«Мы этот вопрос обсудим в окружном комитете. Местными силами гарнизон разоружить не сможем, — отвечал Гаврил, — для этого нужна помощь извне. Такая помощь на первых порах придет из околии, а потом и из округа. Попробуем посеять панику в стане врага. Потом в суматохе нападем на казармы, чтобы блокировать гарнизон, пока к нам не подойдет подкрепление».
Генов теперь вспоминал, сколько усилий ему пришлось потратить, чтобы убедить Центральный Комитет согласиться на восстание. Уговаривать пришлось до ночи, а потом наступило время отъезда. По пути он инструктировал руководителей, отдавал последние боевые распоряжения. До захвата Врацы надо было защищать Петрохан. Руководить обороной поручалось Замфиру Попову. Повстанцами в городе Фердинанд будет командовать Исай Иванчев, шурин Генова, а во Враце — Иван Данов. Руководству это было известно. Что касается политической стороны дела, то, согласно решению, принятому на последнем заседании, в исполнительный комитет включены земледельцы, представленные Стояном Кырловым, единственным откликнувшимся на предложение сотрудничать с коммунистами.
«Но земледельцы, безусловно, захотят знать, в какой степени они будут участвовать в управлении!» — заявили руководители, когда Генов расставался с ними в леске возле Выршеца.
«Председателем руководящей тройки в округе будет коммунист Тодор Николов, — отвечал Генов. — Кроме него в тройку войдут Иван Атанасов и я». О своих обязанностях Генов скромно умолчал.
На небе появлялись все новые и новые звезды. Глядя на них, Гаврил думал о каждом товарище из города, о каждом коммунисте из образованных военных районов — Главницкого, Криводольского, Банисского, Мездренского и Искырского. Таковы были повстанческие созвездия. Один за другим вставали перед его взором ответственные товарищи, которые вели людей на сборные пункты и занимали исходные позиции для захвата города. Звезда Ботева указывала им путь.
Вдруг Генов вспомнил о Георгии Котове, поддерживавшем связь с артиллеристами. Тот должен был встретиться в лавке отца Георгия, находящейся около казармы, с солдатом Иваном Пешевым, штабным телефонистом, чтобы передать приказ о выступлении.
Генову показалось, что звезды на небе беспорядочно задвигались: они выстраивались, перемещались, одни выходили вперед, другие отставали. Он даже увидел, как одна из них оторвалась и полетела в бездну, оставив за собой мелькнувшую на какой-то миг огненную царапину. Так всегда в жизни бывает: слабые духом гибнут, но зато тысячи других поднимаются и своим героизмом увлекают массы. Кто ведет миллионы на подвиг? Если на небе главным источником света является солнце, то на земле светочем является партия: она сплачивает, организует, ведет и поднимает на борьбу множество людей.
Коляска летела по дороге, освещенной лунным светом. Блестела лента реки, тихо, едва слышно, погромыхивали старые мельничные колеса, в орешнике возле дороги мягко падали зрелые орехи.
Неожиданно где-то сзади затарахтел автомобиль. Генов вздрогнул, повернулся и увидел, что это их автомобиль, в котором они приехали из Софии. В лунном свете он заметил в нем майора Агынского, окруженного полицейскими. Больше ему ничего не удалось увидеть: он решил, что это гонятся за ним, и мгновенно, на ходу, выскочил из коляски, так, что ни его спутник, ни возница не заметили, как он исчез. И только очутившись в кустах, Генов почувствовал, что во время прыжка поранил себе ногу. Автомобиль, обдав коляску пылью, помчался дальше. Гаврил перешел реку вброд и пошел вдоль склона горы.
Восстание еще не начато, а уже первый удар, первое потрясение. Зазубренные голые скалы бросали густую тень. Путь становился опасным.
«Измена! — была первая мысль, мелькнувшая в голове Генова. — Как же иначе полиция может захватить их автомобиль и задержать начальника повстанческого штаба? Кто-то указал, где они находятся. И теперь во Враце власти постараются выведать у арестованных, кто еще прибыл в город, и тогда раскроется весь план. Хоть бы не поймали Георгия Димитрова и Васила Коларова!»
Мысль о предательстве не оставляла Генова все время, пока он пробирался по скалистому, обросшему кустарником склону. Он спешил прибыть во Врацу, чтобы поднять восстание прежде, чем будет раскрыт его план. Ему были знакомы все горные тропы, и он выбирал самые короткие. Прежде чем вооружить комитеты и подготовить их к восстанию, ему пришлось обойти здесь каждое село, познакомиться с каждым коммунистом и сочувствующим.
Гаврил был отличным ходоком. Он шел напрямик через луга и рощи, через каменные осыпи и межи, торопясь, как хороший хозяин: надо было поскорее добраться до своего жнивья, над которым нависла коварная грозовая туча. Спешил туда, где женщины с серпами ждали его, чтобы он поторопил и подбодрил их: «Быстрее собирайте зерно, видите, какая идет буря, сметет все, вырвет хлеб у нас из рук!»
Генов осторожно выбрался на шоссе, прислушиваясь, не загудит ли где машина. Вспомнил о вознице коляски, мечтателе и звездочете, стал думать, куда его упрячут и как станут истязать, чтобы допытаться, куда и кого он вез. Гаврил был уверен, что возницу ничто не сломит и что майор Агынский не проронит ни слова. Он теперь не беспокоился и за Георгия Димитрова и Васила Коларова, так как никто из арестованных не знал, где они находятся.
Но вот со стороны города послышалось тарахтение автомобиля. Генов бросился в кусты и увидел, что это та самая машина, на которой они прибыли в Выршец. Видимо, она возвращалась — противник хотел узнать о плане восстания, арестовать его, Генова, и остальных руководителей.
Гаврилу хотелось одним прыжком добраться до Врацы. Но могут ли человеческие ноги, какими бы быстрыми они ни были, угнаться за машиной? И он вспомнил слова возницы: «Придет время, и мы будем ездить в автомобилях».
Луна освещала город беспокойным голубоватым светом. Враца как бы оцепенела. Город чем-то напоминал боевую машину, которая только и ждала его, чтобы прийти в действие. Мелькнуло опасение, не испортилось ли в этом механизме что-нибудь за время его отсутствия? Мысленно он быстро устранял неисправность, сразу же заменял износившуюся или поврежденную деталь. Гаврил прихрамывал, но продолжал идти, не обращая внимания на боль. Одному ему было известно, с чего нужно начать в гарнизоне. Стоит ему только дать условный сигнал — и… Выбегают солдаты Манчо Данов Кьосев из пехотного полка, Васил Иванов, Коста Сетин и Иван Данчев из музыкальной команды, Георгий Иванов из пулеметной роты и интендант первой роты Никола Маринов, который должен открыть склад с оружием и боеприпасами. И дальше все пойдет по секретному плану занятия казарменных помещений. Поскольку в караул назначают по желанию, дежурными будут свои люди или большинство своих.
В час, когда должно произойти нападение на казарму, пирамиду с винтовками будут охранять трое надежных, хорошо вооруженных своих людей. Трое других поднимут солдат, по тревоге и сонных, в одном белье, загонят в какое-нибудь помещение. Для охраны потом выделят дополнительно еще пятнадцать солдат. Все это произойдет в первой роте, ближе всего расположенной к горам, с которых планируется осуществить нападение на казарму. Затем повстанцы перейдут в помещения других подразделений. В пулеметной роте, где мало надежных людей, унтер-офицер Георгий Иванов снимет с пулеметов замки, чтобы их нельзя было пустить в ход.
Унтер-офицеры из канцелярии должны быть обезврежены.
Подойдя к казарме, протянувшейся вдоль шоссе на целый километр, Гаврил неожиданно нарвался на засаду. Отскочив, он стал искать другой путь в город. И снова наткнулся на штыки. Как же получилось, что план провалился и противник принял меры предосторожности, закрыв все входы в город? С какой стороны ни подойди, всюду посты. Можно самому попасть в западню и провалить весь план.
Генов не знал, что делать, почувствовал себя одиноким, оторванным от товарищей. Как теперь добраться до своих?
Звезды у него на глазах падали с неба. Не желая терять времени, Генов обошел город и направился прямо к винограднику Доры Анковой, где жила его жена с ребенком. Это было недалеко, возле Рассадника.
Гаврил быстро пересек поле и очутился на винограднике. Стоял сентябрь. В эти дни многие жители города обычно перебирались на виноградники и жили здесь, как на даче. Целыми ночами там горели костры, слышались песни. Но сейчас было тихо.
Хижина Доры, как обычно называли домики на виноградниках, словно стала ниже. Над ней раскинул свои широкие ветви большой орех, на котором был сделан помост, — там любил спать Гаврил.
На меже, обросшей терновником, Генов остановился. Увидев, что за ним никто не следит, он присел и сорвал большую кисть винограда. Только сейчас он почувствовал, что губы у него потрескались. Пробираясь вдоль борозды между кустами винограда, он до зернышка высосал зрелый памид[6]. Под орехом дымились угли. Значит, они здесь! Вечером, как и обычно, разожгли огонь и, вероятно, допоздна ждали его. И наверное, не только домашние, но и кто-нибудь из комитета. Товарищи знали, что он, придя в город, не сможет не зайти сюда, к своим, которые скрывались здесь от властей. И все же Гаврил осторожно обошел домик и только тогда постучался. Ему сразу же открыла хозяйка — тетка Дора. Муж Доры, Ангел Анков, после долгих колебаний все же примкнул к повстанцам. Вместе с ним и его жене пришлось пережить все гонения и преследования.
— Почему так опоздал? — со вздохом спросила Дора, открывая дверь. — Почему?
— Тихо, не разбуди Иванку и ребенка, — ответил Гаврил.
— Теперь повсюду стало тихо, — прошептала хозяйка, и оба отошли от хижины.
— Где Ангел?
— Там, где и другие.
Под тенью большого ореха Дора рассказала, что произошло за время его отсутствия.
— Все арестованы! — Она стала перечислять имена.
— Неужели все?
— Все до одного, кто был в городе. Брали из домов и тащили в участок.
— Но почему же они сидели дома?
— Не смели уйти! Говорили, что без приказа не могут оставить своих мест. Это — как пост, без разрешения его не покинешь. Как же может работать комитет, если все, разбегутся по сторонам.