Он не стал больше меня слушать. Жестом руки убрав меня в угол комнаты, другим жестом Павлов пригласил в помещение прибывших вместе с ним следователей. И пока они не приступили к осмотру, я вспомнил важную деталь:
– У нее должен был остаться мой носовой платок.
– Уж не знаю, насколько важны твои сопли в этом деле. Тут главное – следы твоей спермы.
Кровь ударила мне в голову, и я бросился на Павлова с кулаками. Дорогу мне преградил другой следователь, выбросив руку в сторону, и я, ударившись о нее, как о шлагбаум, растянулся на полу. Он тотчас склонился надо мной, надавив коленом на грудь:
– Еще раз дернешься, надену на тебя наручники.
Мне трудно было дышать, не то что говорить, и все же я сумел выдавить из себя пару слов:
– Я понял.
Он легко поднялся на ноги. Я же встал с пола с трудом.
– Так про какой платок ты говорил? – как ни в чем не бывало спросил Павлов. – Кто знает, может быть, это важно.
Я постарался объяснить ему, а в голове у меня щелкало заигранной пластинкой: призрачный шанс, призрачный шанс… Меня не сразу насторожила немногочисленность следственной группы – всего четыре человека.
– Ты хорошо знал ее? – поинтересовался Павлов, представившийся мне только по фамилии, не указав звания. Но мне с первой же минуты стало ясно, что он – старший следователь в группе, созданной для расследования конкретного преступления, и образовалась она по совместному решению двух должностных лиц – начальника следственного подразделения и начальника органа дознания, и решение это было мотивировано звонком столичного оперуполномоченного – майора Михайлова.
Словно в подтверждение моих мыслей, Павлов положил передо мной постановление о создании следственной группы, в которой численно и поименно был утвержден ее состав. Собственно, он дал мне понять, что состав опергруппы определился не графиком дежурства следователей, оперуполномоченных угрозыска, экспертов, что они – спецгруппа. Он не обязан был ставить меня в известность о составе группы, но в этом вопросе пошел мне навстречу, и я выставил себе еще одну положительную оценку.
– Распишись, – потребовал он, щелкнув авторучкой.
– Немного вас, – пробежался я взглядом по должностям и фамилиям. – С такой компанией легко договориться.
– Это точно, – не стал возражать Павлов, забирая постановление и возвращаясь на свое место за столом. – Твой звонок Михайлову и пересылку снимков с места происшествия ему я склонен считать смягчающими вину обстоятельствами.
– Можно подумать о явке с повинной, – предложил я.
– Вот видишь, мы нашли общий язык. Мы одни, понятых мы пока не приглашали и готовы выслушать тебя: что ты нам можешь предложить?
Фактически открытым текстом этот следователь просил на четверых. Не в его компетенции было закрыть дело, но ход его расследования он держал в своих руках. Я видел эти вожжи – длинные ремни. Он мог держать их натянутыми, а мог отпустить их.
– Я могу предложить правду.
– Правда нам не по зубам, парень.
– Кредитную карту, ключи от машины сумеете раскусить?
Я снова бросил взгляд на залитую кровью кровать, моргнул, как если бы сфотографировал ее, увидел этот снимок в руках первого присяжного заседателя, второго, пятого, двенадцатого. И вот уже другая фотография, на которой я в одной окровавленной майке, пошла по кругу…
– Есть еще ключи от квартиры в Москве.
– Квартира в центре? – оживился Павлов.
– Можно и так сказать.
– Назови адрес.
– Улица Поликарпова.
– Мне это ни о чем не говорит, – покачал головой Павлов. – Назови какой-нибудь ориентир.
– Чтобы ты сориентировался?
– Ага.
– Ипподром.
Павлов глянул на помощника. Тот сблизил пальцы, показывая расстояние, скорее всего, от Кремля. Я не дал Павлову мысленно насладиться видом из окна моей квартиры, шумом третьего транспортного кольца и тишиной Ваганьковского кладбища.
– В моей «двушке» вы можете подобрать себе костюмы поприличней и посмотреть кубки и вымпелы, которые я взял в финальных боксерских поединках в рамках Минобороны. В верхнем ящике комода найдете орден «За заслуги перед Отечеством» второй степени. В записной книжке на букву «Г» – номер телефона Гутмана Михаила Сергеевича, на букву «К» – место его работы.
– Кладбище?
– Контрольное управление администрации президента.
– Будем считать, что ты не врешь, – сказал, минуту подумав, Павлов. Он сменил тон, назвав меня по имени-отчеству – уже в присутствии понятых: портье и заспанного уборщика: – Павел Ильич, вы хорошо знали потерпевшую?
– Мы познакомились сегодня.
– То есть вчера, – уточнил майор, глянув на свои «Сейко Астрон» с GPS навигатором. – В каком месте, в котором часу, при каких обстоятельствах?
Я ответил коротко. Павлов записал мои показания и отвлекся на минуту, отвечая на вопрос молодого, с припухшим лицом следователя: назначать ли по изъятым вещам экспертизу?
– Думаю, не стоит. Запиши размер обуви, на бирках одежды посмотри предприятие-изготовитель. Со слов подозреваемого, потерпевшую зовут Маргарита, но это не факт. Необходимо получить сведения о поселившихся в гостиницах и исчезнувших без оформления выезда. Также о прибывших в командировку, убытие которых не зарегистрировано. О пассажирах, не получивших по истечении срока багаж в камере хранения вокзалов. Получить справки о лицах, приезд которых ожидался местными жителями или организациями.
Следователь присвистнул – но его удивление было вызвано брендом одежды потерпевшей и сережек в ушах:
– Версаче…
Видимо, он был наслышан об этой итальянской компании, которая специализируется на производстве и торговле предметами роскоши: одежда для мужчин и женщин, часы и ювелирные изделия, косметика и парфюмерия. Я мог бы прочитать ему лекцию о парфюмерии. В моей профессии угадать марку духов или одеколона значило многое. Запах – это визитная карточка. И во многом ты тот, каким парфюмом пользуешься. Вот Рита, которую сейчас дактилоскопировал специалист, предпочитала «Спеллбаунд» от Эсте Лаудер.
И словно от этого запаха, проникшего мне в сердце, голова моя закружилась, и я завалился на бок…
Через шум в ушах, походивший на радиопомехи, я слышал голоса. Кто-то тоном гурмана говорил о моем языке: «Смотри, чтобы он языком не подавился! Отвечаешь за него головой!» Кто-то поучал: «Да не зубьями прижимай, другим концом вилки!»…
Очнулся я в больничной палате, одной рукой прикованный к спинке кровати. Напротив меня дремал, уронив голову на грудь, человек в гражданской одежде: светлая куртка с меховым воротником, джинсы. Не помню, чтобы я видел его в составе следственной группы. Я много чего не помнил. Об этом мне спустя два дня, когда организм мой взял верх над наркотиком, напомнил Павлов.
Он сорвался на крик, и в его восклицании выразилось участливое отношение к моему бедственному положению. Этакое ассорти, упакованное в его луженой глотке: немного отчаяния, капелька боли, крошечка ярости, толика сочувствия, малость бессилия. В общем и целом он походил на человека, который отрабатывает столичную квартиру.
– Ну, хоть что-нибудь ты должен помнить?!
– Я помню, как мы познакомились.
– Я это знаю! И эта история «из вагантов» записана в протоколе! – Он пару раз стукнул ладонью по моему делу, начавшему пухнуть уже на третий день.
Павлов прошелся по кабинету, сунув руки в карманы брюк. Рубашка ему была чуть великовата, и он, как мне показалось, немного стеснялся этого факта – как пацан, донашивающий вещи за старшим братом.
– Как вообще ты очутился в этом… – Павлов раскрыл дело, посмотрел в нем название ресторана и произнес его едва ли не по слогам: – … в этом долбаном «Грот Луперкалии»?
Мне показалось, он грязно выругался. Тем не менее он пробудил во мне воспоминания.
Я в супермаркете, в этом огромном городе, население которого разделено на три части. Одна часть проявляет старание как можно скорее совершить покупки и вовремя появиться на другом мероприятии, другая является ее полной противоположностью. Вот она-то и запихивает в себя фаст-фуд, запивает его колой, облизывает мороженое. Она то сидит на удобных диванах, то разминает ноги, переходя в другой район торгового мегаполиса. Третья часть – это что-то среднее, производное от первой и второй. Я отношусь к этой части. Не потерявшийся, нет, а немного удивленный. Кажется, центральный вход – космический портал. Шагнешь за его порог – и окажешься в этом космическом Ватикане. Оглянешься – и увидишь проходящих через шлюз людей из разных концов страны. И название этому гиганту соответствующее – «Космопорт»…
Девушка в серой накидке, символизирующей волчицу, вскормившую двух братьев – Рема и Ромула. В руках у нее буклет, сложенный вчетверо. Она натренированным движением разворачивает его, поставленным голосом зачитывает текст:
– Посетите итальянский магазин модной одежды, купите товары на две с половиной тысячи рублей, и вы получите билет на «Фестиваль Луперкалии»! И вечер в ресторане «Грот Луперкалии» станет для вас незабываемым!
Как правило, я отгораживаюсь от подобных предложений (некоторые люди опасаются попасть в неловкое положение, ускоряют шаг, опускают глаза – только не я), однако в этот раз я иду против правил, останавливаюсь и терпеливо, натурально меняя свою форму под воздействием ходячего рекламного агентства, дожидаюсь окончания длиннющего слогана-предложения, как будто переодетая в волчицу девушка просит выйти за нее замуж. Я беру у нее из рук буклет, иду прямо, но девушка окликает меня, указывая рукой иное направление, и голос ее звучит отнюдь не дружелюбно:
– Магазин там.
Как будто пеняет мне: «Что же ты, буклет взял, а в магазин зайти слабо?»…
Зеркальные двери отдела проглатывают меня. Моим вниманием завладевает бойкая девчушка лет восемнадцати и предлагает купить зонтик.
– Я похож на рыбку?
Она смеется. Я добрею. Покупаю зонт и присматриваю часы с перекидными цифрами (механика, а не жидкие кристаллы, что для меня важно), такие я видел в фильме «День сурка» с Биллом Мюрреем в главной роли, а в реальности увидел только сегодня. Расплачиваясь на кассе, мысленно я благодарю «волчицу», завлекшую меня в эту торговую сеть.