Генерал был не в духе, это Полуэктов сразу определил по его хмурому, суровому лицу, по холодному пожатию руки, по тяжелой медлительной поступи на лестнице и молчанию, пока они поднимались на третий этаж в гостиничный номер, где расположился следователь по особо важным делам со своим помощником. Возможно, из-за раннего подъема, от которого уже отвык престарелый начальник, или от сложной, неприятной миссии — как поступить в такой ситуации. Чтобы отстранить от дел начальника уголовного розыска, тем более арестовать, нужны веские аргументы: только того, что Тобратов скрыл от следственных органов данные о нахождении бывших зеков в районе нападения на инкассатора, мало. Да и одного того, что в уголовный розыск затесался нечистоплотный человек, бандюга, вполне достаточно для неприятностей всему высокопоставленному начальству уголовного розыска Министерства внутренних дел — проглядели, прошляпили, недовоспитали…
— Чайку, кофейку с дороги? — услужливо предложил Полуэктов, вводя генерала в свой номер.
— Подожди ты со своим кофейком, — недовольно махнул рукой генерал, осматривая внимательно номер, словно собирался здесь поселиться надолго.
Номер был просторный, чистый, с небольшой прихожей, с туалетом и ванной. Генерал задержал внимание на столе, на стульях.
— Где можем собрать местное начальство? — спросил он.
Полуэктов догадался, о чем думал генерал, осматривая номер.
— Разместимся здесь, Иван Петрович. Пригласим самых необходимых, кто в какой-то степени может пролить свет на действия начальника уголовного розыска.
— Ты предупредил их о моем визите?
— Так точно. Все на своих местах. Ждут указания.
— Тогда звони. Пусть приезжают. Предупреди: Тобратов пока ни о чем не должен знать.
— Есть, — Полуэктов набрал номер телефона начальника милиции. — Доброе утро, Александр Михайлович. Полуэктов беспокоит. Иван Петрович у меня. Давай бери своих заместителей, начальника следственной службы, патрульно-постовой и — ко мне… Нет, начальника уголовного розыска не надо, и постарайтесь, чтобы о нашем совещании его никто не проинформировал…
— Вот теперь можешь и кофеек организовать, — несколько потеплел генерал. — И пока водичка будет греться, просвети-ка еще раз меня поподробнее о своих подозрениях. У меня никак в голове не укладывается, чтобы Тобратов, которого я всегда считал серьезным человеком, опытным милицейским работником, мог связаться с мафией.
Скородумов, прибывший накануне, достал из тумбочки привезенный с собой небольшой чайник, наполнил его водой и подключил в сеть, а Полуэктов, усевшись напротив генерала, стал излагать ему свою версию.
— Я тоже поначалу недоумевал, Иван Петрович. Но посудите сами. Возьмем последние два случая убийства Гогенадзе и Аламазова. Оба регулярно платили дань рэкетирам. Кому конкретно — установить не удалось. Человек приходил поздно вечером, в маске, и ему вручали определенную сумму. Поначалу председатель акционерного общества и владелец магазинов мирились с таким положением, но когда дань возросла до непосильных размеров, они обратились за помощью в милицию. Как объясняет Тобратов, он установил наблюдение за офисом Гогенадзе и за магазинами Аламазова. Но рэкетиры больше не появились. А через некоторое время и тот и другой были убиты. Допускаю, что рэкетиры в данном случае как-то сами смогли обнаружить слежку милиции. Возьмем второй пример: ограбление инкассатора. О том, что деньги повезут в этот день на стройку, знали только работники банка и милиции. Банк, само собой разумеется, отпадает. А то, что нападающие были оснащены рациями, — очевидно. И рациями, надо полагать, теми самыми, которые три месяца назад были похищены из отделения милиции. Третье, угнанные машины: ЗиЛ с птицефабрики, красные «Жигули» Самофалова, жителя города Голицына, мотоциклы, убийства — дело рук профессионалов, умеющих надежно прятать концы в воду. И самое главное: Тобратов встретил нас с большой неохотой и настороженностью, скрыл, что на месте, точнее недалеко от места преступления, где было совершено нападение на инкассатора, незадолго до этого гражданин Балуев видел Грушецкого и Татарникова, привлекавшихся ранее за воровство и вернувшихся из заключения чуть более года назад.
Полуэктов замолчал. Генерал набычил свою могучую с солидным жировым загривком шею, задумался. Видимо, факты, приведенные следователем по особо важным делам, были не столь убедительны — это понимал и сам Полуэктов, — но он интуицией чувствовал, что именно здесь собака зарыта: других профессионалов, так хорошо осведомленных о делах и порядках в городе, о прибылях бизнесменов, о работе милиции, во всей округе просто не было.
— Н-да, — наконец произнес неопределенное генерал. — Версия твоя не лишена логического смысла. И все-таки жидковата. Нет прямых улик. А то, что Тобратов встретил вас недружелюбно, скрыл какие-то факты — это не доказательство, он может просто объяснить: упустил или счел нецелесообразным в силу каких-то обстоятельств. В общем, послушаем, что скажут о нем непосредственные начальники и сослуживцы.
Скородумов к этому времени заварил кофе, налил в чашки и поставил перед генералом и следователем по особо важным делам. Несмело, с виноватой улыбкой предложил:
— Может, с коньячком?
Водовозов приподнял голову и глянул на следователя недоуменно-вопрошающе.
— Вы и коньячком здесь пробавляетесь?.. Неплохо устроились. — И перевел взгляд на Полуэктова: — Это ты приучил его по утрам коньячок употреблять?
— Что вы, Иван Петрович. Я по утрам кефир предпочитаю. Это он вам, нашему гостю, предложил.
— Значит, не пьешь? — и снова снизу вверх — на Скородумова:
— И ты по утрам коньяк не пьешь?
— Никак нет, товарищ генерал.
— И правильно делаете. Вам, молодым, ни к чему. Это мне, старичку, для поднятия тонуса можно рюмочку. Так что давай, неси.
Скородумов повеселел и засуетился у тумбочки: достал было початую бутылку, но тут же сунул ее обратно и заменил на еще не откупоренную. Открутил пробку.
— Вам в кофе или в рюмку?
— Давай сюда. Как-нибудь сам разберусь, — генерал забрал у него бутылку. — А где же рюмка?
Пока Скородумов бегал в умывальник, чтобы сполоснуть стакан — рюмок в номере не было, — Водовозов плеснул коньяк в кофе и с вожделением отхлебнул.
— Хорош. Только не пойму — то ли коньяк, то ли кофе. — Повертел в руках бутылку. — «Белый аист». Приднестровский. Раньше армянский ценился, а ныне халтурить стали южные братья. И армяне, и грузины, и азербайджанцы…
Скородумов принес стакан. Генерал налил на донышко, попробовал, почмокал губами.
— Н-да. И молдаване испортились. Убери…
Полковник Зарубин с кавалькадой своих помощников прибыл довольно быстро. Разместились: кто на кроватях, кто на стульях, Скородумов устроился на тумбочке. Генерал — в центре, спиной к двери. Начал без предисловий:
— Ну, отцы-командиры, стражи общественного порядка, доложите, как вы тут службу цареву несете, кодекс Уголовный блюдете? Сколько в этом году банд обезвредили, преступников на скамью подсудимых посадили? Что мешает в работе, какие проблемы волнуют? Начинай, Александр Михайлович. Только без общих цифирь, какие ты посылал в Управление. Коротко, что сделано, особенно за последнее время, справляются ли твои помощники со своими обязанностями, кого надо вверх двигать, а кого, возможно, и совсем из органов убирать…
Благодушие с лица генерала исчезло и железные нотки в голосе не обещали ничего хорошего. Зарубин поднялся, на лбу и переносице заблестели капельки пота. Полковник достал носовой платок, вытер лицо и шею, откашлялся.
— Хвалиться, Иван Петрович, сами знаете, пока нам нечем. Преступность за эти полгода по сравнению с прошлым годом возросла на шестьдесят четыре процента. Только убийств совершено тридцать восемь. Раскрыто, к сожалению, только четыре. И то — бытовые. Второй год в нашем городе и районе действует опасная, хорошо оснащенная оружием и техникой банда. По имеющимся данным, все убийства и ограбления — на ее счету. В банде — опытные профессионалы, не исключено, бывшие работники милиции…
— А сегодняшних вы исключаете? — вставил вопрос генерал.
— Не исключаем, Иван Петрович. И в этом направлении тоже ведется работа. Но, к сожалению, пока безуспешно. Хотя только за последние два месяца нами пойманы на месте преступлений девять домушников, четверо угонщиков машин, столько же карманных воров.
— Велики заслуги, — снова вставил реплику генерал. — Домушники, угонщики, карманная шантрапа. А мокрушники, налетчики на инкассатора разгуливают на свободе и посмеиваются над нами — под боком у столичного начальства, такая армия ментов, а с кучкой бандитов справиться не может. Скажите, чем у вас занимается уголовный розыск? И что вы думаете о его начальнике капитане Тобратове? Догадываетесь, почему мы не пригласили его на это совещание?
Полковник пожал плечами.
— Тобратов всего второй год как назначен начальником уголовного розыска. Опыт, безусловно, маловат, но человек старательный, настойчивый, хваткий…
— Хваткий в отношении чего?
— Ну, в отношении опыта, — смутился Зарубин. — И, откровенно говоря, меня несколько удивило ваше указание не приглашать начальника уголовного розыска на совещание: он, который больше всех причастен к раскрытию преступлений, не допущен к обсуждению злободневных вопросов.
— Вот именно, — многозначно подтвердил генерал и пояснил свой намек: — И причастен, и не допущен. Он объяснил вам, почему не арестовал бывших зеков Грушецкого и Татарникова, находившихся в день нападения на инкассатора в районе ограбления?
— Он докладывал мне: да, Грушецкий и Татарников были в селе Иваново-Константиново, но в первой половине дня, а ограбление произошло около пятнадцати часов, когда Грушецкий и Татарников уже вернулись на стройку. У них полное алиби.
— Разрешите? — счел необходимым вмешаться Полуэктов. Генерал кивнул. — Начальник уголовного розыска капитан Тобратов не счел, видимо, нужным проинформировать вас, Александр Михайлович, что на стройку бригадир Грушецкий подобрал себе таких подельников, которые за бутылку любые показания дадут. Это первое. Второе. Известно ли вам, что Татарников разъезжал на ворованной машине?