Вместе с тем, присутствие 12 пэров на заседаниях, особенно при рассмотрении дел знати, в сочетании с преимуществами дворян при отборе чиновников в Парламент способствовало поддержанию авторитета дворянства и смягчению эффекта от преобладания профессионалов суда.
И ещё одна важная черта парламентской организации видна уже на примере структуры Парламента: королевские ордонансы закрепляли верховенство лиц духовного звания над мирянами. Этот фактор тем более заслуживает внимания, поскольку парламентская корпорация, как и всякая средневековая социальная организация, активно способствовала созданию парламентских династий и была заинтересована в преемственности парламентских традиций. Преобладание лиц духовного звания было не только следствием воздействия церковной организации на формирование светской власти, но вызывалось жизненно важной задачей Парламента — борьбой с церковной юрисдикцией, а для этого нужно было иметь формальное право и реальные знания в делах церкви[30]. Участие лиц духовного звания в работе верховного суда подверглось существенной трансформации, также связанной с укреплением королевской власти. Вначале представители церкви были необходимы Парламенту, поскольку они лучше других были подготовлены своим образованием и опытом к работе суда. Со временем, по мере увеличения знатоков права и практиков суда, они покинули Парламент, который к тому же начинал работать в течение всего года, что было несовместимо с основными функциями духовенства. Однако люди духовного звания были потребны Парламенту в его претензиях на часть юрисдикции церкви. Эта коллизия была разрешена в период папской схизмы, когда король Франции получил широкие права раздавать бенефиции и использовал их для поощрения своих чиновников. Так Парламент сохранил в своем составе значительный процент чиновников-клириков, имевших несколько церковных бенефициев и должностей, но они уже не были собственно духовенством и обязаны были такой церковной карьерой службе королю.
Стабилизация состава Парламента выразилась окончательно в ордонансах 1342–1345 гг., отменивших устаревшую процедуру роспуска Парламента и набора королем новых чиновников на следующую сессию[31]. Таким образом, было официально признано оформление внутри Парламента обширного и постоянного по составу слоя профессионалов, способных обеспечить деятельность суда. И хотя с самого возникновения Парламента там была группа профессиональных легистов, почти постоянно заседавших в Парламенте, отмена ежегодных наборов открыла неограниченные возможности для формирования чиновников-профессионалов суда, закрепления специалистов, повышения личной активности и инициативы. И главное — в этих ордонансах фиксировалось право Парламента выбирать самому нужных ему людей. Так, статья 7 ордонанса от 8 апреля 1342 г. определяет следующую процедуру формирования Парламента: теперь не король и его приближенные, а специальная комиссия профессионалов, во главе с канцлером Франции, состоящая из трех президентов Парламента, десяти мирян и стольких же клириков — чиновников Верховной палаты — определяет состав всех палат, а король только его утверждает. Статьи 2–3 ордонанса 1345 г. устанавливают, среди прочего, окончательный состав всех палат Парламента и передают выбор кандидатов полностью во власть чиновников института.
Стабилизация парламентской среды и право самой корпорации комплектовать свои кадры определили облик Парламента, его социальный состав. В исследуемый нами период социальный облик парламентской корпорации можно представить по данным, полученным Ф. Отран. Средний возраст вступавшего в Парламент чиновника в 1390–1418 гг. составлял 42 года. Покидали службу в Парламенте по следующим причинам и в таком соотношении: из 490 чиновников за 1345–1454 гг., чья судьба известна, умерли состоя на должности 289 человек, или 59%; перешли на другую службу 142 человека, или 29%; передали свое место другому 28 человек, или 5,7%; смещены 26 чиновников, или 5,3%. О стабилизации состава свидетельствует также пожизненное жалованье, получаемое после долгой службы. Так, в 1408 г. в Парламенте насчитывался 31 чиновник, прослуживший более 20 лет, из них пожизненное жалованье имели 26 человек; аналогичны данные для 1420 г. — 14:12. При этом в различной степени родства в период 1405–1417 гг. находилось 73,8% всего состава Парламента. В то же время парламентские чиновники были вовлечены в формирующиеся политические партии бургиньонов и арманьяков: по данным Ф. Отран, бургиньонов в Парламенте было больше, чем арманьяков — 134 чиновника против 100. Социальное происхождение чиновников Парламента выглядит следующим образом: в 1345–1454 гг. из 678 человек аноблированных было 46, или 6,80%, дворян — 245 человек, или 36,24%, недворян — 131, или 19,38%, социальная принадлежность для остальных 256 чиновников не установлена.
Параллельно шел процесс изживания сеньориальной природы института в пользу публично-правовой. Менялся в этой связи и характер приносимой чиновником клятвы: если с конца XIII в. обязанности чиновника не отличались от обычных функций слуг сеньора, то к началу XV в. в текст клятвы были внесены понятия «общественного блага» и «пользы государства» как новых ориентиров работы верховного суда[32]. На первый план выдвинулась профессионализация Парламента: ордонанс от 6 апреля 1287 г. удалил из Парламента представителей высшего духовенства; ордонанс от 22 апреля 1291 г. — бальи и сенешалей, поскольку они не являлись членами палат; в 1296 г. Парламент освободился от ненужных чиновников, не знающих законов, оставив только советников. В ордонансе от 3 декабря 1319 г. ясно выражалась эта тенденция: «Король желает иметь в Парламенте людей, которые смогут там постоянно работать, не уезжая и не отвлекаясь на другие дела»[33].
Та же тенденция структурной стабилизации отразилась в эволюции сроков работы Парламента: от четырех сессий в год при Людовике IX до превращения Парламента в 1299 г. в постоянно действующий орган, работающий со дня Св. Мартина зимнего 12 ноября до конца сентября, с отпуском в один месяц[34].
Организационная зрелость Парижского Парламента сочеталась с процессом укрепления и дальнейшего расширения его компетенции, напрямую связанной с успехами централизации и усилением королевской власти во Франции. Трудами легистов в XIV в. были разработаны и внедрены в практику основополагающие принципы судебного суверенитета короля: «Вся полнота судебной власти исходит от короля» и «Король — император в своем королевстве»[35]. С расширением прав короля и их проникновением во все сферы жизни общества расширяется и компетенция Парламента. С присоединением к короне новых земель и прогрессом централизации страны возрастала и роль Парламента в делах королевства, в этой области монополия Парламента особенно наглядна. Напомним, что Парламент стал называться верховным апелляционным судом только с XIII в., с присоединением Нормандии, Шампани и Лангедока, где существовали аналогичные судебные курии. Установление частичного контроля Парижского Парламента над местными судами в виде посылки его чиновников на их сессии превратилось вскоре в прямое подчинение этих судов власти Парламента. И хотя суд Нормандии — Палата Шахматной Доски (L'Echiquier de Normandic) был объявлен в 1315 г. автономным, Парламент отправлял туда своих чиновников, а суд Шампани — так называемые Дни Труа (Les Grands Joure de Troyes), был выездной сессией Парижского Парламента с 1267 г.[36]
В основе судебной монополии Парижского Парламента лежала теория легистов — идеологов централизованной монархии — о верховном суде как эманации королевской власти, зафиксированная в ордонансах[37]. Парламент как бы олицетворял короля-судью. Но патриархальная оболочка, традиция верховного защитника слабых и гаранта справедливости для всех качественно видоизменилась от того, что суд вершили знатоки права и практики, профессиональная группа, со своими интересами, с опорой на законы, коллегиальным принципом вынесения приговоров.
Отсюда проистекала объективная двойственность природы Парижского Парламента в период складывания централизованного государства: являясь эманацией королевской власти, выступая от имени короля, Парламент должен был защищать его интересы, однако усиление публичноправовых основ службы чиновников с неизбежностью превращали Парламент в защитника интересов королевства, лишь по традиции именуемых «интересами короля». Поэтому нередко уже в этот период Парламент защищал «интересы короля» от самого короля, его непродуманных действий, незаконных указов, от небрежения новыми реалиями.
В этой борьбе Парламент опирался не только на широкие правовые санкции, полученные по королевским ордонансам, но и на утверждающееся в обществе новое представление о короне как общественной должности, как службе с четким разграничением обоюдных прав и обязанностей короля и его подданных. Процесс изменения представлений о природе королевской власти был неизбежным последствием формирования правового государства, где каждое сословие, каждый человек подчинен определенным законам, и только соблюдение их всеми есть гарантия сохранения этого государства.
Заинтересованность Парижского Парламента в усилении и расширении королевской власти сказалась на политике института во всех областях его деятельности и сделала его чиновников ревностными поборниками сильной государственности, которую они готовы были отстаивать от любых посягательств, от внешней агрессии Англии до ошибок короля и тайных интриг его изменчивого окружения.
Роль Парижского Парламента в процессе формирования централизованного государства во Франции общеизвестна и доказана. Однако никто не задумывался до сих пор над исследованием связи между функциями учреждения и общественным обликом его чиновников. Между тем такое исследование позволит приподнять завесу тайны над функционированием аппарата власти, над связью чиновника и учреждения. Именно такое исследование я и намерена предложить вниманию читателя. В нем главное внимание уделяется трансформации в сознании чиновников Парламента идей, лежащих в основе их учреждения, интерпретация ими риторики королевской власти. Важность этой теме придает трансформация приватных слуг короля в профессиональную группу служителей власти, действующих на основ