Ты сделал эту партию несправедливой, а не кто-то другой.
Я скрестил на груди руки.
– То есть ты одобряешь и домогательства Коллинза, и подделку заданий?
– Я не одобряю твое вмешательство в чужие дела. Проблемы этой мисс Лайн не должны тебя волновать. Если она слаба – она проиграет. Это естественный отбор. Другое дело, если девушка для тебя не просто знакомая…
Он снова впился в меня взглядом. Хотел, чтобы я признал, что у меня к Одри были чувства. Но я прекрасно знал, что последует за этим. Отповедь, что она мне не пара, и если я не прекращу эти отношения, то пострадаю. Или хуже – пострадает она.
Нет уж.
– Я уже объяснил, почему так поступил, – холодно проговорил я.
Отец качнул головой.
– Желая помочь тем, кто помощи не заслуживал, ты нажил себе врага. Коллинз не забудет, что ты против него свидетельствовал. Да, такие, как он, кажутся неопасными, потому что слабые. Но он дождется момента, когда ты будешь уязвим, и ударит. Нельзя поворачиваться к змее спиной.
В кои-то веки я был с отцом согласен.
– Что ты предлагаешь? – спросил я.
– Ты ведь сказал правду про домогательства?
– Конечно.
– Тогда должны быть и другие жертвы. Я намекну кое-кому в министерстве, что в академию надобно прислать комиссию по этике. Де Шарль, понятно, захочет замять скандал. Но если выступит кто-то еще, то ему будет сподручнее уволить Коллинза, а не пытаться оправдать.
Я вскинул брови:
– Ты правда это сделаешь?
– Не ради этих девиц, которые, полагаю, сами вертели задом, – сухо ответил отец. – Я сделаю это ради тебя. Чтобы твои тылы были прикрыты.
– Но… – Я облизнул губы. – Что ты ждешь от меня взамен?
– Условие то же. Ты должен вернуться с практики с наилучшими результатами. И не среди вашей группы, а по сравнению со всеми прошлыми годами.
Так и подмывало спросить, зачем это отцу. Почему это было так важно? Но я уже знал, что он не ответит. А потому ограничился лишь кивком.
– Понял.
Мы выехали за город, направляясь к родовому особняку. Я хотел вернуться и поговорить с Одри, но понимал, что сейчас должен показать отцу, что готов провести выходные дома. Что меня в академии ничего не держит, кроме учебы.
Ощущение недосказанности, недоговоренности с Одри ощущалось неприятным осадком. Казалось, я чувствовал его даже на языке. Словно проглотил горсть пепла. Впрочем, может, это ощущение и не казалось. Может, оно осталось от духа, который снова взял контроль над моим телом.
Я невольно коснулся кончиками пальцев своих губ. На них оставался едва ощутимый вишневый привкус, но было не определить: от моего поцелуя или его? Что между ними произошло? Ее одежда не была порвана, как в прошлый раз. И если я прав, что она вызвала духа специально, значит, она его не боялась. О чем они говорили? И что важнее, о чем договорились?
Желание добраться до девчонки бушевало внутри пожаром, заставляя сердце биться чаще и все внутри гореть. Я хотел увидеть ее как никогда. Во-первых, убедиться, что с ней все в порядке и она остается в академии. А во-вторых… А во-вторых, ее срочно нужно было допросить. С пристрастием!
Занятый бурей в душе, я не заметил, как мы приехали. Магомобиль подкатил к крыльцу особняка, и к нам поспешил дворецкий. Впереди были ужин в кругу семьи и два долгих дня в неведении.
Два дня и две ночи без нее.
Полицейский объяснил, что моя дальнейшая судьба зависела от того, выдвинут ли против меня обвинения в краже и порче имущества. Но даже если это случится, то точно не раньше понедельника. А потому пока меня отпускали, но просили территорию академии не покидать, чему и так препятствовал браслет с «маячком».
На улице меня поймала взволнованная Лекси. Подруга накинулась с расспросами, что я делала на карнизе, как туда попал Марко, почему был пожар и что теперь будет.
Я чувствовала себя выжатой как лимон, а потому отвечала вяло и неохотно, что не мешало Лекси восторженно воскликнуть:
– Какой же Марко невероятный! Он спас тебя от падения, мы все видели.
Запоздало подумалось, что Лекси, выходит, стояла с остальными внизу. А впрочем, какая разница?
– Испытание я, как видишь, не прошла. – Я обреченно ссутулилась. – Так что мы с ним вряд ли будем общаться дальше.
Лекси вздернула бровь.
– Думаешь, он бы полез на карниз спасать кого-то другого? – спросила она. Я пожала плечами, а она добавила: – Что между вами произошло?
Ну как сказать, чтобы не соврать… Впрочем, подруга же спрашивала не ради меня, а ради себя.
– Марко помогал мне с практикой, – ответила я уклончиво. – Но сейчас все, испытания закончились.
Лекси хмурилась, и я не могла понять: она мне не верила или все-таки за меня переживала. Из-за моих отношений с Марко наша дружба дала трещину. Но, может, еще не поздно все склеить?
– Что теперь будет с твоей учебой? – спросила Лекси.
При мысли о Гарольде Берге в висках болезненно стрельнуло. Я посмотрела на часы на башне. Комната связи еще должна быть открыта.
– Пока не знаю, мне нужно поговорить с мамой.
Объявлять, что у меня есть так называемый жених, мне не хотелось. Как будто это сделало бы помолвку реальностью. А так еще оставалась вероятность, что удастся отвертеться и договориться с Бергами о чем-нибудь другом.
Лекси отпустила меня, а я заторопилась в подвал главного корпуса. Воспоминания, как мы с Марко проникали в хранилище, отозвались в груди колючей болью. Такое ведь больше никогда не повторится. Я не врала, когда сказала, что вряд ли мы с Марко будем дальше общаться. Только дело было не в практике. Просто вряд ли Марко меня простит…
Я редко пользовалась комнатой связи, и потому у меня всегда был ворох талонов. Вручив несколько дежурной, я указала номер зеркала, с которым нужно было соединить. Я не знала, как связаться напрямую с Бергами, а потому снова вызвала маму.
Точнее, сначала бабушку Тильзу, сторожившую единственное зеркало в нашей деревне, которым поочередно пользовались все.
– Одри, деточка, как ты? – поинтересовалась пожилая женщина, когда ее лицо появилось в зеркале. По обыкновению, она не дожидалась ответа и продолжала щебетать. – Ходят слухи, вы с Гарольдом обручены. Я так за вас рада! Вы прекрасная пара! Мы все так считаем…
Она говорила и говорила, а я не решалась ее перебить. Только разок напомнила, что вообще-то собиралась пообщаться с мамой.
– Она как раз гостит у Бергов, – сообщила Тильза. – Ты можешь связаться с ними напрямую.
Узнав у бабушки номер зеркала, я передала его дежурной. Ждать пришлось недолго. На овальной глади появилось круглое лицо Гарольда. Увидев меня, он самодовольно оскалился, а я едва удержалась, чтобы не прервать сеанс.
– Все думал, когда ты решишь поговорить. – Он не переставал улыбаться. Если это можно было назвать улыбкой. – Я планировал завтра заехать в академию. Но безумно рад, что не придется ждать. Впрочем, я все равно заеду…
– Не нужно, – перебила его я. – Мне все равно нельзя выходить за территорию.
– Чего это? – Он вскинул брови.
Я показала ему браслет.
– Я под домашним арестом. Был пожар в ректорате, и ведется следствие.
– Уверен, ты ни при чем, – заявил Гарольд. – Ты же хорошая девочка.
Я усмехнулась себе под нос. Много он обо мне знал!
– Гарольд, я хотела поговорить с тобой о деньгах, – начала я.
Он махнул перед носом.
– Это свадебный подарок.
– Нет, я верну тебе долг. – Я постаралась, чтобы мой голос звучал тверже. – Ты знаешь, что я не хочу за тебя замуж. Это не изменилось.
Он презрительно дернул верхней губой, над которой росло подобие усиков. Жидких и некрасивых.
– Твоя мать уже обо всем договорилась.
– Она сделала это без моего ведома.
– Правда? – Он ехидно скривился. – А не ты ли ей рассказала, что отменили твой грант?
– Я. – Я вздохнула. – Но я не хочу за тебя замуж.
– Что поделать, крошка, таковы условия.
От «крошки» меня передернуло. Я и раньше не любила, когда он так меня называл, а сейчас это звучало еще и издевательски.
– Гарольд. – Я все же попыталась воззвать к его разуму. – Зачем тебе жена, которая тебя не любит? Мы не будем счастливы.
Он снова оскалился.
– Будем, крошка, вот увидишь. Ты научишься меня любить.
По коже поползли холодные мурашки, но я старалась сохранять самообладание.
– Гарольд, прошу, давай договоримся как взрослые люди. Я верну тебе деньги. Буду выплачивать ежемесячно.
– И где ты возьмешь такую сумму? Будешь отрабатывать одним местом?
Гнев разлился где-то в районе живота и теперь подступал к горлу. Я вскинула голову.
– А что если и так? – Настал мой черед скалиться. – Все равно захочешь на мне жениться?
Гарольд наморщил лоб.
– Одри, не зли меня, – произнес он угрожающе. – Поверь, ты пожалеешь.
Я снова вздохнула и спросила уже без особой надежды:
– Гарольд, мы с тобой точно не договоримся? Никак?
– Почему же… Будешь себя хорошо вести, сможешь спокойно доучиться. Впрочем, поговорим об этом завтра. Я за тобой заеду.
– Гарольд, ты меня не слушал?
– До завтра, крошка.
Его лицо в зеркале сменилось серой дымкой, а затем я снова увидела свое отражение. Выглядела я бледной и растрепанной. Надо поужинать да вернуться в общежитие и отдохнуть. Если Гарольд завтра и правда заявится в академию, лучше быть готовой. Возможно, я смогу найти более убедительные аргументы, чем сегодня.
Перед глазами появилось лицо Марко. Хотелось думать о нем, а не о Берге. Тогда в ректорате он сказал, что меня больше не отчисляют. Знал ли он, что за учебу не просто заплатили, а это сделал мой так называемый жених? А впрочем, какая теперь разница… Марко все равно меня не простит.
Сердце сжалось, словно до него добралась чья-то когтистая лапа. Она царапала изнутри, и я не знала, что с ней делать. Говорят, даже в математике есть неразрешимые уравнения. И я в такое, кажется, и угодила…