— Дайте мой плащ! — приказал Анри лакею, стоявшему у двери гардеробной. Хотя в покоях маркизы было прохладно, мужчины оставляли суконные плащи, а дамы — меховые накидки внизу.
Сверху раздались треск и грохот. Де Гонди, поскользнувшись, сверзился со ступенек. Пытаясь удержаться, он ухватился за алебастровую вазу, украшавшую перила, и кубарем полетел вместе с ней. Хорошо еще, что лететь было недалеко — парные вазы украшали лестницу в самом ее начале.
— Черт бы побрал этот дом! — выкрикнул аббат, сидя на полу среди осколков. — Но мы все равно будем драться! Не смейте убегать от меня! Трус!..
Следом за ним в вестибюль сбежал Ротру.
— Господин де Голль, я все видел. Я все понял! — воскликнул драматург. — Я сам все объясню его преосвященству, а теперь уходите!
— Вы это отцу Жозефу объясните! — сердито ответил Анри.
— Да поднимите же меня, дурачье! — в бешенстве воззвал аббат к лакеям, видя, что те и не думают бросаться ему на выручку.
— И ему, и всем, кто пожелает знать правду, — пообещал Ротру. — Но какая гадость!.. Зато теперь весь двор узнает, что святой отец де Гонди поет гадкие уличные песенки.
— Это не простая уличная песенка, — с горечью произнес де Голль. — Ее сочинили не пьяные кучера в кабачке, но человек, имеющий имя и деньги!
— Такую мерзость?!
— Да.
Лакеи наконец поставили де Гонди на ноги, отряхнули с пурпуэна алебастровую пыль и крошки, и аббат первым делом вытащил шпагу.
— Защищайтесь, вы, кардинальский прихвостень! — потребовал он. — Сейчас я вас отправлю на тот свет!
Анри отступил на несколько шагов и с интересом наблюдал, как де Гонди ковыляет к нему, неловко размахивая шпагой.
— Ну, что прикажете делать с этаким дуэлянтом? — спросил он Ротру.
— Уходите скорее!.. — снова заторопил тот, но оглянулся на лестницу и махнул рукой. — Всё! Опоздали. Они уже тут…
Сверху спускались зрители. Многих заинтересовала дуэль между такими неравными противниками, а заодно привлекала возможность погреться возле пламени огромного вестибюльного камина.
— Обнажайте шпагу! Или я при всех назову вас трусом! — пригрозил аббат, становясь в стойку.
Тут Анри осенило.
— Господин де Гонди, я согласен с вами драться, но при одном условии.
— Какие могут быть условия?! — возмутился аббат. — Вы оскорбили меня, и я должен смыть оскорбление кровью!
— А вы оскорбили мадам де Комбале. Так вот…
— Трус!
— Так вот, господин де Гонди, я буду драться с вами при одном условии, — хладнокровно сказал де Голль. — Вы должны назвать имя человека, который научил вас той мерзкой песенке.
— Да вы с ума сошли! — еще пуще взъярился аббат.
— Не хотите — оставайтесь с пощечиной, — спокойно пожал плечами де Голль. — А я пойду. Как вы изволили выразиться, я кардинальский прихвостень, и у меня есть служебные обязанности.
— Перестаньте его дразнить! — зашептал Ротру. — Вы уйдете, а он на меня набросится…
— Что позорного в том, что вы исполняете поручения его преосвященства и получаете за это деньги?..
Драматург не успел ответить. Де Гонди взревел как бык во время гона:
— Я заколю вас, жалкий шаркун! — И бросился на де Голля, целясь шпагой ему в горло.
Анри понял, что бедным аббатом владеет слепая ярость. В последний миг он резко уклонился. Де Гонди, не встретив сопротивления, пролетел мимо, снова споткнулся и пропорол клинком обивку стоявшего у двери в гардеробную кресла.
Гости маркизы дружно зааплодировали.
— Я повторяю, господин аббат, дуэль в обмен на имя сочинителя, — напомнил лейтенант.
— Я вас умоляю, де Голль! Вам нельзя с ним драться!.. — воззвал Ротру.
— Это почему же? Он дворянин, и я дворянин. Дворяне должны отвечать за свои слова.
— Говорю вам, с ним драться просто нельзя. Он же почти слепой!
— Для слепого он довольно шустро двигается…
Де Гонди справился наконец со своей шпагой, освободив ее из кресла, и теперь озирался явно в поисках обидчика.
— Вот, полюбуйтесь, он вас потерял! — горько произнес Ротру, кивнув на аббата. — Подумайте: вы убьете слепого! Он же делает все, чтобы вы его закололи, и что потом?..
— Не мешайте, прошу вас, господин Ротру, — жестко сказал Анри. — Мне не оставили выбора. Я должен узнать имя сочинителя. Человеку, которому я служу и которого очень уважаю, нанесли публичное оскорбление. Да и вы, помнится, у него на жалованье состоите…
— Весь Париж от вас отвернется!
— А вот на это мне плевать!.. Господин де Гонди, вы не передумали драться? Тогда — имя сочинителя, и мы начинаем!
— Вы хотите сделать из меня доносчика, месье трусливый заяц? Не получится! — гордо ответил аббат, разворачиваясь на голос.
— Значит, и дуэли не получится. — Де Голль решительно повернулся к выходу.
Гости маркизы с неподдельным интересом следили за событиями в вестибюле. Такого спектакля они явно не ожидали. И теперь драма готова была вот-вот закончиться, но на сцене появился еще один актер — принц де Марсийак.
— Господин де Голль, вы сами видите: аббат вам не противник, — произнес будущий автор знаменитых «Максим», легко сбегая вниз по ступенькам.
— Вижу, месье, — почти равнодушно ответил Анри, остановившись на пороге. — Он достаточно зряч, чтобы оскорбить даму, и недостаточно зряч, чтобы ответить на оскорбление. Видимо, ему нужен защитник. Это будет забавная дуэль: я защищаю даму, а вы, как понимаю, собрались защищать подслеповатого наглеца?
— Нет, никогда! — закричал де Гонди, грозно размахивая шпагой во все стороны. — Принц, уходите, я сам сумею себя защитить!
— Имя сочинителя! — напомнил де Голль, не двигаясь с места.
— Видимо, мне придется оскорбить вас, месье, чтобы получить вызов! — высокомерно заявил де Марсийак. — И тогда вы перестанете издеваться над бедным аббатом.
— Может, лучше будет, если я оскорблю вас? — усмехнулся Анри. — Но учтите, фехтованию я учился не в салонах у светских дам. И крови успел пролить больше, чем вы извели на свои стишки чернил.
— Принц, это правда! — крикнул кто-то с верхней ступеньки лестницы. — Красный герцог набирает себе гвардейцев из армейских офицеров!
— Вы меня оскорбили?! — удивленно уточнил де Марсийак.
— Если вам угодно считать это оскорблением, то считайте. — И де Голль опять повернулся к аббату: — Имя сочинителя, месье!
— Ради всего святого, на пару слов! — взмолился Ротру, хватая лейтенанта за рукав. — Отойдем сюда, к камину.
— Вы оскорбили меня? — повторил молодой де Ларошфуко, не в силах поверить в такое невероятное событие. — Вы?.. Меня?!..
— Одну минуту, господин де Марсийак, — невозмутимо сказал Анри. — Господин Ротру хочет мне что-то сказать. — Он был от души благодарен драматургу — тот дал ему возможность немного согреться. — Я слушаю вас, господин Ротру.
— Господин де Голль, оставьте в покое аббата, — тихо заговорил драматург. — Он упрям, как триста спартанцев в Фермопильском ущелье. Я берусь узнать у него имя сочинителя, только не деритесь с ним! Эта дуэль вам славы не принесет. И его преосвященство будет не в восторге…
— От дуэли с принцем де Марсийаком его преосвященство тоже будет не в восторге, — вздохнул Анри.
— Но это хоть поединок равных противников… Послушайте, вы не знаете аббата — он вызывает на дуэль всех! И если бы каждый принимал вызов, то Гонди бы уже давно оказался на Гревской площади, посреди эшафота, как несчастный Монморанси[19]. Но за тем числилось, кажется, всего девятнадцать поединков, а наш аббат имел бы их больше сотни…
— Двадцать две дуэли, — припомнил Анри. — Думаете, мне очень хочется убивать этого чудака?
— Уходите, господин де Голль! Я побегу к госпоже маркизе, она все уладит, я уверен. А вы — уходите!
Последнее слово Ротру произнес слишком громко, и де Марсийак его услышал.
— Я тоже против того, чтобы вы бились с нашим аббатом, — сказал он, подходя. — Но у меня со зрением все в порядке, я не спотыкаюсь о ковры и не налетаю на стены. Я за него, господин де Голль. Не беспокойтесь, о нашем поединке никто не узнает. Мы будем драться в саду госпожи де Рамбуйе.
— Думаете, кто-то из этих господ способен молчать дольше десяти минут? — спросил Анри, указывая на лестницу.
— Ради вас — вряд ли, — усмехнулся принц. — А вот ради меня, точнее ради моего батюшки, эти господа охотно солгут. Допустим, мы поспорили о некоем фехтовальном приеме и решили провести в саду учебную схватку. Они рады будут соврать, потому что…
— …потом будут веселиться: как ловко им удалось обмануть короля и кардинала, — закончил де Голль.
Аббат не слышал этого разговора. Его страстная душа, ослепнув от ярости, выстроила вокруг себя некий особый мирок, и сейчас в этом мирке принц де Марсийак выступал секундантом де Гонди. В предвкушении дуэли подслеповатый фантазер и задира разминался со шпагой, делая выпады и поражая воображаемого врага.
— Не все ли вам равно? — спросил молодой де Ларошфуко.
Анри повернулся к Ротру.
— Вы дали обещание, — напомнил он.
— Да, господин де Голль. Я все сделаю.
— Отлично! Господин де Марсийак, неплохо бы сравнить наши шпаги.
— Если мы сделаем это, все поймут, что поединок настоящий.
— Да и так поймут…
— Так они с чистой совестью скажут, что не видели серьезных приготовлений к дуэли. Положимся на судьбу и на свое мастерство.
Анри кивнул. Принц ему нравился все больше. «Умен, храбр, благороден, красив… Верно, далеко пойдет — достойный отпрыск древнего рода…»
— Где тут выход в сад, господин де Марсийак? — спросил он.
— Господа, — громко заговорил принц, — мы с господином де Голлем поспорили о сущей мелочи — о положении корпуса при выполнении удара из двойной финты, парада и рипоста! Мы выйдем в сад, проведем две-три учебные схватки и вернемся. А вы ступайте к нашей несравненной Артенис. Негоже оставлять без внимания гостеприимную хозяйку.
Если бы Анри дрался с кем-то другим, незнакомым, гости маркизы встали бы у всех окон, ведущих в сад. Но речь шла о возможных неприятностях для будущего герцога де Ларошфуко — и никто не захотел выступить свидетелем дуэли.