Хорошая мысль. Иногда я завидовал их возможностям, но не настолько, чтобы продать душу и работать на них. Мне нравилось быть хозяином своей судьбы.
— Еще раз украдешь у меня, Джон, я сделаю чучело из твоей тугой задницы и повешу тебя на стену, Игра это или нет. Все ясно? — Глаза Кэрол сузились, ее элегантная внешность была лишь ширмой опытного убийцы, скрывающегося под ее кожей. В отставке или нет, Кэрол все равно была силой, с которой приходилось считаться.
— Предельно ясно, — согласился я с зубастой ухмылкой. — Как…
— Не твое дело, — отрезала она, прежде чем я успел спросить о ее младшем ребенке. — Он слишком мал.
Я пожал плечами.
— Я начал, когда был моложе, чем он. У детей быстрые пальцы, и они часто остаются незамеченными.
Ее ответная улыбка была хрупкой.
— У тебя не было выбора, Джон. У Коэна есть.
Она посмотрела на часы и выругалась.
— Прошу меня извинить, но я опаздываю на встречу с ещё одним проблемным ребенком.
— Меня охватило веселье, когда она скрылась в вестибюле отеля. У Кэрол было пятеро детей, но морщины появились только из-за двоих. Это были два моих любимых Этвуда.
Не прошло и пяти минут после исчезновения Кэрол, я стащил Ролекс прямо с запястья мужчины, пока он ждал парковщика, и тут зазвонил мой телефон. Взволнованный, я положил часы за тридцать тысяч долларов в карман и проверил свои сообщения.
— Наконец-то, — пробормотал я вслух, отвлекаясь от своей метки, пока читал инструкции к своему последнему заданию в Игре.
Я уже имел приблизительное представление о том, что мне предстоит, как на основании моих прошлых побед, так и на основании жизненного опыта. Мой дед — Кристоф Валеншек — был одним из первых победителей Игры. С возрастом он перешел в комитет, посвятив все свое время разработке заданий для нового поколения преступников мирового класса. Это была его страсть, и он превратил простое соревнование между сверстниками в событие мирового масштаба. Теперь это было похоже на Олимпийские игры для теневых фигур преступного мира, и хотя некоторые раунды были больше направлены на убийство и шпионаж, большинство заданий были в пользу карьеры воров.
Это была первая Игра после смерти моего деда, но я был уверен, что они будут чтить его наследие, придерживаясь уже составленных им уровней Игры. Не то чтобы он давал мне подсказки — Крис ненавидел читы так же, как и я, — но я был наблюдателен.
— "Маки" Ван Гога, — пробормотал я, снова перечитывая задание. Комитет не стал упрощать задачу. Они предоставили подробную информацию о предмете — его название, фотографию и последнее официально известное местонахождение, крайний срок, в течение которого я должен был выполнить задание, и точку отправления. Это было все.
Но это было все, что мне было нужно. Они не могли сделать все слишком просто, иначе они никогда не выберут победителя.
К счастью, все мои годы наблюдения за аукционами на черном рынке принесли свои плоды, потому что я знал, кому в настоящее время принадлежат "Маки" и где примерно он может ее хранить. Конечно, знать, где ее искать, было лишь малой частью проблемы. В этом деле мне предстояло испытать свои навыки, чтобы просто взглянуть на картину, и на этот раз я был не единственным вором на этой работе.
Это было последнее задание Игры, поэтому трое из нас будут охотиться за одним и тем же призом. Срок выполнения не имел значения; кто получит его первым, тот и победит. Лучше бы это был я.
ГЛАВА 2
ТРИС
2 месяца спустя
Я опаздывала. Я презирала опоздания. Но вчера вечером у меня было полуприличное свидание из Tinder, и я проспала будильник, так что вот она я. Опаздывала на свой любимый урок за всю неделю, который я взяла на себя, когда профессор, доктор Бейли, был госпитализирован несколькими неделями ранее.
Все думали, что он выкарабкается, но его состояние только ухудшалось, и это был лишь вопрос времени, когда университет найдет ему замену. Пока они этого не сделали, я максимально использовала свою возросшую ответственность.
Точнее, так было до тех пор, пока парень со вчерашнего свидания не угостил меня седьмым манговым дайкири, и я не решила, что он, в конце концов, довольно горяч. Я смутно помнила, что секс тоже был просто замечательным. Или, черт возьми, он должен был быть совершенно умопомрачительным, поскольку из-за него я опоздала сегодня утром.
Мой мозг все еще был достаточно возбужден, чтобы вспомнить, что я планировала сегодня преподавать, поэтому я молниеносно пролистала свои записи на телефоне, торопясь по коридору своей элитной школы. Как, черт возьми, я получила должность ассистента доктора Бейли, я понятия не имела, потому что это был шанс всей моей жизни, и я определенно не собиралась его упускать.
Я так сосредоточилась на пересмотре своих конспектов, что чуть не налетела на мужчину, стоявшего посреди хренова коридора.
— Черт, — вздохнула я, — извините, не заметила вас.
Он негромко рассмеялся.
— У меня такое часто бывает.
Что-то в глубине его голоса и намеке на акцент заставило меня сделать паузу и посмотреть вверх. И вверх. И вверх.
— Как-то я в этом сомневаюсь, — пробормотала я. Этот парень был огромен. Как я его не заметила? Он был похож на какого-то греческого бога, который только что спустился на землю. Смущенная и совершенно потерявшая равновесие, я огляделась вокруг, чтобы понять, почему он просто стоит здесь. На хреновом пути.
Затем мои брови сжались, когда я поняла, что он смотрит на картину, висевшую возле административного офиса. Она была обрамлена в ужасную, тяжелую золотую раму, которая никак не соответствовала самой картине, но она подходила к остальному показному старомодному декору университета, так что все равно.
— Э-э…, - Я указала на картину. — Вы восхищались студенческим искусством?
Его бровь слегка приподнялась, и он снова повернулся лицом к картине. Это была большая картина, занимавшая треть стены, выполненная в стиле неоклассицизма и изображавшая женщину, откинувшуюся на шезлонге и читающую книгу в кожаном переплете.
— Восхищаюсь? — повторил он. Его лицо было интересным, нос слегка изогнут, как будто его сломали и он неправильно зажил, но его рот… черт возьми, эти губы. — Не думаю, что я бы сказал, что восхищаюсь. Я вообще-то удивляюсь, как это вообще было выбрано для показа в университете Боулза. Это ужасно.
Мои губы разошлись в шоке, в то время как мой разум быстро определил, что акцент британский.
— Это ужасно? — Я посмотрела на наградные таблички, установленные рядом с золотой рамой. Почему-то это слово казалось гораздо более оскорбительным в его акценте. — С уважением, сэр, вы что, блядь, слепой? Это изысканно, и, очевидно, не я одна так думаю. — Я указала на награды, потому что, возможно, он был слабовидящим, а я просто грубила без причины.
Он просто пожал одним из своих массивных плеч.
— На этих панелях не учитывается вкус. Эта картина — явная насмешка над классическим искусством с огромным количеством скрытых элементов, призванных проявить неуважение к зрителю и к тем бедным глупцам, которые присудили эти награды.
Мои губы подергивались от удовольствия, но также и от возмущения. Да, изображение имело несколько очень тонких зон неповиновения, но от этого оно было только более впечатляющим. На мой взгляд.
Я цокнула языком, засовывая телефон обратно в сумку и одаривая грубияна чопорным взглядом.
— Вы заблуждаетесь. И вам самому сильно не хватает вкуса, сэр.
Он, нахрен, закатил на меня глаза. Какого черта? Этому человеку должно было быть под сорок, а он закатывал глаза, как ребенок. Это подстегнуло мой пыл.
— Нет, я считаю, что это не так. Женщина на этой картинке читает эротику, для начала. — Он указал на открытую книгу, где слова "капающая пизда" были написаны так мелко и тускло, что почти требовалось увеличительное стекло, чтобы их разобрать. — То, как она держит книгу, отталкивает зрителя, ее платье настолько прозрачно в области груди, что можно увидеть очертания соска, когда свет падает на неё сбоку, и, ради Бога, из-под платья выглядывает вибратор. Он указал на довольно современную деталь у основания картины, и я сдержала ухмылку.
— Значит, у вас проблемы с картиной, ориентированной на женщин и наделяющей их сексуальными возможностями? — Я ответила, сморщив нос. — Какое женоненавистничество с вашей стороны. Теперь не удивительно, что у вас нет художественного вкуса.
Он бросил на меня острый взгляд, затем пару раз перевел глаза с картины на меня. У женщины на картине были черные волосы цвета ворона, ниспадающие каскадом на подлокотник шезлонга, и губы цвета бутона розы, которые он явно где-то видел. Вот оно. Только что дошло, да?
— А, понятно. Вы муза художника? — Он сказал это так, как будто называл меня какой — то плохой.
Я поправила сумку повыше на плече и поправила очки.
— Вообще-то нет. — Я повернулась к нему лицом, откинув голову назад, чтобы встретиться с его глазами. — Художник.
Его глаза ненадолго расширились, затем он поморщился.
— Черт.
Моя улыбка была хрупкой.
— Могу я помочь вам найти кого-нибудь? Кажется, вы потерялись.
Он провел рукой по своей военной стрижке, имея изящество выглядеть смущенным.
— Вообще-то, да. Я ищу ассистента доктора Бейли, Тристиана Айвза. Мне сказали, что в восемь тридцать он будет вести лекцию для студентов по "Исследованию искусства эпохи Возрождения и современности".
Раздражение пробежало по мне.
— Да, это он. Просто идите по коридору в ту сторону, первый раз поверните налево, идите по коридору до конца, затем зайдите в дверь справа от большой бронзовой статуи. — Я указала ему направление подальше от класса, о котором шла речь.
Его улыбка была холодной.
— Спасибо. И, э-э, мои извинения. — Он жестом указал на картину. — Но это все равно ужасно.