Глава 1
Еще до обеда Спиригайло уехал из управления по служебным делам и в свой кабинет вернулся только под вечер. Музейная дверь была заперта изнутри на защелку, но дежурный сержант срочной службы сказал, что товарищ директор совсем недавно выходил поблевать в коридор.
— И как он?
— Намного лучше, — вздохнул сержант. — Пива требует.
— Передайте, чтоб завтра ровно в девять тридцать был у меня. Побеседуем… Поняли?
— Есть! Обязательно передам, как проснется.
Спиригайло покачал головой и направился к себе.
Сейчас эту пьяную скотину Ройтмана вызывать на ковер не имело смысла все равно ничего не соображает. Но когда он придет в себя… Хватит! Хватит либеральничать. Должна же быть какая-то грань, какие-то представления о чести мундира, об элементарной дисциплине в конце концов.
— Вплоть до увольнения из рядов… — зло пробормотал Спиригайло, накручивая диск аппарата внутренней связи.
У Заболотного никто не отвечал.
— Странно!
Как правило, полковник уходил домой одним из последних — таков был издавна принятый в управлении стиль руководящей работы. Но откуда Семену Игнатьевичу знать, что шеф его и покровитель никак не может снять трубку, ибо вот уже несколько часов, как превратился в комок обгоревшей, обугленной, мертвой плоти?
Не знал этого Спиригайло. Даже не догадывался.
А потому, выждав несколько длинных, протяжных гудков, надавил на рычаг и вышел из кабинета:
— Черт его знает…
Миновав опустевший к вечеру ковровый лабиринт коридоров, он остановился напротив двери Валерия Максимовича:
— Разрешите?
Постучал, подергал ручку — никого. Спустился вниз:
— Полковник Заболотный уходил?
— Да, ещё днем, — доложил старший лейтенант с повязкой дежурного. Больше не возвращался.
— Звонил?
— Нет. При мне не было.
— Ладно. Я тоже пойду. Если что — звоните домой!
— Есть, — пообещал офицер.
Спиригайло вернулся к себе, опечатал сейф и вскоре покинул здание управления.
На Литейном еле втиснулся в троллейбус. Час пик, по идее, миновал, но общественный транспорт ходил так медленно, плохо и редко, что народу в салон набивалось — не продохнуть.
— Разрешите… Простите!
В такой давке трудно остаться вежливым. Тем не менее, на одной из остановок Семен Игнатьевич попытался помочь навьюченной туристским рюкзаком бабуле втащить в дверь тяжеленную коробку из-под бананов:
— Подсоби, милок!
— Конечно, секундочку…
Куда там! Дернул разок, другой — ни в какую. Только кольнуло что-то в заднице, засвербило, напомнил о себе застарелый геморрой.
— Ох, милок, я сама лучше!
Ухватила бабка, потянула, двери закрылись — и коробка аж на середине троллейбуса.
В метро оказалось свободнее, но тоже… Зажали товарища Спиригайло, притиснули между арбузоподобными сиськами ароматной дамочки и тощими лопатками вцепившегося в поручни бомжа — так и ехал до Веселого поселка.
Поднявшись по эскалатору, Семен Игнатьевич по многолетней традиции выпил пива — в ларьке за углом торговали финским, баночным, но он купил «Балтику», третий номер, потому что был патриотом. К тому же, так получалось дешевле и больше.
Настроение выправилось, но ненадолго. У самого входа в парадную, поперек дороги распластался здоровенный кобель без признаков породы и намордника.
Что такое? Откуда? Псина была точно не местная, Спиригайло видел её впервые в жизни.
Будто почувствовав замешательство человека, кобель рыкнул лениво, поднялся и подковылял к ботинкам Семена Игнатьевича. Обнюхал их, пару раз вильнул хвостом и неожиданно поднял лапу.
Спиригайло даже не успел отскочить:
— Пошел вон! Пошел!
Псина затрусила, не оборачиваясь, к проходному двору, а он зачем-то перекрестился и глянул по сторонам. Вроде, никто не видел…
Неожиданно пришла уверенность: домой идти нельзя. Семен Игнатьевич даже не стал утруждать себя поиском причин — помешкал немного и зашагал обратно, к метро.
На ходу Спиригайло вытащил из кармана помеченных собачьей струйкой брюк деньги. Пересчитал. Он и без того прекрасно знал содержимое своего кошелька, но все же проверил купюры в смутной надежде, что там их вдруг оказалось гораздо больше, чем было с утра.
Но — нет. Сумма наличности даже уменьшилась на стоимость одной-единственной бутылки пива.
— Ничего. Ничего…
В квартире у Семена Игнатьевича деньги имелись, и немалые. Лежали они, припрятанные в тайничок под шифоньером, в ожидании хозяина, но идти за ними не позволял обострившийся инстинкт самосохранения. Отчего-то боязно становилось от одной мысли о своих «аппартаментах», хоть и было там все привычно, уютно, обустроено собственными руками и заботами супруги.
Спиригайло нутром почувствовал тоску непонятную и неуверенность в старой английской поговорке о том, что «мой дом — моя крепость».
Тем более, что как назло не было сегодня в квартире жены! Укатила. Укатила в очередной профсоюзный круиз: массовики-затейники, пляски под оркестр, соревнования по перетягиванию каната и прочие идиотские развлечения для отгоняющих старость дам.
— Чертовщина какая-то. Нелепица! Шарахаться от собственного жилья — ну надо же, а? Нервы… Нервишки.
Тем не менее, Спиригайло решительно вскинул голову и ускорил шаг. Что же, в конце концов, пойти некуда?
Плевать на квартиру! Миллионы мужиков готовы полжизни отдать, чтобы оказаться в его положении. Когда есть деньги и нет под боком жены — это ли не свобода? Можно не торопясь бутылку-другую с друзьями выпить, можно в ресторане поужинать или пулечку расписать — словом, вольная птица. Гуляй не хочу…
Но вот беда, не то было у Спиригайло сейчас настроение, чтобы предаваться тихим радостям пожилого холостяка. Ох, не то!
К тому же, перебрав по памяти всех своих друзей-приятелей, понял Семен Игнатьевич неожиданно: нет среди них ни одного такого, к которому мог бы он так вот, запросто, завалиться под вечер.
Конечно, прогнать не прогонят. Но не поймут, потому как — уж больно степеннный народ с годами остался в окружении супругов Спиригайло. Большей частью, ровесники, обремененные мелкими заботами и хворями: на подьем тяжелы, в разговорах скучны и неинтересны.
А ведь когда-то, помнится, с Димкой Левшовым…
Семен Игнатьевич замер перед стеклянной дверью станции метрополитена, и тут же получил ощутимый толчок в спину:
— Чего зеваешь? Встал в проходе, старый хрыч!
— Извините.
Людской поток внес Спиригайло внутрь и пропихнул к эскалатору. Уже спускаясь, он ухватился за спасительное, показавшееся единственно верным решение: дача! родные шесть соток…
Садоводство, в котором Семену Игнатьевичу когда-то выделили участок, принадлежало управлению. А потому располагалось от города совсем недалеко, на месте расформированного в самом начале перестройки секретного полигона. Нужно было только добраться до вокзала, потом около часа на электричке, и всего километра полтора пешком…
Там — все свои, знакомые. Пенсионеры, кто раньше Спиригайло погоны снял, и вообще до холодов по своим избушкам копошатся. А чего уезжать? Электричество есть, воды полно.
Дачные нравы попроще, тут можно и без предварительных звонков к любому соседу на огонек заглянуть. Раскатать поллитру водочки под разговор, да под нехитрую мужскую закуску…
Семен Игнатьевич даже зажмурился от предвкушения: хорошо!
Кстати, и супруга обрадуется. Давно просила картошки домой перевезти, да ещё кое-что по мелочи на «фазенде» прибрать.
…Спиригайло привычно покинул метро через несколько остановок.
Поднялся наверх, прошел к перронам. Сверившись с расписанием, купил в ларьке приличную на вид бутылку «Русской», затем у киоска Роспечати долго выбирал пищу духовную. Выбор свой он остановил на какой-то полупорнографической-полурекламной газетенке с портретом известной кинозвезды. Нашел нужный поезд, занял место в вагоне и зашуршал, перелистывая страницы.
Но что-то мешало вчитываться в типографский текст.
— Электропоезд до станции…
Так. Была же и выскочила из головы какая-то важная мысль! Семен Игнатьевич покопался в памяти: преферанс, ровесники, Левшов…
Точно. Димка Левшов, старый приятель, и сын его — Виктор, тот самый, из-за которого все завертелось.
События последних дней Спиригайло воспринимал с недоумением и досадой, почти как личное оскорбление. Что-то не срасталось, что-то рушило стройную схему, перечеркивая результат их с Заболотным кропотливого труда.
Годами вынашивал, лелеял свой план Семен Игнатьевич. Словно рысь, притаившаяся в густой кроне векового дуба, ждал он подходящего момента, но… Когда уже казалось — вот-вот, когда казалось, что от заветной цели их отделяет только один точный бросок, все начало ломаться и давать сбои.
Неуловимое упущение, мелочный просчет — но плавится, не выдерживает нагрузки уже обросший деталями и запущенный в оборот стальной стержень.
А тут ещё утренний разговор с полковником… Спиригайло сам не понимал, что с ним такое творится: старый служака, штабник, он впервые в жизни позволил себе не только спорить с начальством, но и не дожидаясь распоряжений бросил на рычаг телефонную трубку.
Бросил с каким-то даже отвращением… А потом долго стоял, оцепенело уставившись в одну точку и пробуя осмыслить логику, причинно-следственные связи происходящего.
— Старею? — Умные мысли в голову не приходили — упрямились. Конечно, так иногда бывало и раньше, но в конце концов всегда удавалось удерживать ситуацию под контролем. А теперь…
Поезд тронулся, набирая ход.
— Кто-то к нам влез, — сообщил собственному отражению в пыльном вагонном окне Спиригайло:
— Кто-то мешает.
В игре появился новый участник. Хладнокровный, беспощадный, знающий ставки и правила, но соблюдающий их только тогда, когда ему это выгодно.
То есть — свой.
Семен Игнатьевич почуял пристутствие неопознанных сил в раскладе ещё несколько дней назад. Сначала — странные взгляды Курьева и его непривычная почтительность при встречах. Потом куда-то пропал Антон…
Секретарша отвечала всем, что шеф её выехал под Выборг, в срочную командировку на пару дней. По идее, ничего необычного в этом не было «смежники» из Большого Дома часто выезжали к финской границе по разным оперативным надобностям, а иногда и просто так, оторваться на природе.
Но раньше Антон всегда отзванивался, предупреждал, что на какое-то время покидает город. Странно… Спиригайло даже на всякий случай звякнул его жене, не случилось ли чего, но та ответила словами секретарши: убыл, вернется на будущей неделе, что передать?
Сотовый телефон Антона Эдуардовича тоже сначала гудел и пиликал, потом сообщил безукоризненно вежливым голосом автоответчика, что «абонент выключен или временно находится вне пределов досягаемости».
— А Заболотный? — Припомнил Спиригайло. — Тоже ведь…
Конечно, старая лиса способна на любую подлость, но что-то подсказывало: нет, не его рук дело. Полковник сам заметался, занервничал, пытаясь унюхать, откуда несет паленым. И тон у него стал не тот, и уверенности во взгляде поубавилось за последние дни.
Значит, все-таки Антон? Выкормыш, бля, демократ… чекист новой формации! Никаких идеалов, сплошной цинизм и желание стать побогаче и при том поглавнее.
Еще недавно учился дела оперучета подшивать, а теперь — Антон Эдуардович, начальник отдела, большие звезды на погонах.
Этот, конечно, запросто. Что — запросто?
— Да все! Все сделает, — ответил сам себе вслух Спиригайло. — Ради власти, ради денег…
Курьев? Он на самостоятельную игру не способен, хотя по глупости и жадности пару раз пытался. Исполнитель неплохой, но груб, неотесан и напрочь лишен воображения. Такой не сможет даже элементарную ситуацию просчитать, потому что, наверное, ещё в начальных классах извел свой учебник арифметики на самокрутки.
Спиригайло не сдержался и хихикнул над собственным остроумием. Сконфузился, прикрыл лицо газеткой и зыркнул по сторонам: слава Богу, никто не слышал.
Никто действительно не обратил внимания на эмоциональный всплеск Семена Игнатьевича. Пассажиры рассеянно пялились в окна, читали, дремали, облизывали мороженое и чавкали купленной на вокзале выпечкой.
Да, Курьев. Куря… Бандюга, наемник, расходный материал. Ладно, вернется Антон — посмотрим. Неплохо бы ещё с Заболотным пообщаться с утра пораньше.
… Электричка бежала по рельсам все дальше, и Семен Игнатьевич неожиданно для самого себя тихо закемарил, прислушиваясь в полудреме к завываниям двигателя, перестуку колес и нестройному гомону пассажиров.
Вокруг царило относительное спокойствие и своеобразный уют железнодорожной поездки. Но вдруг, сразу после того, как электропоезд покинул очередную пригородную станцию, двери тамбура запрыгали из стороны в сторону.
Внутрь шумно, с матом и толкотней, ввалилась кампания подгулявших подростков — человек шесть-семь. Источая запах дешевого алкоголя и не без труда удерживая равновесие, молодые люди пошли вдоль рядов.
Они уже почти миновали вагон и не найдя для себя ничего интересного собрались скрыться в противоположном тамбуре, но внезапно один из подростков замер, привлекая внимание остальных:
— Глядите-ка! Это же старый…
Спиригайло притворился, что речь идет не о нем.
— Мужики, помните? Который не курит?
Парни уже собрались в стаю — кто-то уселся рядом, кто-то за спиной, кто-то напротив… Надеясь на чудо, Семен Игнатьевич продолжал делать вид, что читает газету.
— Эй, старый! Ау-у… Не узнаешь?
Но профессиональная память Спиригайло уже подсказала: дождливый конец того дня, когда началась активная «реализация» по Рогову, дорога пешком до метро, неказистые гаражи в проходном дворе и фигуры, также обступившие его со всех сторон.
Ребятишки почти не изменились, только прыщей прибавилось, да нахальства:
— Как здоровьишко-то? Все так и бережешь? Не пьешь, не куришь?
Семен Игнатьевич встрепенулся и посмотрел поверх газетного листа, вытаясь придать необходимую суровость взгляду.
— Чего молчишь-то, как пень? Не здороваешься…
Спиригайло отвел взгляд и не говоря ни слова уставился в окно, за которым ничего уже не было видно — стемнело.
— Ну, вот, — обиделся парень. — Теперь он мало того, что некурящий, да непьющий, так ещё и глухонемой… Или, может, просто разговаривать с нами не хочешь? А, старый? В падлу тебе, да?
Парень придвинулся угрожающе, но кто-то из приятелей придержал его за локоть:
— Брось. На хрена он тебе сдался? Все равно не сегодня, так завтра подохнет.
— Нет, погоди!
На окружающих граждан надежды не было, и Спиригайло приготовился к худшему. Но кампания уже потеряла к нему интерес и затопала, зашаркала в направлении выхода из вагона.
— Это мы ещё посмотрим, кто раньше, — прошептал вслед подросткам Семен Игнатьевич. — Посмотрим…
Вокруг облегченно зашевелились пассажиры. Кто-то даже что-то сказал про милицию, кто-то нервно засмеялся, а тетка с тележкой принялась монотонно ругать нынешнюю молодежь.
Но Спиригайло было не до того — он рылся в карманах, нащупывая валидол:
— Ч-черт их всех раздери!
Сердце билось, трепыхалось пойманной в сети птицей.
Семен Игнатьевич не любил подобных случайностей. Слишком уж подозрительная встреча, совсем некстати… Или, может, как раз слишком кстати? Случайности возможны в принципе. Только не сейчас, когда все одно к одному!
Постепенно Спиригайло от нервного потрясения оправился, заерзал ляжками на неудобном деревянном сидении, зашуршал газетой. Страх ушел вместе с пьяными подростками, оставив после себя только чувство навязчивой, зыбкой тревоги…
Тем временем поезд плавно подкатил к нужной Семену Игнатьевичу станции, чуть запнулся и замер возле платформы. Спиригайло вышел на перрон, зябко поежился, вдохнул полную грудь свежего лесного воздуха.
Опасной кампании рядом не наблюдалось, поэтому лучше всего было считать дорожный инцидент исчерпанным.
Поравнявшись с толпой у автобусной остановки, Семен Игнатьевич решил не тратить зря время, здоровье и нервы — опыт подсказывал, что дойти до садоводства пешком получается проще и быстрее.
Тем более, почти налегке и без дождя.
Спиригайло двинулся вдоль обочины. Поначалу он оборачивался на свет фар и шум проезжающих по трассе автомобилей, но очень скоро ритм ходьбы затянул его, кровь разогналась, дышать стало легко и весело.
«Мы с тобо-ой прошли в боях полмира,
Если надо — пов-то-рим…
Солдаты, в путь, в путь, в путь!
И для тебя-я, родная, есть почта по-олевая.
Прощай, труба зовет… Сол-даты, вперед!»
Так напевал Семен Игнатьевич, снова чувствуя себя молодым сверхсрочником в новенькой гимнастерке, пока не поравнялся за очередным изгибом дороги с симпатичной девушкой лет девятнадцати.
— Ой, — обернулась незнакомка, испуганно хлопнув ресницами.
— Не бойтесь, красавица. Я не маньяк и не грабитель!
— Ну, что вы…
Сразу выяснилось, что им по пути, во всяком случае — до садоводства Спиригайло. Семен Игнатьевич представился по имени, что же касается рода занятий, скромно сообщил:
— Офицер… А вы, наверное, студентка? Учитесь?
— Нет, работаю. Операционной сестрой, в больнице.
— За поселком? Где такие высотные корпуса? Далеко.
— Я там комнату с подругой снимаю. Только иногда, конечно, приходится в город выбираться…
— Такая красавица! Будь я вашим пациентом — ни за что бы не выписывался, так бы и пролежал остаток жизни в палате.
Девушка действительно оказалась мила: губы бантиком, стрижка под Мирей Матье, а из-под плаща сквозь шелковую блузку нахально проглядывает сосок.
«Экстравагантная мамзель,» — мысленно облизнулся Спиригайло.
Какие там Пиккельманы? Какие могут быть Роговы с Заболтными, когда тут такие телки ходят!
— Как, говорите, вас зовут?
— Наташа.
— Разрешите ручку?
— Ой, ну что вы, право… Неловко!
Спиригайло чуть не споткнулся:
— Да нет, вы не так поняли… Ручки шариковой не найдется? Я хотел вам телефончики свои чиркнуть — мало ли, проблемы какие-нибудь в Питере возникнут. Звоните, не стесняйтесь, я всем, чем могу!
Мимо, по трассе, пронесся огромный джип с тонированными стеклами.
— Не страшно вам, Наташа? А то вон какие бандюки ездят! — Глянул Семен Игнатьевич вслед машине. — Схватят, затащат…
— Страшно, — призналась девушка. — А что делать? Мне в ночь на дежурство. Хорошо, что вас встретила.
Спиригайло с достоинством кивнул, расправил плечи и почувствовал себя выше ростом…
Местные сыщики мертвецов навидались.
Даже здесь, в области, далеко от кровавых питерских разборок, этого добра хватало: утопленники, висельники, летуны… В основном, конечно, расставались люди с жизнью самостоятельно, однако приходилось оперативникам уголовного розыска выезжать и на «криминальные» трупы.
Район считался в этом отношении тихим — местные граждане убивали друг друга нечасто, в основном невзначай и по пьяному делу. Совершенные на бытовой почве «мокрухи» успешно раскрывались, что способствовало достижению высоких оперативно-служебных показателей по отделу и управлению в целом.
Но то, что представилось взорам розыскников сегодня, повергло в неодолимую тошноту даже видавшего виды зама:
— Не, мужики… Пусть эксперт ковыряется.
Обезображенный, изьеденный труп лежал среди зарослей бузины, недалеко от просеки с высоковольтной линией и всего в пятнадцати километрах от ближайшего телефона.
Лесник, производивший плановый обьезд угодий, наткнулся на него невзначай — и до сих пор пребывал в состоянии, близком к истерике. Он даже мотоцикл свой потерял, так что впоследствии всем, от самого лесника до начальника РУВД пришлось исписывать гору ненужных и глупых бумажек.
Оперативно-следственная группа выехала на место как только смогла раздобыть транспорт:
— Мужик, вроде?
— Вроде, мужик…
То, что осталось от тела, лежало на спине, абсолютно голым. Голова и кисти рук отсутствовали, но первичные половые признаки были в целости и сохранности.
— Красота. Как опознавать будем? Ни одежды, ни документов, ни пальчиков…
— Круто его, — вытер губы носовым платком оперативник помоложе. Потом припомнил старую милицейскую байку и чиркнул себя ладонью по горлу:
— Как говорится, причина смерти ясна. Смерть вызвана полным отделением головы от туловища.
— Уверен? — Зам пересилил брезгливость и сел на корточки рядом с трупом. — Глянь… Вот сюда!
В левом боку, из-под ребер едва заметно торчал блестящий никелированный стержень.
— Что за фигня такая?
— Скальпель. Хирургический. В селезенку, понял? — Старый сыщик уважительно поднял вверх палец:
— Профессионально… С одного удара.
Глава 2
— Слушай, тут гаишник один «ауди» предлагает. Машины самой нет пока, из Германии гонят, но документы уже здесь.
— Ну и что?
— Червонец баксов хочет.
— Какого года тачка?
— Девяносто четвертого.
— Лажа! — Пузатенький дядя в кепке отмахнулся и по-хозяйски сел на капот темно-вишневой «девятки». — Моя, сам знаешь, на сколько лет старше, без наворотов — и то шесть дают легко.
— Я поэтому и засомневался, — его собеседник крутанул на пальце брелок сигнализации.
— Даже в Литве, недавно вот мужики оттуда приезжали, такая «ауди» штук шестнадцать тянет. Никак не меньше.
— Ну, он все-таки отвечает…
— Кто отвечает — мент? Гаишник? Чем? Не смеши.
Деляги привычно трепались о своем, наболевшем, а потому на проходящего мимо Рогова внимания обратили мало.
Но Виктор и сам не знал, зачем заглянул по пути домой на этот полудикий авторынок — делать ему здесь было совершенно нечего. Денег в кармане не хватит даже на фирменные свечи, так что на роль солидного покупателя Рогов претендовать не мог.
Продавец из него тоже получился бы никудышный — старенький «москвич» стоит не дороже металлолома, а за покрышки из подвала теперь можно получить разве что в морду.
Впрочем, было на что и просто поглазеть. Вроде обыкновенный будний день, двенадцать часов, рабочее время — но на рынке все равно суета, гомон, толкучка.
Сменяют друг друга на вьезде и выезде иномарки, занимают места получше, вытеснив в кучу подержанные «жигули» и один-единственный затесавшийся к ним «москвич» сорок первой модели. Впрочем, есть ещё одно чудо техники — ушастый «запорожец», тоже в какой-то степени иностранный автомобиль. Справедливости ради стоит отметить, что все машины, без различия цвета, возраста и национальной принадлежности чисто вымыты и готовы к продаже.
Виктор приценился к нескольким авто, глянул на выписанные фломастером цифры и с грустью подумал, что в ближайшее десятилетие ему придется ходить пешком.
Протиснувшись сквозь толпу мужиков, он наискось пересек сквер с танком-памятником на пьедестале и прибавив шагу запрыгнул в трамвай.
До дома оставалась несколько остановок, и Рогов сел на свободное место — благо, других пассажиров почти не было.
Виктор просто ехал и ехал, стараясь ни о чем не думать. Настоящее казалось странным и страшноватым, будущего вообще могло не быть, поэтому Рогов воспринимал мир таким, каким он сейчас виделся из катящегося по рельсам трамвая. Усталый мозг отказывался, не хотел анализировать, делать выводы и прогнозы — он просто фиксировал картинки за окном и тут же сбрасывал их в отвал подсознания.
Случайные мысли цеплялись одна за другую, не оставляя следа и практической пользы. Почему-то вспомнилось: «Кесарю кесарево, а слесарю слесарево!»
Вагон подождал светофора на следующей остановке, хлопнул погнутыми дверями и покатился дальше, тренькая и переваливаясь с боку на бок. Поплыли мимо стеклянные, бесконечные ленты окон жилых кварталов, типовые универсамы, школы, кинотеатр.
Рогов помнил — когда-то он назывался «Веснушка». Виктор в детстве и ранней юности множество раз сидел в его темном, уютном зале. Что же тогда шло? «Зорро»… «Сломаная подкова»… Много было хороших фильмов.
Говорят, сейчас больше кино не крутят. Кончились утренники, затих ребячий шум и ворчание старой уборщицы в синем, выцветшем сатиновом халате… Только раз в неделю какая-то секта арендует зал для своих молебнов и проповедей.
— Жаль. Жаль, конечно, если правда.
Выплыл навстречу обшарпанный лайнер из стекла и бетона — здание Корабелки. Трамвай прошмыгнул мимо, как чумазый буксир под бортом океанского теплохода, робко тренькнул звонком, поприветствовал.
Виктор вышел на следующей остановке. Вдоль недавно прорытого, но так и не доведенного «до ума» канала углубился в парк, поднялся по тенистой аллее и очутился в квартале от своего дома.
«Вот сейчас приду, — подумал он, — и просто завалюсь спать. Выключу телефон, завалюсь на диванчик…»
— Привет, Рогов. А я тебя заждался. Ох, заждался! И не я один.
Виктор опешил. По телу его пробежала судорожная, холодная волна, отразившаяся в глазах непониманием и тревогой.
Прямо в лоб Рогову, снизу вверх, от бедра глядел вороненый ствол «макарова». Это, разумеется, исключало всякие возражения.
— В чем, собственно, дело? Что нужно-то от меня?
— Обьясню, — лицо участкового не выражало ничего, кроме серьезного и вдумчивого отношения к работе. — Обьясню! Только не здесь. Давай-ка отойдем…
В голосе и словах стоящего напротив человека Виктор не почувствовал ни злобы, ни даже законной радости удачливого ловца, на которого выбежал зверь.
— Куда отойдем?
— А куда хочешь, — продолжал удивлять участковый. — Хочешь, в кафе… Я бы, честно сказать, сьел чего-нибудь. А то ведь сутки тут из-за тебя толкусь, не жравши толком.
— В кафе? С этим? — Рогов кивнул на пистолет.
— Зачем граждан пугать? — Собеседник оглянулся и сунул оружие под мышку, в кобуру. — Мы же интеллигентные люди.
— А может, опять ко мне домой? — Бросил пробный шар Виктор.
— Нет, вот туда как раз нельзя! — Улыбнулся, будто остроумной шутке участковый. — Ни в коем случае нельзя.
Он ощутимо и настойчиво подтолкнул Рогова в плечо:
— Давай без глупостей? Пойдем. Нечего тут светиться. Сожрем чего-нибудь, посидим, покалякаем. Ты мне что-нибудь веселенькое раскажешь, потом я тебе…
— О чем рассказывать-то?
— Разберемся, Витя. Сам знаешь, есть о чем…
— Подожди, может быть…
— Не надо! Не надо кочевряжиться. А то ведь, ей-Богу пальну.
— Что же, — поверил Рогов. — Кочевряжиться не буду.
— И правильно. Сам же понимаешь, зла я тебе не желаю. Хотел бы повязать — повязал бы, «браслеты» в кармане.
— Нет проблем, Серега. Пока, правда, ни хрена не понятно, но пусть будет по-твоему.
И мужчины пошли, теперь уже рядом, в противоположном от дома Рогова направлении…
Зальчик на втором этаже торгового центра был размалеван «под кирпич»: над каждым столиком свое бра, стойка темного дерева, скатерти… Раньше здесь по выходным шумел довольно дорогой гриль-бар. Теперь шумит каждый день, но уже неизвестно что — какое-то не то питейное заведение средней руки, не то притончик сомнительный.
Едальня, одним словом… Главное, располагалась она совсем на другом конце района, у самого залива, и вероятность встретить здесь общих знакомых была тем самым сведена к минимуму.
Но все равно сели в самом темном уголке, за перегородкой. Участковый заказал «на двоих»:
— Не возражаешь, если угощу?
— Серега, вот теперь мне уже страшно, — хмыкнул Рогов.
— Почему?
— Такое начало… Не каждый ведь день старший лейтенант милиции обедом кормит.
— Капитан, — поправил участковый.
— Извини… Поздравляю!
— Спасибо, — рассеянно кивнул собеседник. Виктор подумал, что в штатском он выглядит таким же уверенным в себе, как и при милицейских погонах. — Что тебе взять?
Рогову было не до меню, он ожидал обьяснений, а потому только пожал плечами:
— Выбирай сам.
Для начала выпили по сто граммов водочки, закусили салатом из свежих помидоров, расслабились.
Потом участковый небрежно выкинул на стол несколько снимков:
— Глянь!
Виктор взял в руки фотографии, отшатнулся и выдавил из себя:
— Это не я сделал. Серега, это не я.
На верхнем снимке крупным планом было зафиксировано опрокинутое, в кровоподтеках и ссадинах лицо мертвого Пиккельмана.
— Верю, что не ты, — усмехнулся капитан милиции. — Даже не сомневаюсь! Но им-то не дакажешь…
Участковый неопределенно повел подбородком куда-то в сторону:
— Разве обьяснишь? Кстати, там, на складе, договорчик какой-то остался. На твое имя, свеженький.
— Ну и что?
— В момент убийства ты там был, доказано. Ты и еще… кто-то.
Помолчали.
— Я друга не могу сдать, Серега. Извини. — Рогов ещё чуть-чуть призадумался, и добавил:
— Пока не могу.
— А и не надо, — заверил его участковый. — Мне, собственно, дела нет, что там произошло и как… Плевать, понял?
— Не понял.
— В квартире у тебя опера сидят, из Главка. А мне приказано на всякий случай у дома караулить. И задержать, если что…
— Почему же не задерживаешь?
— Не верю. Не верю, что ты обратно на зону захотел.
— Я Пиккельмана не убивал, Серега, — повторился Рогов. — Клянусь, не я! Пальцем не тронул, он же старик все-таки.
Участковый нюхнул остатки водки в графинчике:
— А на Лиговском чего натворил? Морда разбита, машина тоже…
Виктор покраснел, вспыхнул, не зная, что отвечать.
— То-то, — капитан разлил ещё по пятьдесят граммов и приятельски хлопнул Рогова по плечу:
— Такие, брат, дела… Прямо, Голливуд!
— Что посоветуешь? С повинной идти?
— Не поможет. Судимый ты, упекут за милую душу. Без разговоров.
— Тогда что? В петлю?
Участковый, не чокаясь и не дожидаясь собеседника, осушил свой стакан:
— Бежать тебе надо. Исчезнуть, хотя бы на время.
— Куда?
— Куда глаза глядят, — мухнул рукой капитан, но тут же поправился. Но так, чтобы ни одна душа живая… Паспорт есть заграничный?
— Нету, — вздохнул Виктор.
— Плохо. Очень жаль.
— Да кому я там нужен-то, за этой самой границей? Денег нет, языков не знаю…
— Зато, здесь ты много кому понадобился! Даже слишком… Постой. А мать твоя где сейчас?
— На Украине, в Светловодске, — не раздумывая ответил Рогов, но тут же осекся и недоверчиво посмотрел в глаза собеседнику.
— Ты говорил, домик у вас там. Родня всякая, да? — Невозмутимо продолжил участковый.
— Ну, допустим. Так и есть. Но, Серега…
— Домик — это всегда хорошо. Домик, понимаешь… А на Украине вдвойне! Просто изумительно.
— Почему? — Хмыкнул Рогов, уже догадываясь, куда клонит капитан.
— Климат очень полезный. Для здоровья. Садик, огородик, сало с горилкой… Курочки кудахчут.
— Да я, если честно, не любитель.
— Придется полюбить, — назидательно поднял палец участковый. — Сейчас ведь Украина — что? Правильно, независимое государство. Самостийное! Хохлы от Москвы нос воротят, как черт от ладана. Все поделили: флот, деньги, кастрюли… Как говорится: сам не гам — и другим не дам.
— Ага, — припомнил старый анекдот про вагон яблок Рогов. — «Що нэ з'им — покусаю!»
— Вот именно. Решить вопрос, чтоб из «ближнего зарубежья», из СНГ преступника выдали — это проще с Израилем договориться, или даже с прибалтийскими странами.
— Да ты что? А по телевизору…
— Сказки. Для таких дураков, как ты.
Виктор не обиделся:
— Может, тогда действительно? Махнуть к матери?
— Пользуйся моментом, а то завязнешь по самые гланды. Пока суть да дело, пока ещё официально во всероссийский розыск не обьявили — чеши до этого самого Светловодска.
— Серега, слушай… А в поезде не нахватят? Не нарвусь на паспортный контроль?
Участковый помотал головой:
— В ближайшие дня три — нет. Пока подпишут, согласуют по инстанциям, ориентировки разошлют… Так что, как говаривал один мой знакомый старшина-гаишник, «ехай спокойно».
— Может, тогда на машине?
— На какой? — Удивился участковый.
— Ну, на «Москвиче» моем?
Собеседник опять развеселился, будто Рогов сказал что-то необычно смешное:
— Вот человек, а! Да как ты её забирать думаешь? Тачка же под окнами, а там тебя ждут-не дождутся… Враз завернут ласты, и мордой в пол. Желаешь?
Участковый согнал с лица улыбку и неожиданно твердо произнес:
— Чего, так и не понял, браток? Это же счастье твое, что на меня нарвался, а не на них!
— Нет, я понимаю… А квартира как же? Вещи?
— Опечатают. Не волнуйся, целее будет. Через какое-то время мать вернется, что надо вывезет. — Отодвинув в сторону блюдо с салатом, капитан принялся аппетитно обгладывать куриный окорочек, только что поданный официанткой. — Ешь, закусывай.
— Что-то уже и не хочется.
— Ешь! — Распорядился собеседник. И подмигнул:
— Тебе сила сейчас нужна, а то ведь не добежишь до границы-то! Свалишься от истощения где-нибудь в Белоруссии — под Гомелем, к примеру.
— Слушай, Серега… Сегодня какое число? Четное?
— Нечетное.
— Блин-н! А у меня поезд только по четным ходит.
— Днепропетровский? Через Кременчуг? — Прикинул капитан. — Да!
— Что же мне, на вокзале сутки ошиваться?
— Почему? Неужели пойти некуда?
— Некуда.
— И знакомых никого? — Недоверчиво поднял бровь собеседник.
Виктор припомнил Карлу, Ройтмана и ещё пару-тройку человек, но все это было не то:
— Знакомых полно. Но к ним лучше не надо. Опасно.
— А бабы нет? Такой, чтобы приютила, обогрела…
Перед глазами Рогова в полумраке мелькнуло лицо Дарьи:
— Знаешь… Есть такая!
— Хорошая? — Подмигнул приятельски участковый.
— Очень. Но как-то к ней…
Собеседник посмотрел на Виктора так, что тот ещё больше смутился и начал оправдываться:
— Нет, Серега, ты не думай! Она не по этой части.
— Да? — Хмыкнул капитан. — А по какой?
— Она проводница, на «Стреле» ездит, — сухо ответил Рогов.
— Ладно, не обижайся. А то сразу в амбиции… Я же ничего, просто так. Симпатичная?
— Во-о! — Однозначно выпятил большой палец Виктор. — Класс!
Мужчины заржали и потянулись за сигаретами. Рогов щелкнул разовой зажигалкой:
— Слушай, Серега. А ты действительно меня целые сутки прождал?
— Конечно. Наша служба и опасна, и трудна…
— И на первый взгляд, как будто, не видна… — подпел Виктор. — А если бы я не пришел сегодня?
— Значит, повстречался бы с другими ментами. Которые уж тебя точно бы в кафе не повели!
— Вот, — назидательно проговорил Рогов. — А некоторые ещё в судьбу не верят.
— И правильно делают.
— Почему? — Снова не понял собеседника Виктор.
— Чушь все это. Галиматья! Человек сам свою жизнь делает.
— А это все? — Рогов обвел рукой полутемный зальчик и остатки обеда на тарелках. — Это как обьяснишь?
— Чего пристал? — Возмутился участковый. — Никак!
— Нет, ты подожди… Согласись, что я мог бы и не прийти?
— Вряд ли. Рано или поздно поперся бы домой.
— Почему?
— Потому что — не убивал. И потому, что валенок… по жизни.
— Но ведь я появился как раз вовремя? И вышел прямо на тебя? Значит, судба!
Глаза человека напротив заметались в сомнении, он даже крякнул и недовольно поморщился:
— Судьба, судьба! Успокойся! Чеши лучше к бабе своей и сиди у нее, не высовывайся до самого поезда. А то неровен час… И помни, что я сказал.
Участковый встал, по-офицерски одернул пиджак и не прощаясь направился к выходу. Но не сделав и пары шагов обернулся:
— Уматывай отсюда, понял? А иначе, извини, заберу. Сам понимаешь, работа такая.
Он убедился, что сидящий за столиком Рогов все правильно понял и напоследок предупредил:
— Мы не виделись. Ты вообще сегодня в нашем микрорайоне не был!
Виктор покинул кафе через несколько минут: докурил, допил кофе, дождался сдачи с оставленных участковым денег и без стеснения ссыпал мелочь в карман.
Выпитая водка согревала душу, сытый желудок напоминал о себе приятной тяжестью и урчанием. Рогов мысленно, без сожаления попрощался с родимым домом. Потом представил себе старушку-машину — попрощался и с ней. Жаль было «Москвича», разворуют его без присмотра автомобильные воры, но своя шкура ближе к телу.
Виктора холодной волной окатило воспоминание о беде, которая прошла совсем рядом. А сколько ещё опасностей впереди?
Тревожные картинки вновь навязчиво закопошились в мозгу, словно муравьи перед закатом солнца. Куда сейчас? К Дарье?
А если дома нет? А если не примет? Примет… А от нее?
Рогов все ещё не до конца убедил себя, что вот-вот придется уехать, скрыться, исчезнуть из родного города — если и не навсегда, то на долгие годы.
Почему? Зачем? Хорошо, хоть документы при себе — паспорт, водительское удостоверение. Новую жизнь, конечно, с таким багажом не начнешь, но в Светловодске все же мать, родня…
Как им все обьяснить? Что сказать матери? Она вот-вот собиралась возвращаться, а тут на тебе — сын приехал, собственной персоной.
Сказать, что соскучился? Не поверит, пожалуй. Ну и что? Может, и придумывать ничего не надо? Мать на то и есть — поймет.
Туманно, муторно внутри, словно некий поганый гнус разьедает душу. Спрятаться, скрыться за бархатными шторами в доме у Дарьи, залезть под одеяло, укрыться с головой, а завтра… Завтра останется только сесть в поезд — и все, конец этой жуткой неправде и небыли.
Испуганная автомобильным гудком, поднялась с дерева, полетела, шумя крыльями и пронзительно голося, стая черных городских ворон:
— Кар-р… кар-р… кар-р-р!
Карла… Где же сейчас толстяк? В камере? Скорее всего… Ведь взяли же его менты! Взяли прямо там, во дворе. Конечно, старый друг уже раскололся и сдал Рогова с потрохами, но Виктор обиды на него не держал трудно по первому разу, уголовка и не таких ломала.
…Чем дальше распутывал Рогов клубок недавних воспоминаний, тем страшнее ему становилось и неуютнее.
Выбравшись из метро, он оказался на площади Восстания. Грандиозное здание Московского вокзала флагштоком упиралось в небо, часы на башне отмеряли уходящее время.
«Странная штука, — подумал Виктор. — Такой огромный город, а я последние дни только и делаю, что верчусь здесь поблизости».
Рогов замер перед светофором. На противоположном тротуаре тоже столпился народ — и сейчас люди с обеих сторон проспекта напоминали две рати, два воинства, разделенных между собой бурным потоком.
Вот сейчас автомобили схлынут, проспект обмелеет — и пешеходы бросятся навстречу друг другу, размахивая саблями, булавами и сумками «адидас»…
— Дарья? — Вдалеке, у аптечной витрины мелькнула знакомая копна волос и спина в полосатой кофточке.
Едва дождавшись зеленого сигнала, Рогов метнулся через дорогу. Постепенно прибавляя шаг, он вскоре просто побежал, расталкивая встречных и еле успевая извиняться:
— Даша!
Но расстояние между ними было ещё слишком велико, и за уличным шумом девушка просто не услышала оклика.
У Виктора закололо в боку, пересохли губы.
«Может, это бред? — Подумал он мимолетно. — Может, обознался? Просто похожая, мало ли таких ходит… Нет, не может быть».
В какой-то момент Рогов чуть не потерял недавнюю знакомую, но потом вновь увидел её, уже в нескольких метрах перед собой:
— Даша?
— Ты? Виктор…
— Слава Богу… — с трудом отдышался Рогов. — Как хорошо, что я тебя догнал! Как хорошо…
Девушка молча улыбалась, разглядывая его раскрасневшееся лицо.
— Торопишься?
Вместо ответа Дарья покачала головой и с чисто женской интуицией определила:
— Значит, не слишком удачно ты домой сьездил.
Рогов кивнул и потрогал намокший от пота ворот рубашки:
— Можно к тебе?
— Можно, — просто согласилась девушка. — На!
Она извлекла из сумочки связку ключей:
— Этот от входной двери.
— А ты? — Опешил Виктор.
— Мне в магазин надо. И ещё в пару мест, но тут близко.
— Может, лучше мне с тобой?
— Нет, — рассмеялась девушка. — Я, пожалуй, сама.
Ключи незаметно для Рогова перекочевали к нему на ладонь, но Виктор ещё пытался спорить:
— Слушай, но… Не боишься? А если я квартиру обнесу?
Дарья пожала плечиками:
— Значит, поделом мне, дуре… Адрес помнишь?
— Найду.
— Тогда иди, располагайся. Еда в холодильнике, посмотри там чего-нибудь, что найдешь.
— Да я, вообще-то, не очень…
— Как хочешь. Вернусь через час примерно, если не быстрее.
Через несколько минут Рогов был уже у знакомой парадной. Поднялся, мимоходом сунул руку в чей-то незапертый почтовый ящик и к собственному искреннему удивлению вытащил из него тоненький журнал в голубоватой глянцевой обложке.
Чужая почта Виктора не интересовала, но не пихать же её обратно? Отперев дверь квартиры, он бросил журнальчик на полку, разулся, снял куртку и босиком прошел к дивану…
Хозяйка вернулась почти через полтора часа.
— Долго ты.
— Заждался? — Дарья протянула Рогову сразу несколько полиэтиленовых пакетов, ручки которых уже вытянулись и грозили порваться под весом содержимого:
— Помоги! Отнеси на кухню, пожалуйста.
— Ох, ну и тяжесть… Как вы такое носите? А ещё говорят, что женщины — слабый пол.
С появлением Даши настроение у Виктора неожиданно поднялось. Он с интересом принялся наблюдать за тем, как хозяйка достает и выкладывает на клеенку овощи, мясо, консервы, бутылку водки, вино…
— Куда столько?
— Ну, как же! Теперь, как-никак, мужик в доме, — откинула челку со лба Дарья. — Верно?
Рогов кивнул и неожиданно для самого себя поцеловал девушку в тонкую, беззащитную шею:
— Верно.
— Подожди, дай, я хоть туфли сниму…
О серьезном Даша заговорила только под вечер:
— Что, плохи дела? Да, милый?
— Сваливать мне отсюда надо, — поделился Виктор. — Насовсем.
— Понимаю. Когда?
— Завтра.
Рогов помедлил, чуть склонил голову набок и спросил:
— Я переночую у тебя?
— Ради Бога! О чем ты? Конечно.
— Спасибо. Ты не думай…
— Я и не думаю, — погладила гостя по волосам Дарья.
— Никаких неприятностей! Искать меня здесь не будут, и вообще…
— Не распыляйся. Не надо. Куда поедешь?
Виктор на всякий случай пожал плечами:
— Пока не ясно. Видишь ли, я ведь не ехать собираюсь, а уезжать. А это, как говорится, две большие разницы.
— Не хочешь — не говори. Только выпендриваться не надо! — Отвернулась девушка.
— Ну зачем ты так? — Рогов ласково тронул её запястье. — Никаких секретов… Просто, ещё не решил окончательно. Скорее всего, рвану в Светловодск, к матери.
— А где это?
— Украина. Городок такой на Днепре. Пляж песчаный…
— Не слышала. Из больших городов есть там что-то рядом?
— Из больших? — Почему-то обиделся Виктор. — Есть, конечно. Кременчуг. Тоже не слышала?
— Кременчуг знаю, — успокоила девушка. — Поезд ещё такой есть, из Москвы. Мы в парке отстоя обычно встречаемся, он часа через полтора после прибытия нашей «Стрелы» отходит.
— Вот, в Кременчуг я и поеду, — определился Виктор. — А потом в Светловодск, там автобусом минут двадцать.
— Понятно, — вздохнула Дарья.
— Что тебе понятно?
— Понятно. Уедешь и забудешь.
— Нет, что ты, — засуетился Рогов. — Я позвоню! Как приеду, так и позвоню, обязательно… Кстати. Можно мне парочку звонков сделать?
— Ты сегодня меня достал своей скромностью, — фыркнула хозяйка и встала. Уже из коридора она крикнула:
— Можешь трепаться, сколько угодно!
Виктор замер над телефонным аппаратом. Завороженно глянул на поцарапанный диск, потом с осторожностью, словно опасаясь ожега прикоснулся к нему пальцами.
«Куда сначала? — Не мог решиться он. — Ройтману, денег на билет занять? Или Карле домой?»
Виктор с дрожью представил себе, как всего через несколько мгновений придется успокаивать мать приятеля, его жену… Как придется врать в оправдание, уверять, что ошибка очень скоро выяснится и Янчика отпустят…
— Стоп! — Споткнулся на неожиданной мысли Рогов. — Стоять!
Он вспомнил сегодняшний разговор с участковым. Тот заикнулся про то, что милиция знает: был ещё кто-то в момент убийства на складе с Роговым… Но кто именно — неизвестно! Значит, про арест Карлы не сообщалось? Как же так? Откуда тогда капитан знает о происшествии на Лиговском? Откуда?
«Разбитая морда, разбитая машина…» Виктор остолбенел, пытаясь собрать воедино кусочки мозаики:
— Да что за ерунда!
Он решительно, будто бросаясь головой в омут, набрал по памяти телефонный номер.
— Алле-у? Я вас слушаю, — после нескольких длинных гудков отозвался знакомый с детства голос Карлиной мамы.
— Это Виктор. Рогов…
Он был готов к самому худшему, но последовавшей на представление реакции не ожидал.
— А, Витенька, здравствуй. Давненько, давненько не слышала… обрадовалась собеседница. — Тебе Янчика позвать?
— Да, — сглотнул слюну Рогов.
— Сейчас, он в ванной. Подожди минуточку, уже идет…
Виктор не верил своим ушам, просто стоял и ждал, тупо глядя перед собой. Наконец, в квартире приятеля вновь отозвались:
— Виктор, это ты?
— Да, я.
— Как дела, старик? Ты откуда звонишь?
— Скажи сначала, что у тебя. Выпустили?
Карла замялся:
— Такая чертовщина приключилась… Понимаешь, побежал я тогда на стройку, отлить. Помнишь? Только пристроился возле кучи кирпичей, а тут менты. Как снег на голову! Наверное, тоже насчет того, чтобы поссать зашли… Короче, обступили, суки, со всех сторон: нарушаете, пройдемте! Я сначала по хорошему хотел — они ни в какую. Сволочи… А я помню ведь, что ты ждешь. Попробовал скандалить, а они мне руки завернули — и в машину.
— Прямо, кино, — отозвался без особого доверия Рогов.
— Ну так! — Возбужденно заголосил толстяк. — До сих пор не верится: менты, наручники… И кого — меня! Представляешь?
— Ты в курсе, что Пиккельман мертв?
Несколько секунд в трубке царило гробовое молчание, только потрескивало и пощелкивало что-то в мембране. Затем Карла принялся тараторить:
— Господи, какая неприятность! Кто же его так, а? Как же? Почему? За что?
Рогов слушал, но все ещё не понимал.
— Ты ведь помнишь, Витек! Мы с ним аккуратно, вежливо… Я его и не трогал совсем, только припугнул, да ладошкой, легонько… Помнишь?
— Помню, — отозвался Рогов. — Все помню!
Озарение накатило внезапно, вдруг:
— Все помню, сука! И как ты у Пиккельмана на столе, случайно вроде, договор с моей подписью оставил, и как ключики от машины нашел, которые старик и в глаза не видел… И как я машину неизвестно чью отбирал — тоже помню!
— Да ты что, Витек? Ты чего? — Верещал на другом конце линии перепуганный Карла. — Ты думаешь — это я? Что я мог такое?
— Ну, падла! Я только не пойму, Ян — зачем? За что?
— Подожди, не кипятись! Я приеду сейчас и все обьясню. Ты где? Адрес назови, я приеду… Так же нельзя! Я приеду…
— Не надо, — ответил Рогов и положил на рычаг трубку.
Обернулся:
— Вот, такие дела.
За его спиной тихо плакала Даша…
Глава 3
«Вот такие дела».
Лента магнитофона продолжила свой бесконечный бег, равнодушно фиксируя каждый звук, доносящийся из квартиры.
«Ну, что ты? Ну? Что?»
«Ой, Витя! Витенька…»
Аппаратура была очень качественная, поэтому голоса практически не искажались.
Снова заговорил мужчина:
«Не плачь, не надо… Ну что ты?»
«Мне страшно, Витенька,» — всхлипнула женщина.
«Не бойся. Все в порядке… У него нет АОНа, Карла не знает, откуда я звонил».
«Какой Карла?»
«Не важно… Хочешь, я сейчас уйду?»
«Нет!» — Женщина почти выкрикнула это слово.
«Они тебя не тронут… Они даже не найдут тебя, Даша. Ты только не рассказывай никому, и все будет в порядке, ладно?»
«Не уходи. Не уходи сейчас, пожалуйста!»
«Даша… Даша, милая! Даша…»
Курьев хмыкнул и поправил наушники:
— Ну-ну! Говори, родимый.
Но в следующие несколько минут установленные в квартире наверху радиомикрофоны доносили только стоны, пыхтение, скрип пружин и ещё какие-то не слишком приличные звуки.
— Во, дают, а? — Сам у себя поинтересовался Курьев и привычно поторогал шрам на щеке:
— Кролики…
Он даже почувствовал что-то вроде нормального мужского возбуждения, но без труда подавил в себе этот ненужный эмоциональный порыв. Ничего, придет его время!
Парню наверху завидовать нечего, тут ведь, как такси: счетчик щелкает, а в конце пути все равно придется рассчитаться. И чем дальше, тем дороже получается.
Сицилийцы говорят, что месть — это такое блюдо, которое следует подавать холодным.
Кстати… Под вечер действительно похолодало. Погода испортилась, начал накрапывать дождь, но это и к лучшему — меньше народу без дела шастает по улицам.
Курьев поежился, включил обогреватель:
— Так и простудиться недолго.
Машина, в которой он коротал уже не первый час, ничем не выделялась из доброго десятка ей подобных, припаркованных вдоль тротуара. Иномарка, конечно, но далеко не первой молодости… Темная, под цвет асфальта и привычной питерской погоды, с заляпанными номерами и антенной на заднем крыле.
Большое дело — мода. Несколько лет назад человек в наушниках посреди оживленной улицы вызвал бы законное недоумение прохожих и милиции. А сейчас, когда чуть ли не каждый второй горожанин не расстается с кассетным плэйером-«дебильником» ни днем, ни ночью — почему бы водителю средних лет не скоротать время ожидания под какой-нибудь «Сплин» или песенки Шуфутинского?
Для полной натуральности требовалось только время от времени потряхивать головой в такт несуществующей музыке и делать лицо попроще.
Курьев терпеливо вслушивался в стоны и поцелуи, доносящиеся из динамика. Квартиру обложили ещё до его возвращения с водной прогулки на форты — у Болотова вполне хватило людей и средств для того, чтобы плотно перекрыть наблюдением парадную с проходным двором.
На ближних и дальних подступах к «адресу» расположились мобильные группы резерва. Курьев знал расстановку сил и при желании мог связаться с любой из них, но пока необходимости не возникало.
Непосредственно в поле зрения находились только двое из задействованных в операции: коротко стриженый парень быковатого вида и девушка в кожаной куртке. Они сидели почти без движения, трогательно обнявшись под зонтиком, в окружении мокрых скамеек и луж уже часа полтора кроме них в скверике был только бронзовый грустный Пушкин.
Разглядывая парочку, Курьев с сожалением отметил, что молодежь в криминальных структурах подрастает хорошая, дисциплинированная, но без стиля и воображения. До настоящих профессионалов хотя бы ментовского «наружного наблюдения» ей ещё расти и расти.
Человек по прозвищу Куря припомнил сегодняшнюю встречу в офисе напротив Смольного. Ему даже толком не удалось доложить о том, что рассказал перед смертью полковник.
— Ясно, сынок… Потом! Это все потом.
— Когда?
— Сначала надо дельце одно до ума довести. Срочно!
Булыжник пребывал в каком-то необычном, несвойственном для него возбуждении, и Курьев даже подумал, что старый вор «под кайфом»:
— А где Валерий Николаевич?
Офис принадлежал одной из многочисленных то ли медицинских, то ли фармацевтических фирм Болотова, но самого хозяина на месте не было.
— Работает… Трудится!
— Он же сам меня вызвал сюда.
— Правильно сделал, — Булыжник вовсе не укололся и даже не обкурился анаши:
— Рогова повидать хочешь?
— Взяли? — Дернулся Куря.
— Нет. Но бабу, у которой он на хате переночевал, знаем.
Курьев побагровел:
— Говорит?
— Пока не спрашивали.
— Дайте мне её, с-суку!
Булыжник покачал головой — даже ему иногда становилось не по себе при взгляде в темные, чуть раскосые глаза собеседника:
— Рано. Вдруг вернется наш дружок?
Курьев потрогал шрам на щеке:
— Понятно… Где это? Куда ехать?
… Самое сложное было — дождаться, пока хозяйка выйдет из дому. Замок открыли почти мгновенно, ещё несколько минут потребовалось на то, чтобы «зарядить» квартиру техникой.
— Порядочек там? — Делая последнюю радиозакладку вполголоса спросил очкарик лет тридцати. — Раз, два, три…
— Нормально, — отозвался снизу, из машины Курьев.
Специалист захлопнул чемоданчик и вышел на лестничную площадку. Вместе с ним парадную тут же покинула группа прикрытия, состоявшая из вооруженных людей с подлинными удостоверениями федеральной спецслужбы.
С этого момента оставалось только ждать сообщений от тех, кто «вел» Дарью.
— Диспетчер! Это грузчики… — ожил вскоре динамик.
— Слушаю.
— У нас контакт. Мужчина.
— Приметы? — Курьев инстинктом охотника почувствовал близость удачи. Проверьте!
Но наблюдатели и сами уже сравнили оригинал с фотоснимком:
— Диспетчер, это он.
— Отлично. Держите плотно!
Вскоре последовало сообщение:
— Она что-то передала… Разделяются… Наши действия?
Можно было, конечно, продолжить работу одновременно по двум «обьектам», но Курьев не захотел рисковать:
— Переключайтесь.
— Понятно, диспетчер.
Рогова незаметно сопроводили до парадной:
— Дальше грузим?
— Нет, оставьте.
Когда Виктор сунул ключ в замочную скважину, на панели приборчика перед Курьевым вспыхнул рубиновый огонек. Завертелась лента магнитофона — в режиме записи и воспроизведения.
Впрочем, первая информация поступила не из квартиры, а с «точки» в соседней парадной. Наблюдатель сообщил:
— Хозяйка возвращается. Одна.
И лишь потом в наушниках раздались слова Виктора:
«Долго ты».
«Заждался? Помоги! Отнеси на кухню, пожалуйста».
… Силуэт у правого переднего окошка автомобиля Курьев увидел чуть позже, чем надо. Уверенная рука потянула дверцу к себе, и на сидение рядом с водительским опустился прилично одетый мужчина:
— Убери. Все равно бы не успел.
Курьев поморщился и снял палец со спускового крючка пистолета:
— Рискуете, Антон Эдуардович!
— Говорю: не успел бы…
— Я не об этом. — Курьев сдвинул наушники так, чтобы слышать собеседника, но при этом не пропустить что-нибудь важное из разговоров в квартире:
— Вдруг увидят нас вместе?
— Не увидят, — собеседник был спокоен:
— Болотов «трет» с азербайджанцами по поводу наркоты, Булыжник товарища Спиригайло поджидает…
— Зачем?
— Конкуренция, — пожал плечами Антон Эдуардович.
Они все понимали с полуслова — усевшийся рядом человек был такой же, как Курьев, только знал больше красивых, умных слов и носил рубашку с галстуком.
— Туда ему и дорога, старикашке…
— Ладно. Что там? — Антон Эдуардович показал на наушники:
— Только коротко. Самое главное.
Курьев доложил насчет Кременчуга, Светловодска и «Красной стрелы». Потом передал содержание разговора Виктора с Карлой.
— Все?
— Да. Если не считать, что он её уже второй раз по койке туда-сюда кувыркает. — Куря прислушался к ровному шороху в динамиках:
— Вот, закончили, вроде. Угомонились.
Антон Эдуардович понимающе осклабился:
— Тяжелое у тебя задание… Вредное для здоровья.
— Ничего. Пусть порезвится, недолго осталось!
Но собеседник опять заговорил серьезно:
— Потом перепишешь мне копию?
— Если получится. Сейчас все нервные стали, подозрительные — и сам Булыжник, и Валерий Николаевич. А я зазря рисковать не хочу, — честно признался Курьев.
— Тоже, в общем, верно. Значит, нервничают, говоришь?
— Да. И очень заметно.
— Чувствуют золотишко… Подожди еще, скоро этот «авторитет» расписной с господином Болотовым друг дружке в горло вцепятся!
— Послушайте… — Куря с холодной ненавистью посмотрел на окно Дашиной квартиры. — А почему нельзя просто взять эту парочку? Прямо сейчас? Жилы по одной вытянуть, пока не заговорят!
— Рано. Толку никакого не будет, я же обьяснял.
— Думаете, не расколется? — Упрямствовал Куря. — Да вы мне только его отдайте…
— Рано, — жестко повторил Антон Эдуардович. — Рано!
Потом улыбнулся одними губами:
— Подожди. Ты свое с него получишь. Сполна!
Хлопнула дверца, и Курьев снова остался один в машине.
«Даша?» — Ожили наушники.
«Что, милый?»
Голос Рогова звучал тихо, на самой грани чувствительности радиомикрофонов:
«Даша, я люблю тебя… Честное слово…»