в тридцать девять лет.
У него осталась беременная жена
и трое сыновей.
Бабулина младшая сестра утонула в бочке
с тухлыми персиками и помоями –
их семья тогда жила на ферме.
По новостям вечно говорят
о голоде, геноциде, засухах и жестоком
обращении с детьми.
Мне бы и в голову не пришло
променять свою жизнь
на жизни этих людей,
насквозь пропитанные болью.
Потому что жить рядом
с Типпи
вовсе не так ужасно.
Опять
Папа приходит с очередного собеседования
и молчит.
Он садится рядом с бабулей
на диван,
смотрит «Закон и порядок»
и пьет теплое пиво.
Прикончив третью бутылку,
он выбегает из дома
и возвращается только через несколько
часов,
багровый и шаткий.
– Сделайте мне сэндвич, –
командует,
опираясь на стол.
Дракон бросает домашку,
чтобы выполнить его приказ.
– С ветчиной? – спрашивает она.
Отец молча садится на диван.
И отключается, прежде чем она успевает
намазать хлеб маслом.
Оставляю себе
Доктор Мерфи желает знать, что происходит
в школе,
и я рассказываю ей про первую неделю.
Про красивых девочек из моего класса,
ленивых учителей
и розовые волосы Ясмин.
Но о Джоне – ни слова.
Джона я оставляю себе.
Кровь
Мы с Типпи учим бабулю
отмечаться на фотках в социальных сетях,
и тут у нас начинаются месячные.
Мы скрываемся в туалете,
и я, как всегда,
улыбаюсь при виде ржавого пятнышка –
оно доказывает,
что я – самая настоящая девушка.
Дракон у себя в комнате,
садится на шпагат.
– Прокладки есть? –
спрашивает Типпи.
Дракон подскакивает
и достает из шкафа целую пачку прокладок.
– Оставьте себе, – говорит
и бросает их нам.
Типпи ловит пачку.
– А тебе самой разве не надо?
– Не очень-то, – пробалтывается Дракон.
Я смотрю на Драконово тело –
неужто беременна? Нет,
не оно.
– Что случилось?
Дракон перекидывает волосы
за спину.
– У вас они тоже нерегулярные. Что-то
наследственное,
видимо.
Но дело ведь
вовсе не в этом.
Вполне возможно
– Зачать они могут, – сказал доктор Деррик
три года назад,
когда пришли наши первые месячные.
– Но если и выносят ребенка
в объединенной утробе,
это убьет либо их,
либо плод.
Таково его профессиональное мнение.
Однако же
маме он говорил,
что мы не проживем и двух лет.
А мы –
вот.
Живем себе.
Секси
– Мне нравится, как ты произносишь слово
«белка», – смеясь, заявляет Джон.
– А как ты его произносишь? – спрашиваю.
Мы сидим в комнате отдыха
у открытого окна.
Типпи с Ясмин смотрят подборку
самых ядовитых тирад Саймона Коуэлла и,
несомненно,
учат их наизусть.
Джон достает соломинку
из картонки сока
и втягивает через нее воздух,
как дым,
затем выдыхает в окно.
– Не знаю… Ты говоришь,
как будто в нем два слога. «Бел-ка».
– В нем и есть два слога.
Бел-ка. Бел-ка. Конечно, два!
– Не-а. Один.
Одно короткое, шустрое и прожорливое
словцо. Беллллк. Секси.
Выходит очень забавно.
Теперь мой черед смеяться.
– У тебя и впрямь получается секси. Ага.
Он вновь затягивается соломинкой.
– Это не трудно.
Если говорить всем ртом,
пользуясь и языком, и зубами, и губами,
большинство слов получаются секси.
Особенно само слово «секси».
– Сек-си, – медленно произносит Джон,
а потом повторяет: – Сек-си.
Сама попробуй.
Говори всем ртом.
Он не смеется,
а внимательно наблюдает за мной.
– Сек-си, – шепчу я.
– Сек-си, – говорит он. – Вот так.
Урок вождения
Наш инструктор заикается,
рассказывая про устройство машины –
для чего нужны педали и где какие
приборы, –
а когда я вставляю ключ в замок
зажигания,
она хватает меня за руку.
– Погодите. Честное слово, я не понимаю,
как вы поведете машину.
Разве вы сможете
так слаженно двигать ногами?
Не попадете
в а… а… аварию?
И вот так всегда.
Люди не понимают
нашей синхронности,
того, как мы чувствуем
друг друга без слов.
– Всем известно, что
общение
на девяносто процентов
невербально, – заявляет Типпи
и,
пока инструктор думает над этим,
я завожу мотор.
В электричке
Нам надоело
каждый день договариваться,
кто нас отвозит и забирает из школы.
Поэтому однажды мы вместе с Джоном
садимся в электричку
и делаем вид, будто не слышим слов,
что осиными жалами жужжат вокруг нас.
– Небось и знаменитостям так кости
не перемывают, –
говорит Джон. –
Я даже представить не могу, каково вам.
– А вот каково, – отвечает Типпи,
показывая пальцем
на тетку неподалеку,
что целится в нас камерой телефона.
– Давайте я им скажу?
– Нет! – тут же выпаливаю я,
потому что не хочу сцен
и уж точно не хочу,
чтобы Джон нас спасал.
Телефонный звонок
– На сей раз меня возьмут, – говорит
папа. – Точно вам говорю.
Он ставит на стол коробку с пиццей
и упаковку
содовой.
Впервые за долгое время
мы едим вместе,
как семья:
рассказываем друг другу про случившееся
за день,
но в основном слушаем папу:
как директор Института Фоли
в городе
«влюбился» в него
и чуть ли не предложил работу
прямо с порога.
Мама убирает со стола.
Звонит папин мобильный.
– Да. Да. Хорошо.
Я понимаю.
Спасибо.
Да. Хорошо. Да.
Папа смотрит на телефон
и швыряет его об стену.
Он разлетается
на множество черных осколков,
которые осыпаются
на кухонные столы.
– Будет у тебя работа, сынок, –
лопочет бабуля,
а отец отвечает:
– Еще твоей жалости тут не хватало.
Это последнее, что он говорит
за целых три дня.
Хичкок
Три вороны приземляются во дворе
и начинают клевать наш крошечный газон.
За ними прилетает сорока
и опасливо косится на нас сквозь стеклянные
двери.
Типпи показывает пальцем на птиц.
– Плохо дело.
Она не суеверна, нет,
просто фанатеет от Альфреда Хичкока
и морщится, если видит рядом хотя бы двух
птиц.
Типпи заразилась этим от мамы с папой,
которые познакомились на одном
из хичкоковских фильмов
на Кинофоруме в Нью-Йорке.
Две недели они обжимались
в красных бархатных креслах
и за это время стали знатоками Хичкока.
И заодно влюбились.
Когда они узнали, что мы – близнецы,
то, конечно, сразу решили назвать нас в честь двух его величайших звезд,
Типпи Хедрен и Грейс Келли.
Они такие красавицы,
что иногда нам кажется это жестокой издевкой.
Как бы то ни было, Типпи обожает Хичкока
и видела все его фильмы.
Пока я готовлюсь рассказывать про стихи
Уитмена,
которые нам задали на дом,
Типпи смотрит «Психоз» и одними губами
повторяет
слова Веры Майлс.
– За домашку не беспокойся, – говорит она
мне. –
Почитаю потом в инете краткое содержание.
Подготовка к апокалипсису
К восточному побережью
приближается ураган,
и нас отпускают из школы пораньше.
Метеорологи предупреждают,
что наводнений и отключения электричества
не избежать,
поэтому мы готовим наш подвал
к апокалипсису.
Папа убирает все со двора
в коридор,
а мама раскладывает под забором
мешки с песком.
Бабуля посылает Дракона в магазин
за консервами и туалетной бумагой,
потом заставляет нас с Типпи
заполнить ванну и все имеющиеся в доме
емкости
водой.
Может, я и должна бояться,
но мне только жаль,
что из-за урагана мы не можем пойти
в церковь с Ясмин и Джоном,
где мне дышится
гораздо свободней.
– А можно на набережную? – спрашивает
Дракон,
и папа тут же рявкает:
– Вот еще! Это опасно,
черт подери.
Может, так он проявляет заботу,
но получается не ахти, прямо скажем.
Раз делать больше нечего,
мы с Драконом
смотрим в окно
и ждем,
когда могучие волны
и яростные ветра
поглотят наш город.
В темноте
Типпи сопит
рядом со мной,
а ветер все воет и свистит за окном.
Хочется встать и посмотреть,
что там творится,
но я боюсь ее разбудить:
тогда она будет полночи брюзжать,
что не может уснуть.
Поэтому я тихонько лежу
и слушаю
и пытаюсь представить,
как выглядит ураган,
и каково это –
встать к окну
и смотреть в него
совершенно одной.
Сердцебиение
Не помню, что мне снилось,
но я резко села
и тяжело отдуваюсь,
сердце колотится,
а в голове только серый туман из слов
и распухших картинок.
Типпи открывает глаза.
– Ты как? – хрипло спрашивает.
– Нормально, – я отвечаю. – Спи.
Вид из Хобокена
Город еще не успел проснуться,