В зале начался шум. Стекло в Китае сдали делать через полтысячи лет, а пурпур тут был вообще незнаком. Сам Гун скрывал любопытство с огромным трудом, сохраняя каменное выражение лица.
— Я дарю вот эти шитые золотом платки для ваших жен и золотые серьги для старшей жены.
Тут так было принято, Дайаэ специально узнавал. У жен тоже была своя иерархия.
— Прими в подарок вот этот меч из железа, досточтимый и отважный Гун.
Тут зал зашумел сильно. С железом в то время в Китае было так плохо, что полоски из метеоритного металла вставляли в бронзовые мечи, делая режущую кромку. Гун выпучил глаза. Ох, ему бы всё оружие сделать из железа. Тогда родственничек Чэн, что сидел в городе Цюйво, у него поплакал бы.
— И еще прими от меня вот этого жеребца, достойного твоего величия, — добил местного повелителя Дайаэ.
Гун не выдержал и вскочил на ноги, позабыв о торжественной неподвижности. О конях пришельцев он был наслышан. Кони тут были скверные, а коневоды из китайцев были еще хуже.
Дайаэ сел на место, довольный произведенным эффектом. Подарки были со смыслом. Да, мы богаты, но у нас есть железное оружие и хорошие кони, так что лучше дружить.
Цзи Минь сделал ответные подарки, которые в основном состояли из рулонов шелка, одежды из него же и золотых украшений.
Пир продолжался, а евнух склонился к уху Дайаэ, и прошептал:
— Повелитель будет ждать вас после пира. Он хочет поговорить.
Дайаэ кивнул. На то и был расчет.
Гун в своих покоях с детским любопытством разглядывал подарки, меч в особенности. Смысл этого дара он понял прекрасно, и разговор должен состояться совсем не тот, который он готовил со своим командующим Да-сы-ма.
— Князь, — уважительно склонился Дайаэ. Уважительно, не раболепно, как равный.
— Мне сказали, что ты князь в своих землях.
— Это так.
— Разве князья торгуют, как презренные купцы? — вопрос был с подвохом. Купцы в Китае были простолюдинами и стояли куда ниже даже колесничих, невзирая на богатство.
— Я не торгую, торгуют мои люди, — с каменным лицом сказал Дайаэ. — Разве купец сможет совершить деяние, достойное богов? Разве кто-то из твоих земель дошел до нашего царства? Никто не дошел, я первый, и это увеличит мою ДЭ, и порадует предков.
Цзи Минь задумался. Да, получается, собеседник был не презренный торговец-простолюдин, а воин, совершивший неслыханное доселе. А то, что он позволил торговцам сопровождать себя, было уже неважным. Но и нелишним. Гун был весьма прагматичен, и стоимость такого похода оценивал вполне трезво.
— Я готов покупать коней и железное оружие. Тряпки и стекло пусть продают купцам, мне это неинтересно.
— Пригнать большой табун будет сложно, мой Ван почти всех забирает для своего войска.
— Назови цену, — Гун начал терять терпение.
— Десять семей людей, который умеют делать шелк. И коконы с гусеницами.
— Не может быть и речи! — отрезал Гун. — Шелк тут делают уже две тысячи лет. Только князья и вельможи достойны его носить.
— А если цена будет очень высока? — сощурился Дайаэ.
— Такой цены просто нет, — высокомерно ответил Цзи Минь. — Тебе нечего мне предложить.
— Я предлагаю тебе княжество Цюйво. Как тебе такая цена?
Молчание было ему ответом. Он попал в точку.
Войска обоих повелителей царства Цинь выстраивались в красивый боевой порядок, вызывая презрительную усмешку у персов. Им эти церемонии были непонятны. Но тут шло священнодействие. Приносились жертвы, давались обеты, и битва должна была начаться не ранее, чем все подготовительные действия закончатся. Иначе будет большой урон для ДЭ. Войска были разбиты на ШИ, по полторы тысячи человек. Пехота традиционно строилась в пять рядов, и минимальное подразделение под названием У, тоже состояло из пяти человек. Пятерка колесниц называлась ДУЙ, и считалась отрядом. Вообще все в китайском войске было кратно пяти, и этот порядок сохранялся столетиями.
Впереди стояли колесницы, запряженные четверкой коней. Ими управляли самые знатные воины. За каждой колесницей стоял отряд пехоты из двух лянов по двадцать пять человек. Двадцать из них носили доспех и были вооружены клевцами-ГЭ. Они назывались цзяши. Экипажи колесниц состояли из лучников и алебардистов. Если кого-то убивали, то один из пехотинцев занимал его место.
По сигналу барабанов колесницы сорвались с места. Лучники открыли огонь по пехоте и другим колесницам, а алебардисты хватали поудобнее свою жуткую снасть. Оказывается, круговой удар алебарды, полученный с несущейся на полной скорости двухколесной телеги, мог развалить человека напополам. Отряды пехоты на флангах начали сближение, и лучники открыли огонь.
Куруш меланхолично жевал сухое мясо, пока благородные воины повышали свою добродетель и радовали предков отрубленными конечностями. Хорошо, если чужими. Отряд персов был в резерве, и ждал сигнала, будучи секретным оружием в этой битве. Погибать никто не собирался, даже за очень неплохое вознаграждение шелком, которое им было выплачено. Воинам объяснили, сколько это стоит на родине, и они воспылали любовью к Цзи Миню не на шутку. Ну, а как не помочь такому хорошему человеку, если эту ткань в Вавилоне на вес золота продают.
Подскакал взъерошенный гонец, и персы сели на коней, расчехляя луки и натягивая тетиву. Эта тактика придет сюда лет через триста-четыреста, когда сложится держава Хунну, а пока несчастного Цзи Чэна ждал неприятный сюрприз. Три сотни конных лучников ударили в тыл войску княжества Цюйво, засыпав его стрелами. Триста всадников, у каждого из которых был колчан на тридцать стрел. Девять тысяч стрел было выпущено персами за четверть часа, и произвели в рядах врага чудовищные опустошения. Согласно благородным законам войны, солдаты становились на колени, поднимая клевцы и алебарды древком вверх. Их не убивали, а сгоняли в кучи. Зачем Гун будет губить собственных воинов? А вот князь Цзи Чэн погиб, как и его советники, а чуть позже — жены и дети. Эти поступки на размеры ДЭ не влияли совершенно. Предки были довольны. Персы потеряли одного. Он сломал шею, когда копыто его коня провалилось в сусличью нору.
Князь Дайаэ вновь беседовал с Цзи Минем, который уже был полновластным властителем в своих землях, возгордившись неимоверно. Он строил далеко идущие планы и уже мысленно примерял на себя венец соседнего царства Цинь.
— Оставайся тут, Дай-А-Э. Станешь князем, твои люди получат титулы и земли. Ты станешь очень богат.
— Я и так князь, — усмехнулся Дайаэ. — И я весьма богат, поверь. А теперь буду еще богаче. Я помогу тебе, и ты получишь коней. Если в наших землях будут воины, что захотят служить тебе, я, с позволения повелителя, пришлю их к тебе. Но сейчас, и я, и мои люди, пойдем домой. Всех ждут жены и дети.
— Хорошо, — сказал Цзи Минь. — Когда ждать коней и оружие?
— Через год, — сказал Дайаэ. — Готовь шелк. Мои люди посмотрели, что у вас продают. Больше нам тут ничего не нужно. Я пригоню сотню коней, они дадут жеребят, и скоро у тебя будет лучшее войско.
— А железное оружие? — спросил Гунн, аппетиты которого росли не по дням, а по часам.
— Не могу обещать, это только с разрешения повелителя.
— Давай я пошлю ему в подарок прекрасных наложниц, — пришла в голову Гуну прекрасная мысль. — Они родят ему много детей.
— Я боюсь, он меня казнит за такой подарок, — честно признался князь Дайаэ. — Мы выйдем завтра.
Князь Дайаэ не знал, что в нашей реальности Цзи Минь должен был проиграть ту битву, и единовластным князем стал бы Чэн. Вскоре государство разделили бы три семьи, сделав втрое слабее. А в будущем, соседнее царство Цинь постепенно захватило бы их по одному, а потом и весь Китай, где воцарился бы Цинь Ши Хуанди, великий Желтый Император. Но вот теперь всего этого не будет, и мировая история потечет совсем в другую сторону. И в этой новой реальности Великий Шелковый Путь стал жалким ручейком, по которому шелк как раз и не везли. Торговые города Средней Азии остались жалкими деревушками, а Китай не заработает на экспорте огромное количество денег, и распадется на куски уже окончательно. Но это будет в другой реальности. В той, откуда Макс вернулся с седыми висками.
Глава 12,где жрец Птаха расстраивается, а моряки, наоборот, радуются
— А ведь мы с этой хитрой сволочью не расплатимся, брат, — тоскливо сказал Пророк Ахемену. — Ну какой проныра, ты погляди.
— Да, хитер жрец, — согласился великий царь, — но и услугу немалую оказывает. Считай, весь Египет к нашим ногам кладет. Отвяжись от него, Зар, пусть молятся, как хотят. Наши внуки тут с этими священными котами и крокодилами разберутся. Лишь бы подати платили, и не бунтовали.
— Да, придется теперь. После того, что мне Сукайя рассказал, и выхода особого нет. Они так тысячи лет жили. На два мешка ячменя они своих богов менять не будут, — хмуро сказал Пророк. — Но зацепка есть. Будем понемногу местного бога солнца в Ахурамазду превращать. Лет за сто управимся.
— Зар, ты ближайшие десять лет вообще ничего тут не делай! — заявил царь. — Пусть привыкнут к новым порядкам. У них тут даже денег нет, и пишут картинками какими-то.
— Да есть у них другое письмо, брат. Скорописью писцы пользуются. Но с этим их письмом надо что-то делать. Еще один язык наша канцелярия не вынесет.
— Кстати о канцелярии. Мне тут Хутран донесения пишет, что начинают наши азаты и сатрапы баловать. Забыли, как баранов в горах пасли. В шелк одеваются, богатеют не по чину. У многих купчишки карманные завелись, которым они покровительство оказывают. Впрямую взятки еще не берут, но это не за горами, поверь. Большая страна стала, брат, и разная очень. То, что ты хочешь ее одинаковой сделать, на сказку похоже. Это даже боги не смогли сделать, а ты все же не бог. Остынь немного.