Просто в какой-то момент капуцин обнаружил, что напротив него за столом сидит изящный юноша с тонкими чертами лица и внимательно разглядывает Паскаля.
— Что ты на меня так уставился, сын мой?
— Извините, святой отец, — произнес юноша необычно высоким голосом, — но мне кажется, что я вас где-то видел…
— А вот я вас — нет, — неприветливо отозвался Паскаль.
— Но все-таки, раз судьба нас свела в столь поздний час в столь необычном месте, разрешите мне хотя бы спросить вас об одной очень важной для меня вещи?
Монах нахмурился и тоже присмотрелся к незнакомцу: личико прямо-таки ангельское, усов и в помине нет, ресницы как у…
— А ты, сын мой, часом не девица?
Юношу будто бы ударили. Он отшатнулся и покраснел, но не от стыда, скорее — от гнева. Паскаль понял, что дал промашку, и поспешил загладить неловкость:
— Прости слугу Божьего, добрый господин. Сам не знаю, как сорвалось… Наверное, от усталости глаза плохо смотрят…
— А вы откуда путь держите, святой отец? — слабо улыбнулся юноша.
— Ох, издалека иду!.. Из самого Марселя! — принялся сочинять Паскаль, вновь принимаясь за еду и вино. — Изголодался…
— О, в таком случае разрешите мне угостить вас отменным ужином!
— Нет-нет, сын мой, негоже слуге Всевышнего чревоугодничать. Я довольствуюсь тем, что мне люди сами предлагают…
— Тогда я предлагаю вам отведать лучшего блюда этого дома — тушеного зайца с морковью и яблоками.
— Помилуй, сын мой, откуда же ты осведомлен о здешней кухне?!
— Я не… О, вы меня не так поняли, святой отец. Я сказал, что попрошу хозяина приготовить это блюдо для вас!..
— Чревоугодие — грех, сын мой…
Пока они препирались и любезничали, в зале объявились еще двое. Они прошли было мимо спорящих, к лестнице, бросив мимолетный взгляд на позднее застолье, но вдруг один из них, с забинтованным правым плечом и рукой на перевязи, резко остановился и уставился на монаха.
Паскаль не заметил интереса, увлеченно сочиняя подробности якобы только что совершенного им путешествия через половину королевства. Юноша, так и не назвавший себя, казалось, тоже был поглощен рассказом, однако все же кинул взгляд на остановившихся у лестницы на второй этаж мужчин.
— Глянь-ка, Поль, — хрипло и громко произнес раненый, — а ведь я этого монашка знаю!
— И кто же он? — заинтересовался его приятель.
— Так он в подручных у того сумасшедшего гасконца, что проткнул-таки меня вчера шпагой!
— Так-так!..
Поль тоже уставился на Паскаля. Капуцин наконец прекратил болтовню и проследил за взглядом своего слушателя. А проследив, изменился в лице.
— Вот что, мальчик мой, — быстро заговорил он шепотом, — иди-ка ты отсюда подобру-поздорову. Сейчас здесь может случиться кровопролитие, и я вовсе не желаю, чтобы пострадала твоя невинная душа.
Юноша непонимающе посмотрел на Паскаля, нижняя губа его задрожала.
— Святой отец, — испуганно выдохнул он, — это убийцы?!
— Не знаю, но они явно не намерены пройти мимо. Уходи!
Капуцин, не спуская глаз с медленно приближающейся парочки, нащупал рядом с собой на скамье палаш и пистоль. Хотел было взять пистоль, но вспомнил, что так и не зарядил его. Вздохнул и крепко сжал рукоять палаша. «Вот же невезение! — успел подумать монах. — Так глупо подставиться!.. Стой-ка, а ведь этот Поль, наверное, и есть тот самый Поль Доре?!. Господи, спаси и вразуми раба Твоего!..»
— Ну, привет тебе, Божий человек, — почти ласково заговорил раненый, останавливаясь перед столом. Он взял кувшин, понюхал и отхлебнул. — Доброе вино тебе тут подают!
— Для доброго человека и питье доброе… — буркнул Паскаль и подобрался, приготовившись атаковать.
— А ну-ка, мальчик, погуляй. — Поль толкнул в плечо сильно побледневшего юношу. — Взрослым надо душеспасительную беседу провести.
Парнишка хотел было возразить, но лишь судорожно сглотнул и поспешно отошел к почти прогоревшему очагу. За спиной у него слабо пискнули — это вышедшая на громкие голоса Камилла увидела вновь прибывших и зажала себе рот ладошкой.
А у стола события развивались стремительно. Раненый мужчина поставил кувшин на стол и, вдруг резко наклонившись, схватил здоровой рукой монаха за грудки. Паскаль отшатнулся, взмахнул палашом, и трапезную огласил звериный вопль, а раненый завертелся юлой, прижимая только что бывшую здоровой руку к животу. И Паскаль, и Поль несколько секунд изумленно разглядывали на столе окровавленную отрубленную кисть, потом капуцин опомнился и попытался ткнуть противника палашом в живот. Но толстенький с виду Поль проворно отскочил и тут же выхватил из-под плаща пистоль.
— Ах ты, божья корова! — заорал он. — Ты убил моего друга?!
Грохнул выстрел. С трех — пяти шагов не промахнулся бы и ребенок. Пуля ударила Паскаля точно в грудь. Капуцин не удержался на ногах и упал навзничь под стол, выронив оружие.
— Прикончи его, Поль! — прорычал, бледнея на глазах, однорукий. Он уже не вертелся, а стоял на коленях и все пытался зажать окровавленную культю раненой рукой.
Толстяк засуетился, отбросил пистоль и потянул из ножен на поясе кинжал. В этот момент прозвучал второй выстрел. Он был послабее первого, потому что белый как мел юноша стрелял из какого-то уж совсем крохотного пистолета. Однако пуля в нем была самая настоящая и сбила с Поля шляпу. К тому же пистолет оказался двуствольным, и присевший от неожиданности толстяк моментально это оценил, потому что с удивительным проворством метнулся к выходу и исчез.
Тогда юноша бросил пистолет, сдернул с головы шляпу и склонился над потерявшим сознание Паскалем. Камилла, как завороженная, во все глаза смотрела на рассыпавшиеся по плечам «юноши» длинные локоны и медленно наливалась румянцем смущения и восхищения. А Сюзанна (да, это была она!) быстро осмотрела рану капуцина и вздохнула с облегчением, повернулась к Камилле:
— Принеси-ка теплой воды и чистое полотенце! Да поживей!
Девица ошарашенно сделала книксен и помчалась исполнять приказание. Сюзанна легонько похлопала Паскаля по щекам, потом дунула ему в нос. Монах слабо шевельнулся, сморщился от боли и приоткрыл один глаз.
— Я уже на том свете?
— Нет, пока еще на этом, святой отец.
— А, значит, вы не прекрасная гурия?..
— Я — обыкновенная девушка, которая пытается вам помочь. Вы ранены, но неопасно.
— В меня стрелял какой-то толстяк по имени Поль?..
— Да, стрелял. И попал. Но, к счастью, не в вас, а в крест, что висел у вас на груди под сутаной.
— О, Господи, как больно!.. — Паскаль медленно поднял руку и прикоснулся к дырке на груди, потом потянул за шнурок, пытаясь развязать горловину одежды. Сюзанна ему помогла, извлекла наружу медный крест, в котором в самой середине застряла тяжелая свинцовая пуля.
— Вам повезло, святой отец, — усмехнулась девушка.
— Господь хранит верных слуг Своих!..
Прибежала запыхавшаяся Камилла с миской горячей воды и куском беленого полотна. Вдвоем они принялись обрабатывать глубокую ссадину от удара пули на груди Паскаля. Капуцин усердно стонал и морщился, то призывал Господа, то начинал ругать проклятого толстяка, едва не убившего его. Потом неожиданно вспомнил о втором противнике.
— Где он?
— Кто? — не поняла Сюзанна.
— Второй… то есть первый. Которому я руку отрубил?
— А… он вон там лежит, — испуганно махнула рукой Камилла в дальний угол трапезной.
— Живой? — насторожился Паскаль.
— Не… не знаю…
— Пойди посмотри. Это важно!
— Я боюсь!..
— Я посмотрю, — сказала Сюзанна, подобрала свой пистолет и направилась к неподвижному телу. Она осторожно приблизилась и тронула его ногу носком сапога. Человек не шевелился. Тогда девушка обошла его с головы, наклонилась и прикоснулась пальцами к обнаженной шее. — Бьется, — сообщила она. — Сердце еще бьется, но слабо. Тут столько крови натекло!..
Она торопливо вернулась к Паскалю, заметно побледневшая.
— Надо бы его тоже… перевязать, — сказал монах.
— Зачем? Он же разбойник!
— Все мы — дети Божии. Негоже нам зло творить. Нужно помочь страждущему…
И в этот момент в трапезную вошел запыхавшийся д’Артаньян. Он оглядел поле боя и только головой покачал.
— Тебя совсем нельзя оставить одного, Паскаль! Что здесь произошло? И кто эта женщина?
— Я, кажется, познакомился с Полем Доре, господин д’Артаньян, — попробовал улыбнуться капуцин. — А эта добрая женщина помогла мне пережить знакомство.
— Отлично! Значит, теперь ты знаешь, как выглядит этот незаконнорожденный отпрыск семейства дю Плесси?
— Да, господин д’Артаньян… — И Паскаль подробно описал прыткого толстяка. А по мере того как он говорил, у Шарля крепло убеждение, что он уже не раз встречал этого человека… в Лувре!
Глава одиннадцатая, в которой выясняется, что верность — понятие весьма относительное
Новости по Парижу разлетаются быстро. Особенно придворные новости. А о будущей свадьбе фрейлины Катрин де Бордо и юного герцога де Меркера уже судачили все прачки.
Эжен де Мортмар был в полном восторге и настойчиво звал кузена Анри на пирушку — избавление от невесты следовало отметить так, чтобы весь Париж содрогнулся. Но лейтенанту было не до веселья. Катрин, как и следовало ожидать, в доме Мортмаров больше не появлялась, а поискать ее в Лувре де Голль не имел возможности.
Оставалось одно — стиснув зубы, выполнять задание отца Жозефа.
Отдельные кусочки этой головоломки постепенно сложились в логичную картинку. Кто-то из знатных придворных при посредничестве шального аббата де Гонди нанял поэта-столяра Бийо для сочинения зловредных песенок. Как поймать аббата, Анри уже не знал. Тот даже у себя дома больше не появлялся, а прятался ли он в Лувре или вообще сбежал из Парижа — понять невозможно. Отец Жозеф разослал своих людей по местам, где мог бы появиться аббат, но тщетно. Был послан человек и в Дампьер — удостовериться, что герцог и герцогиня де Шеврёз приютили Бийо. Но человек этот еще не вернулся.