— Эго правда, — грустно согласился Ралчев.
— Могила — это как бы ворота, через которые человек уходит в некий иной мир. И ты видишь это своими глазами. А иначе тебя не оставляет чувство, что человек просто исчез… И это невыносимо.
Пока они ждали Радева, принесли заключение доктора Давидова. Ничего интересного в нем не оказалось. Судя по тому, что нашли в желудке, убитая, вероятно, обедала в ресторане. И выпила пару рюмок вина.
— В ресторан не ходят в одиночку, особенно женщины, — заметил Димов.
— К тому же женщины не пьют вина в обед, — добавил Ралчев.
— Может быть, появился господин Генов? — Димов едва заметно улыбнулся.
— Ничего удивительного, — сейчас же согласился Ралчев. — Утром она пошла на работу в новом костюме. Если она вообще ходила на работу.
— Это обязательно нужно проверить, — кивнул Димов. — Так или иначе, но этот «некто» был, вероятно, последним, кто видел ее в живых.
Стефан Радев тоже пришел вовремя. Ралчеву показалось, что он еще больше измучен горем, чем в первый день. За одну ночь он словно высох, лицо почернело, взгляд остекленел. Он вошел мягкой и бесшумной походкой, беспомощно огляделся, словно не понимая, где находится и чего от него хотят.
— Садитесь, — сказал Димов. — Куда вам будет удобнее…
Радев тяжело опустился в одно из кресел. Его руки едва заметно вздрагивали, лоб покрылся капельками пота.
— Если вы не в состоянии разговаривать, — предложил Димов, — мы можем перенести встречу на завтра.
Радев помолчал, потом чуть слышно попросил:
— Бы не могли бы дать мне стакан воды?
Когда Ралчев вернулся с водой, Радев, оцепенев, сидел в кресле. Он с жадностью выпил воду и немного пришел в себя. И только поставив стакан, внимательно взглянул на инспектора.
— Товарищ Радев, — начал Димов. — Вы были самым близким для покойной человеком. Я хочу еще раз спросить вас, не знаете ли вы чего-либо, не подозреваете ли кого?
— Нет, ничего не знаю, — глухо ответил мужчина.
— Хорошо… Тогда расскажите, что вы делали вчера. Час за часом, минута за минутой.
Казалось, Радев вообще не услышал вопроса. Он молчал. Молчал долго и тягостно, потом вдруг заплакал. Сначала этот мучительный плач был почти не заметен и скорее походил на какую-то конвульсию. Потом слезы залили его лицо, все тело сотрясалось. Наконец он выпил еще несколько глотков воды и опять успокоился.
— Что тут говорить, товарищ начальник, — с усилием выдавил Радев. — Я убил свою жену.
— Вы? — почти без удивления переспросил Димов. — За что же?
— Она изменяла мне.
— Так! Тогда начните сначала.
Радев вытер мокрое от слез и пота лицо.
— Что тут рассказывать? Вернулся домой…
— В котором часу?
— Не помню…
— И все же придется вспомнить.
Радев задумался:
— Наверное, часам к четырем.
— Разве это не ваше рабочее время?
— Я часто так делал, товарищ начальник. Ведь у нас сын школьник. За ним присмотр нужен, чтобы готовил уроки, а не бегал по улицам… Он как и все мальчишки… Я порой заглядывал домой — минут на пятнадцать, а то и на все полчаса… Проверял, что он делает, и возвращался.
— Понятно, продолжайте.
— Я застал жену дома. Сына не было.
— Но ведь и она должна в это время быть на работе?
— В том-то и дело, что она отпросилась. Я всегда знаю, когда он приезжает в Софию.
— Это вы о Генове? О юристе?
— Да, о нем. Когда он приезжает в Софию, она преображается — и глаза у нее становятся другими, и лицо… Это какой-то кошмар, это может понять лишь тот, кто испытал все на себе…
Радев снова провел дрожащей рукой по лицу.
— Вы считаете, что в тот день она встречалась с любовником?
— Да, уверен.
— И вы устроили ей по этому поводу скандал?
— Нет, я никогда не устраиваю скандалов, — ответил Радев. — Это не в моем характере. На этот раз я высказал ей все, что думал. Так жить дальше нельзя. В конце концов она не глупенькая девочка, а мать двоих детей. И лет ей уже немало. Так я ей и сказал. Она разъярилась, как никогда…
Радев замолчал, потом сдавленно добавил:
— И ударила меня…
Несмотря на трагичность момента, Димов не сдержал улыбки:
— Куда же она вас ударила?
— В живот… Тогда я потерял контроль над собой. Бросился на кухню, схватил нож… Тот, которым мы режем мясо… Когда вернулся в холл, она все еще была там, ничего не подозревая. Дальше я ничего не помню… Наверное, она побежала. И я догнал ее…
— Сколько же ударов вы ей нанесли? — спросил Димов.
— Не помню! — с отчаянием произнес Радев. — Я был тогда как в бреду. Но, кажется, сначала ударил в спину… Когда она бежала.
— Мы нашли труп в спальне, а не в прихожей.
— Я ее перенес…
— Зачем?
— Как я мог оставить ее там? Ведь должен был вернуться наш сын, Он мог увидеть ее на полу в луже крови. Он ведь еще ребенок, разве он вынес бы такое? Это бы напугало его на всю жизнь — в лучшем случае…
— Значит, не в таком уж бреду вы были, раз сообразили…
— Отрезвел сразу, когда увидел, что наделал, И сразу подумал о сыне.
— Но ребенок увидел бы труп и в спальне.
— Это другое дело. Я положил ее на кровать, накрыл одеялом. Он мог подумать, что мать спит. К тому же он редко входил в нашу комнату.
— А кровь?
— В прихожей? Я вытер ее тряпкой. Он не должен был видеть крови, ведь он мог догадаться…
— Куда же вы девали нож?
— Нож?
Во взгляде мужчины появилось что-то беспомощное и жалкое.
— Не знаю, — ответил он. — Ах да, мне кажется, я бросил его в мусоропровод.
— Чтобы его не увидел сын?
Как ни растерян был Радев, сразу же понял суть намека.
— Нет, конечно, — глухо ответил он. — Как вам объяснить… Просто испугался. Сначала я решил никому ничего не говорить, как будто бы ничего не знаю. Потому и молчал, когда пришел вот этот товарищ, — он кивнул в сторону Ралчева.
— А сегодня утром, идя сюда, вы решили сказать правду?
Радев растерянно посмотрел на инспектора.
— Не знаю… Возможно… Со вчерашнего дня я сам не свой, товарищ начальник. Каких только мыслей не было в моей голове! Прежде всего — убить себя! Не нужна мне такая жизнь. И до сих пор счастья не было, а теперь?.. С тех пор, как женился — никакой радости…
— И все же вы живете…
— Ради сына… Только из-за него. На кого я его брошу? Как оставлю без отца и без матери?
Радев низко склонил голову: наверное, опять заплакал. Ралчев закусил губы, но Димов словно не заметил этого, напряженно задумавшись.
— Я хочу еще раз вернуться к убийству, — сказал он. — Как вы перенесли жену из прихожей з спальню?
В первый момент Радев не понял вопроса.
— Как? Разве я помню? Да и как, кроме как на руках…
— На вас был этот костюм?
— Да, этот.
— Значит, пятна крови на нем вы потом застирали?
— Застирал? Нет… Не знаю, как это получилось… Каким образом я его не испачкал… Но я его не застирывал.
— Должен сказать, что во всем вы проявили большую сообразительность, даже хладнокровие, — заметил Димов.
Радев мрачно молчал. И впервые Ралчеву показалось, что в его лице появилась враждебность.
— А теперь идите в соседнюю комнату, — снова заговорил Димов, — и напишите все, о чем вы здесь рассказали.
Когда они остались одни, Ралчев возбужденно встал из-за стола, но Димов по-прежнему сидел в глубоком раздумье и выражение его лица свидетельствовало о неудовлетворенности.
— Твоя гипотеза полностью оправдала себя! — все еще волнуясь, воскликнул Ралчев. В этот момент он словно забыл о тяжелой драме, свидетелем которой оказался. Димов рассеянно посмотрел на него. — Только из-за ребенка. Да и кто бы еще мог беспокоиться о нем? Случайный убийца? Ни в коем случае. Только человек, который любит мальчика и болеет за него душой.
— И все же я не ожидал, что он признается так легко.
— Почему? Он человек с явно неустойчивой нервной системой, поддающийся настроениям. Наверное, он шел сюда совсем с другим решением, но сдали нервы.
Димов улыбнулся, но улыбка у него получилась грустной.
— Ударила его в живот… Такого не выдумаешь. Вот что делают люди из добропорядочных семей.
Но Ралчев думал о другом.
— И все же я вижу, что тебя что-то смущает.
— Да! — бросил Димов.
Но объяснять сразу же, что именно, не стал, а поднялся со своего места, несколько раз прошелся по комнате и только после этого произнес:
— Не могу понять, как он мог перенести труп, не запачкав костюма. Для меня это настоящая загадка.
— Наверняка испачкал. Но костюм темный, и пятна на нем не видны.
— Ты прав… И все же…
Было заметно, однако, что Димов немного успокоился. После всего эта подробность показалась ему незначительной.
— Мы оперативники, и наша задача закончена, — сказал он. — Надо подумать, какому следователю передать дело.
— Это не проблема. Сейчас свободен Якимов. Если хочешь, я с ним поговорю.
— Нет, я сам займусь этим делом. А от тебя требуется другое. Надо подумать о мальчике. Сейчас он остался совсем один. Как ты считаешь, куда его отвести?
Ралчев задумался.
— Может, к теткам? — предложил он.
— Оставь этих старых сорок в покое. Они доконают его за две недели. Лучше к сестре. По-моему, Роза тебе понравилась. Поговори с ней, посмотри, что можно сделать.
— Хорошо, — ответил Ралчев, чувствуя, как у него холодеет сердце…
Едва ли можно было возложить на него сегодня более тяжелую миссию, чем эта. Ему снова придется сообщать этой милой обаятельной женщине горькие и страшные вещи. Снова заставлять ее плакать. После одного несчастья ей предстояло пережить второе, притом у него на глазах. Как смягчить удар? За два дня потерять и отца, и мать! Как она сможет жить, узнав, что она — дочь убийцы? Неужели его начальник не понимает, какое невыносимое бремя он возлагает на него?
Впервые служба показалась Ралчеву тяжелой, горькой и неприятной.
5
Супруги Желязковы — такой была фамилия мужа Розы — занимали новую квартиру в квартале «Восток». Ралчев долго плутал по новостройке, напрасно разыскивая номер нужного дома, перескакивал через ямы, пробирался сквозь путаницу кабелей и проводов, обходил груды строительных материалов.