишком уж язвительно и злобно говорил он мне о флирте с Ольгой, с чувством явного мужского превосходства, которое сложно сделать напускным. Эдакий герой-любовник, рассказывающий о своих победах. Зная Леху столько лет, я был убежден, что он не лгал.
А еще во мне проснулась жалость к себе любимому. За что все это со мной? Почему я, а не… сосед Вася? И жалко было вовсе не свой распухший нос… Хотя и его тоже, совсем чуть-чуть.
Горькое чувство отречения от старой жизни навалилось бетонной плитой. Прощай «тошниловка», прощай детство, прощай Леха, прощай мир, каким я его знал раньше. В ту ночь я не спал, даже приняв снотворное.
Глава 6
Утром, едва рассвело, я заглянул в зеркало. Свет. Всепроникающий дикий яркий белый свет залил пространство комнаты, как только я встретился взглядом с собственным отражением. Я закрыл глаза, успокоился и вновь посмотрел в зеркало. Вместо привычного лика я увидел помятое и побитое лицо, воспаленные глаза от бессонной ночи вкупе с тревожными мыслями. Наверное, так и должно быть. Необходимо смириться и жить дальше, ведь жизнь не закончилась. Быть может, все только начинается… Такие малоутешительные мысли меня забавляли. А начинаться может не только хорошее, но и зачастую дурное, пугающее и страшное. Черная полоса приходит не постучавшись. Но я уже был готов – и к бессонным ночам, и к вынужденному одиночеству, и к неприятностям. Смогу ли я вообще общаться с людьми, зная, что у них за душой? От этой мысли легкая дрожь пробежала по телу.
Нужно кому-то открыться. Но эта идея сама по себе была утопией. Даже с самыми близкими людьми – родителями – я никогда не говорил откровенно, что уж до кого-то, пусть он даже аноним из сети. В современном мире про анонимность стоит давно забыть. Работа в компании, производящей программы-антивирусы, наложила отпечаток на мое отношение к конфиденциальности.
А завтра встреча с родителями. Меня даже испарина пробила. Сердце сжало в тисках страха. Родители мои – простые, ничем не выдающиеся обыватели. Я отвернулся от зеркала. Тоска смертная…
Мама работала бухгалтером. Профессия, с одной стороны, важная и нужная… Но с детства я знал, что бухгалтеры ничего не производят, не приносят благ обществу. В детстве меня удивляло, почему чья-то мама поработала и получился проект моста, а моя мама будто бездельничала – результата я увидеть не мог. Наверное, поэтому мнение о маме складывалось не самое лучшее. Я видел пустоту и в ее жизни, и в ее работе. Постоянная трескотня по телефону, какие-то бумажки, суета и сдача непонятных мне отчетов, которые никому не нужны. Она ненавидела свою работу, но продолжала скрепя сердце ходить на службу, срываясь на мне и отце. А если задерживалась, то становилась еще более уставшей и озлобленной. И в этой странной ее ненависти и невозможности сказать «нет» начальству я видел слабость, покорность обманщице-судьбе. К тому же мамины подруги и коллеги, такие же бухгалтеры, как она, создавали негативный образ всей профессии. В коллективе царили склоки, зависть и сплетни – все то, что я ненавидел всей душой. Общение же с подругами, даже школьными, часто перерастало в приступы зависти. Мать часто талдычила одно и то же по кругу целыми днями: «Галька опять купила новую машину», «У Наташки сын поступил в Финансовый», «Ольгин сын с золотой медалью окончил»… Говорила она это зло, с вызовом, пытаясь нас унизить. Она постоянно обвиняла отца в ее нищенской жизни, а меня – в ее постоянно плохом настроении. После таких разговоров мы подолгу сидели молча и расходились каждый по разным углам квартиры.
А отец? Отец был обычным шофером. Он не получил высшего образования, и единственное, что умел – крутить баранку. Еще в школе я всегда испытывал стыд, когда приходилось давать сведения о родителях. У Лехи отец, к примеру, был каким-то директором, и они всей семьей постоянно ездили отдыхать за границу, да и у других ребят отцы добились куда большего, чем мой. Лет пять назад мой отец устроился возить какого– то босса. Служба безопасности компании остановила выбор на нем ввиду несудимости его и родственников, наличию полной семьи, отсутствию тяги к алкоголю, а главное – паспорту с московской пропиской. Мой отец – исполнительный, молчаливый, покладистый – заступал «на смену», когда босс отправлялся по девочкам, и когда нужен просто курьер, чтобы отвезти документы.
Страшно подумать, что таилось в памяти моих родителей. Не удивился бы я, узнав, что отец выполнял и противозаконные поручения… Кроме того, родители могли скрывать что-то важное… касающееся меня, например. И лучше не знать правды, чем всю оставшуюся жизнь изображать ханжу.
В зеркало я больше не смотрел. Целый день зализывал раны – мазал их мазями, делал примочки и настраивал себя на веселый лад. Ведь будут расспросы: а что случилось, кто тебя побил, на тебе нет лица… У матери особое чутье на мое внутреннее состояние. Голова шла кругом от мыслей о предстоящем визите. Какую бы отговорку придумать, чтобы не идти? Только не поможет никакая отговорка. Кто бы мог подумать, что я буду набираться мужества и храбрости для встречи с родителями. Собрав волю в кулак, я стал тщательно обдумывать легенду, объясняющую мой неважный вид. Родичи ведь и вспомнить не смогут, когда их сын последний раз дрался. Я всегда сидел дома, делал уроки, пока мои одноклассники шастали по стройкам и соседним дворам в «поисках приключений». Правда, помню, как-то раз помяли мы с одним пареньком бока друг другу из-за какого-то пустяка. Но тогда я был уверен в завтрашнем дне. И хоть я не герой боевиков, но потрепанная фраза «до свадьбы заживет» сидела глубоко внутри.
Нынешняя же ситуация требовала от меня хорошей актерской игры – таланта, которым я не обладал. Мало того что я был побит, так и на душе кошки скребли. Банальные отговорки вряд ли сработают, но другого выхода не существовало. Должно быть, родичи почувствуют, узнают с помощью родительской интуиции ложь, станут настаивать на откровенном разговоре. Я был уверен, что так оно и будет.
Готовясь к встрече с родителями, я готовил себя к тотальному одиночеству, еще большему отдалению от них ввиду невозможности им открыться и вероятных откровений, что могли быть мною «увидены». Это просто новые реалии, с которыми приходилось считаться. Брать волю в кулак и идти вперед, что бы ни было дальше.
Нет, я не собирался закрываться от мира – более открытого человека, чем я, найти сложно. Я готов общаться, готов, как и раньше, бегать беззаботно в кино, да ив «тошниловку» пошел бы с удовольствием. Не моя вина в том, что сходить-то не с кем. Куда исчезла честная мужская дружба? А где прячется настоящая любовь? Вглядываясь в прошлое, я не находил ответа на свои вопросы. И даже если бы нашел… Окружающие только и делали, что лгали, завидовали, обманывали и совершали более тяжкие проступки, не смогли бы мне составить компанию хотя бы по одной веской причине: они считали свои поступки в порядке вещей, в то время как я считал их недостойными. Общаясь с такими людьми, нельзя избежать участи быть оболганным, обманутым, оклеветанным. Ах, если бы я поступал с друзьями и коллегами так же, как и они со мной и остальными, то жизнь была бы стократ проще, но я не видел нужды уподобляться большинству. Зачем? Личная выгода, карьерный рост, желание посмеяться или отомстить?..
После завтрака, чтобы отвлечься, я полез в интернет. Главная новость этого дня: смерть рок-звезды, предположительно от передозировки наркотиков. Вот, они герои толпы! Должны быть под стать своим поклонникам. В комментариях я оставил смайлик «рука-лицо». Кажется, лучи гнева сейчас польются мне в ответ. Фанаты напостили целую простыню «плакс» и банальных фраз вроде: «Покойся с миром». Без сожалений я закрыл вкладку с новостью.
О чем еще пишут? Очередная банда «черных риелторов» под видом социальных работников… Причем все эти новости я будто уже читал. Однако количество комментирующих, троллящих друг друга под новостными сводками, удивило. Я оставил им такой же смайлик «рука-лицо». Изнутри поднималась брезгливость ко всей этой интернет-возне, мелочной, гаденькой и совершенно пустой. Что же это за люди, которые публикуют так много словесного мусора? Сгоряча я откинул в сторону мышку, настолько сильным вдруг стало отвращение к… К чему, собственно? К тому, что общепринятые нормы морали давно заменили бейсбольные биты и травматика? Ко всем этим анонимам, набиравшим глубокомысленную несуразицу на клавиатуре?
Промаявшись остаток дня с головной болью, мне удалось заснуть, когда еще не было и шести вечера. Однако проснулся я в полночь и с тех пор сомкнуть глаз так и не смог. Круговорот мыслей я залил остатками ликера, и к утру воскресенья вид мой был ничем не лучше, чем в субботу.
Наступило время ехать к родителям. Легенда о причине моего неважного вида пока до конца не сформировалась. А может, сказать правду? И слушать долгую лекцию о вреде посещения злачных мест и о правилах хорошего тона? Нет, я отмел эту мысль, как невозможную по сути своей. Я обдумывал «легенду», трясясь в трамвае (машина все еще пылилась на стоянке компании). За окном проплывали деревья, дороги, машины, мелькали незнакомые лица. Люди набились в трамвай как сельди в бочку. Легкий ветерок из приоткрытого окна колыхал волосы. Я жаждал покоя и забытья, хотел убежать от всех проблем, и ничего больше. Прикрыв глаза и подставив лицо солнцу, я грезил причудливыми образами, складывавшимися из мимолетных теней. Но краткий миг душевного одиночества оборвался, когда монотонный голос вагоновожатого объявил мою остановку.