[7]. М. Вебер считается родоначальником современной социальной истории, где учитывается воздействие идей и представлений человека на его социальную практику. Открытия в этнологии и социологии начала XX в. дали новый импульс развитию методологии так называемой школы «Анналов», у истоков которой стояли выдающиеся историки Марк Блок и Люсьен Февр.
Не занимаясь специально политической историей, историки этой «школы» совершили настоящую революцию в исследовании политической истории, поставив в центр ее человека, его представления о себе и мире и их влияние на все сферы деятельности, в том числе и на государство. Увлеченные призывом М. Блока наполнить историю «плотью и кровью» людей, в ней участвующих, историки, как людоеды из сказки, начали искать и находили влияние человека на исторический процесс, очеловечив при этом «чудовище» под названием «государство»[8].
Историческая антропология стала ведущим направлением исторической науки во Франции, и влияние школы «Анналов» сказывалось на всех без исключения исследованиях второй половины XX в. В них человек из пассивного объекта воздействия надличностных закономерностей превратился в главное действующее лицо исторического процесса. Просопографические исследования существенно обогатили социальную историю институтов власти: на широком документальном материале изучались биографии чиновников отдельных институтов или регионов. Эти исследования «оживили» политическую историю судьбами, взглядами и устремлениями конкретных людей. В работах Ж. Дюби, Б. Гене, Р. Феду, Ж. Бартье, Б. Килье и других чиновничество средневековой Франции получило осмысление как социально-культурный феномен[9]. В ряду этих исследований выделяется фундаментальная работа Ф. Отран, посвященная чиновничеству Парижского Парламента XIV–XV вв. как первой корпорации профессиональных служителей государства во Франции[10].
Давая коллективный портрет чиновников того или иного института, авторы этих исследований жертвовали индивидуальными чертами, спровоцировав упрек в обезличенности образа чиновничества. В вечной дилемме — просопография или биография — не удается найти золотую середину. Куда более существенный недостаток таких работ, на мой взгляд, — определенный замкнутый круг, в котором оказывается историк: раскрыть с помощью просопографических исследований принципы функционирования государственного аппарата невозможно, ибо при таком подходе конкретная политика института власти объясняется определенным составом учреждения, а почему именно в данный момент «подобрался» такой, а не иной состав, остается неясным. Таким образом, судьба политических процессов ставится в зависимость от случайного подбора людей, пусть и продиктованного конкретными обстоятельствами.
Выход из создавшегося тупика мне видится в соединении чиновника и института, т. е. в исследовании взаимовлияния внутренней организации, компетенции и места института в обществе и их интерпретации во взглядах и практике чиновников. Карьера чиновника, как и в других профессиях в Средние века, требовала всей жизни человека, была долгой и постепенной, а к чиновникам Парламента это относится прежде всего: обязательный высокий уровень образования, медленное продвижение по строго регламентированному пути — все это в сочетании с положением учреждения сделало парламентских чиновников весьма стабильной корпорацией, откуда уходили редко и только на более высокие должности. Решая посвятить свою жизнь службе в Парламенте, чиновник рано попадал в парламентскую среду и воспринимал ее этику, особые идеи и культуру, формировался Парламентом как человек. И лишь достигнув определенных высот карьеры, он сам начинал влиять на политику этого института власти. Такая связь Парламента и его чиновников до сих пор не становилась объектом исследования, между тем она многое может объяснить в политике и общественной роли этого института в социально-политической и культурной истории Франции. Изучая поведение и действия чиновников Парламента через призму природы этого института, принципов организации и этики, мы возвращаемся к институциональной истории, но как к истории людей, определявших политику Парламента исходя из своих представлений о его месте в системе власти и назначении в обществе.
При этом в центре внимания исследования находится восприятие самих чиновников своей роли в жизни общества, их самоидентификация. Так коллективный портрет парламентских чиновников, их отношение к работе и друг к другу, позиция в главных конфликтах эпохи, политические взгляды, этика и культура становятся достоверным свидетельством природы и назначения Парижского Парламента — одного из фундаментальных институтов королевской власти во Франции.
Изучение политической истории в рамках микрогруппы, какой была парламентская корпорация, позволяет глубже проникнуть в сущность процесса формирования централизованного государства — сословной монархии во Франции. Взгляды на этот процесс самих действующих лиц — чиновников — дают возможность понять, в чем заключалась его ценность в глазах общества, как чиновники понимали природу королевской власти, цели государства и свою роль в нем. Такая связь идей чиновников с историей института власти раскрывает органичную связь человека и учреждения, взаимовлияние сознания чиновника и его деятельности. В методологическом плане, думается, такой подход, в известной мере, примиряет социально-структурный и историко-антропологический методы изучения человеческих общностей и возвращает политической истории, по выражению Ж. Ле Гоффа, роль «станового хребта» исторического процесса[11].
Наконец, такой подход к изучению политической истории мне представляется органичным для отечественной исторической науки и русской культуры с ее гуманистической направленностью.
Отечественная медиевистика имеет крупные достижения и в области социально-структурного и социологического анализа, и в области исторической антропологии. И хотя предлагаемая книга является первым у нас специальным исследованием чиновничества Парижского Парламента, она была бы невозможна без достижений моих учителей и предшественников.
§ 3. Время и место: о пользе трагедии
История Франции — этой «классической страны бюрократии» — дает уникальный материал для изучения социального облика чиновничества. Именно в период формирования централизованного государства во Франции — сословной монархии — впервые появляется особая социальная группа чиновников-профессионалов, действующих уже не на основе вассальной клятвы и личных связей с правителем, а за жалованье. Создание сильного государственного аппарата в XIII–XV вв. способствовало, наряду с прочим, превращению французской монархии в одну из самых могущественных и блестящих в средневековой Западной Европе.
Процесс консолидации государства аккумулировал наиболее инициативные силы из всех слоев общества. Длительность этого процесса, охватившего три века французской истории, не позволяет в одном исследовании показать все стороны формирования чиновничества, все проблемы и перипетии.
Есть лишь один период в истории сословной монархии во Франции, когда в течение тридцати лет редкое сочетание обстоятельств обнаружило внутренние механизмы власти и, как при вспышке молнии, высветило скрытые черты, присущие чиновничеству. Таким периодом была эпоха правления Карла VI Безумного, точнее первая треть XV в., ставшая временем проверки на прочность и жизнеспособность сложившейся государственности.
С одной стороны, к началу XV в. Франция уже имела развитые институты государственного управления, прочные связи объединенных вокруг короны областей страны, эффективный местный аппарат, общефранцузские нормы права. С другой стороны, на эти завоевания обрушились самые серьезные испытания во всех сферах жизни общества. Король Франции Карл VI с 1392 г. страдал тяжелым расстройством психики, причем Карл VI с 1392 г. страдал тяжелым расстройством психики, причем течение болезни было весьма неровным: периодически он приходил в себя и тогда активно вмешивался в управление страной, поступая весьма здраво и мудро, но периоды «затмения разума» наступали столь же внезапно и длились месяцами. Заболев в возрасте 24 лет, Карл VI прожил 54 года, из них 42 находясь на троне! Историки не раз задумывались над причиной его болезни, и глухие подозрения современников о порче и колдовстве не оставляют равнодушным каждого, кто размышлял над этой странной ситуацией[12]. Сын Карла V Мудрого, в чье правление были достигнуты огромные успехи во всех областях — от освобождения почти всей оккупированной англичанами страны до экономического подъема, Карл VI взошел на трон 12-летним юношей. Многолетнее регентство при малолетнем короле его дядей — герцогов Анжуйского, Беррийского и Бургундского — и их соперничество развило у них вкус к власти, и подросший король стал им помехой. К тому же Карл VI начал сразу же с реформ, которые многим не пришлись по вкусу. В частности, в ходе этих реформ, осуществленных группой преданных короне чиновников из окружения Карла V, так называемых мармузетов, государственная служба получила новые законы, вскоре весьма пригодившиеся чиновникам для отстаивания интересов государства от нападок «частного интереса». Первая треть XV в. отмечена небывалым доселе размахом политической борьбы, поставившей страну на грань гражданской войны. Гражданская война, сама являясь проявлением развития гражданского общества, выявила одну из важнейших функций государства (любого государства, претендующего на это звание) — охранительную, стабилизирующую, нашедшую воплощение в действиях государственного аппарата во Франции этого периода.