амим Парламентом по приговорам[48]. Так стимулировалась личная заинтересованность парламентских чиновников в количестве выносимых приговоров.
Еще одним важным решением на пути к парламентской дисциплине явилось право чиновника, закрепленное ордонансом 1320 г., по своему желанию оставаться работать после закрытия сессии на каникулы и получать за это обычную плату, как если бы Парламент продолжал работать[49]. Таким образом, в связи с возраставшим потоком дел, стекавшихся в Парижский Парламент, который уже не мог с ним справиться, положения королевских ордонансов, стимулируя материальную заинтересованность чиновников, превратили Парламент в постоянно действующий орган королевской судебной власти. За счет оплачиваемого энтузиазма чиновников удалось на некоторое время решить проблемы, возникшие из-за политики Парламента, направленной на расширение своей компетенции.
А теперь вернемся к вопросу о величине жалованья чиновника. Так много ли получал чиновник Парламента? Или его жалованье было невелико? Точного ответа нет, и быть не может, ведь из вышесказанного ясно, что чиновник получал жалованье в зависимости от количества дней присутствия и объема выполненной работы[50]. Вся система была настроена на стимулирование рвения чиновников, поэтому нерадивые не задерживались в Парламенте, а те, кто проработал в нем долгие годы, по праву пользовались накопленным богатством, достойной должностью и заслуженным уважением в обществе.
Парижский Парламент, как всякая средневековая корпорация, не забывал и о нравственном облике чиновников, поэтому, всемерно поощряя работу чиновников, стимулируя их полную отдачу на благо институту, Парламент следил за тем, чтобы работа не вытесняла нравственное в чиновнике. В этом смысле самым характерным представляется правило, согласно которому плата за дни отсутствия у чиновника не изымалась, если это было связано с выполнением им своего человеческого или христианского долга. В таком случае кто-то все равно заменял отсутствующего чиновника, но плату получали оба, т. е. Парламент нес расходы за своих чиновников, но эти расходы, безусловно, были оправданны.
Например, Парламент согласен был оплачивать болезнь близких родственников и уход за ними, похороны, не только родных, но и друзей или сослуживцев, паломничество и т. п.[51]
Само собой разумеется, что чиновники были далеки от парламентского идеала, нарушения и злоупотребления в работе были всегда, но важно понять саму атмосферу внутри института, его устойчивые законы и глубокую традицию, позволявшие наставлять, наказывать и даже изгонять нерадивых или нечестных.
Так прозаический вопрос об оплате чиновников Парламента с новой стороны показывает этот институт как особую корпорацию служителей закона и короля. Авторитет и возрастающая притягательность Парламента опирались далеко не только на элементарную материальную выгоду, вернее, служба в Парламенте давала относительное материальное благополучие, но оно приобреталось не всеми, — не сразу и поэтому служило во благо Парламента.
§ 3. Профессиональная дисциплина: невидимые миру заботы
Отношение в обществе к Парижскому Парламенту характеризовалось одним постоянно действующим мотивом — обвинениями в медлительности и пристрастности суда, в неряшливом ведении дел, а главное — в попустительстве нерадивости чиновников[52]. Среди причин этого не последнее место занимала специфика внутренней организации Парламента, закрытого от посторонних. Действительно, вся дисциплинарная власть была отдана в руки самого Парламента, и в силу особенностей ее требований никто иной не мог бы проследить за чиновниками. В такой ситуации Парламент имел все возможности стать авторитарным попустителем беззакония и так воспринимался обществом. Однако забота о дисциплине отнимала у Парламента немало сил и требовала большой изобретательности.
Переходя к характеристике парламентских норм дисциплины, отметим одну существенную ее особенность: дисциплинарная власть Парламента распространялась не только на его чиновников, но и на всех судейских, включая адвокатов и прокуроров, судебных исполнителей и секретарей[53].
Первым незыблемым правилом Парламента было время начала его работы — 6 час 30 мин. утра (до установки часов на башне Дворца оно определялось начатом первой мессы в церкви Сент-Шапель). Каждый день в этот ранний час. невзирая на сезон и погоду, Парламент обязан был начать заседания и закончить работу только после решения всех назначенных на этот день дел[54]. Если процессы не были подготовлены или разбор дела завершался быстрее предполагавшегося времени. Парламент все равно работал, решая внутренние дела: так, президенты и двенадцать советников «собрались на совет, поскольку было всего 9 часов утра» (26 июля 1410 г.). Только крайние обстоятельства могли сократить время работы Парламента: в самый разгар восстания кабошьенов в Париже Парламент принял экстренное решение: «В связи с небывалой жарой вести заседания только с 6 до 9 часов утра» (12 июля 1413 г.).
Парламент старался не только не нарушать режим работы, установленный ордонансами, но и наполнить эти часы действительно работой. Поэтому неизменно наказывал тех, по чьей вине он, начиная заседания, принужден был бездействовать. Для этих целей Парламент активно использовал самое надежное средство — денежные штрафы В 1406 г. Парламент вынужден был напомнить прокурорам и адвокатам, «что они обязаны быть готовы к четырем часам дня (аprés diner), в день слушания их дела, угрожая в противном случае штрафом в 40 солидов (26 июня 1406 г.). В 1408 г. штраф в таком размере решено взять c адвоката Гийома Кузино, не явившегося в день слушания дела Весьма интересен и способ взимания штрафа Парламент поручил это сделать судебному исполнителю Жану Менье, который должен будет заплатить его сам, если не сможет добиться успеха. В заключение Парламент заявил, что «отныне так будет делаться в отношении всех, ибо по небрежности адвокатов и прокуроров многим людям часто остается лишь получить свидетельство о переносе слушания своего дела» (1 июня 1408 г.). В марте 1411 г. адвокаты вовсе не явились в назначенный для слушания дела час, «хотя было уже семь с половиной часов утра», и Парламент послал за ними судебного исполнителя, а в ожидании «развлекал себя фланированием по залам и прибег к штрафам» (2 марта 1411 г.)[55].
Любопытен и такой факт: 6 июля 1411 г. прокурор, не подготовившийся к сроку слушания дела, был принужден Парламентом уплатить 40 солидов, как раз ту сумму, к которой был приговорен его обвиняемый. Так Парламент боролся за дисциплину и справедливость, наказывая нерадивых чиновников. Кстати, со временем размеры штрафов возрастают: в 1415 г. с трех адвокатов, не пришедших на слушания дел, было взято по 100 солидов (28 февраля 1415 г.). Столь же строг Парламент к судебным исполнителям, замеченным в небрежении своими обязанностями. В 1412 г. «Парламент обнаружил, что между 7 и 8 часами утра в зале не оказалось ни одного судебного исполнителя», и решил оштрафовать каждого на 40 солидов, «простив тех, кого можно будет простить» (12 февраля 1412 г.)[56].
Среди злоупотреблений было и неискоренимое мздоимство, с которым Парламент так же ревностно, как и безуспешно, боролся. Например, 19 мая 1403 г. Парламент обсуждал взяточничество прокуроров, которые «требуют много денег, говоря своим клиентам, что деньги нужны для продвижения их дела, хотя часть денег удерживают у себя, против чести Парламента и принесенной ими клятвы».
В основе дисциплинарной деятельности Парламента была несомненная зависимость авторитета и материального благополучия его чиновников от качества их работы. Только такая зависимость способна была стимулировать жесткий контроль за соблюдением норм законодательства. И Парламент не нуждался здесь в помощниках для обуздания злоупотреблений, тем более, что часть взимаемых штрафов шла в пользу Парламента и составляла его денежный фонд, дававший средства для поощрений[57].
На основании приведенных материалов можно убедиться в реальности еще одного существенного принципа дисциплинарной деятельности Парламента: все его чиновники равны перед законом и одинаково отвечают за нарушения дисциплины. Все, от кого зависит нормальная работа Парламента, в том числе и адвокаты, прокуроры, судебные исполнители и секретари, подчинялись дисциплинарной власти Парламента. В историографии Парламента эта его деятельность не получила должной оценки. Так, Р. Делашеналь в своем фундаментальном труде об адвокатах Парламента даже призывал не преувеличивать строгости отношений к адвокатам, так как из-за частого упоминания о штрафах может сложиться впечатление о некоей враждебности к ним. Стремясь опровергнуть это, Р. Делашеналь описывает и обращения Парламента за советом к адвокатам, и симпатию и уважение к ним, и совместное участие в налогах, в заботах о состоянии залов, в торжественных процессиях[58].
Однако главным аргументом в защиту тезиса о консолидации парламентских чиновников с адвокатами и прокурорами как с членами одной среды, думаю, является эта забота об их дисциплине и полноценной деятельности, ибо она в равной мере служила общему авторитету института[59].
О том, что целью дисциплинарной деятельности Парламента была защита и поддержание высокого авторитета института, прямо сказано в ходе шумного скандала 1404 г., разразившегося в стенах Парламента: неожиданно обнаружилось, что «слуги и посторонние лица по утрам пили в помещении Верховной палаты Парламента вместе с его чиновниками и устраивали слишком большие пьянки… делали чрезмерные расходы» из фондов Парламента.