— Панской кровью призывал Тарас оросить волю. А вы народную льете. Украинцев натравливаете на украинцев, брата на брата.
— Разные бывают украинцы…
— Вот это правильно: и такие, как ты, и такие, как Данила…
— А ты какая? С кем ты?
Мария не ответила. Она отвернулась к окну, и лица ее не было видно. О чем думает дивчина? Может быть, о том, что там, за окном, — Украина, поля ее, заводы, сады, росистые разливы лугов, горы буковинские и степи таврийские?
Сказала Мария:
— Был у меня учитель, русский. Долго жил на Украине, но так и не выучился по-нашему разговаривать. И вот, Стась, он говорит на русском, я на украинском, и все нам понятно. С тобой же мы разговариваем на одном языке, а не можем понять друг друга. Разную Украину мы любим. Ты — ту, которую грабить можно, а моя Украина — та, что в трудном бою свое счастье добывала…
Стась не обиделся. Он подошел к Марии, повернул ее к себе.
— Не кипятись, серденько. У нас тоже своя правда; и когда узнаешь ты ее, может, по-другому будешь разговаривать.
Бандеровский проводник настроился на торжественный лад, заговорил о борьбе «щирых» украинцев за соборную, самостийную державу, свободную от коммунистов и москалей. У него выходило, что нынешние националисты — прямые идейные наследники тех селян, что еще в восемнадцатом веке восставали против шляхетных магнатов, преемники Запорожской Сечи, вольного казачьего братства.
— Знамя нашей борьбы было высоко поднято в 1917 году, когда сотни и тысячи украинцев сражались в рядах украинских сечевых стрелков. Нам не повезло тогда, великие державы не поняли, что только самостоятельная Украина сможет стать форпостом цивилизации на востоке Европы, плотиной против волны большевизма. Мы потеряли почти все, но оружие не сложили, хотя и не получили нужной помощи…
Стафийчук рассказывал далее, что оплотом национальной идеи стали Львов и западные земли, куда коммунизм не дошел. На этих землях зрели новые силы для борьбы за самостийную Украину. Они вступили в решающий бой в 1941 году, когда, как всем казалось, настал благоприятный момент для осуществления планов поборников самостийности. Годы войны войдут, торжественно декламировал Стась, как самые яркие в летопись борьбы. Именно тогда украинские националисты во главе со Степаном Бандерой добились больших успехов и даже провозгласили самостоятельность Украины. Но… опять не повезло. Героическая борьба не увенчалась победой. Она еще не окончена, и Мария должна определить свой выбор…
Бывший сельский учитель умел произносить речи, к тому же ораторское мастерство неплохо преподавалось в униатских семинариях… Но он, очевидно, не понимал, как нелепо выглядят его тирады здесь, в маленькой комнатушке, еле освещаемой призрачным светом керосиновой лампы, перед единственной слушательницей — крутобровой дивчиной в расписанном яркими цветами кептарике. Он умело подтасовывал факты, искажал события, в его рассказе украинские националисты выглядели великомучениками за народ — непонятно только, почему их именами детей пугают.
В рассказе обильно мелькали слова «любимая», «единственная», «прекрасная» в сочетании со словом «Украина», и опять-таки было непонятно, как можно истязать и грабить ту, которую называешь любимой, единственной и прекрасной. Особенно приподнято звучал голос Стася тогда, когда он мечтательно заговорил о недалеком — в его представлении — будущем Украины: в нем были широко представлены и медлительные селяне на собственных полях, и круторогие волы, и блакытное небо, и девчата на вечерницах — этакий широкий ассортимент сентиментальных благоглупостей, которыми всегда маскировался буржуазный национализм.
…Нынешний молодой читатель может лишь с большим трудом представить события, о которых идет речь. Народ давно вымел на свалку истории националистов всех мастей. А те, кому удалось избежать его гнева, спрятались под крылышком у империалистической реакции, и единственное, что им осталось, — это, захлебываясь клеветой, шипеть на Советскую Украину, плести против нее козни, прозябать на самых заурядных шпионских должностях, получая сребреники в долларах и в марках. Впрочем, для украинских буржуазных националистов шпионское ремесло не внове, как не внове и стоять на задних перед хозяйским столом. По вполне понятным причинам Стафийчук не рассказывал Марии о том, что вся история украинского буржуазного национализма — история предательства интересов украинского народа. Было все: и международные аукционы, прикрываемые вывесками конференций, на которых кучка проходимцев пыталась продать родину с молотка; и хозяева от Габсбургов до Гитлера, от фашизма до Уолл-стрита; были жертвы жестокого террора, яростная борьба против национальной культуры, растление молодежи.
Зловещая ОУН («Организация украинских националистов») во главе с фашистскими наймитами Коновальцем, Мельником, Бандерой-Серым осуществляла широкую программу убийств, активно сотрудничала с гитлеровцами, помогала им вводить «новый порядок» на Украине в годы оккупации. После разгрома фашистской Германии националисты сменили хозяев, оставив неизменными методы террора. В годы оккупации из предателей, полицейских и прочего отребья националисты сколотили вооруженные банды. Одну из них и возглавлял Стась Стафийчук.
Знала ли об этом Мария Григорьевна? Она очень внимательно слушала разглагольствования проводника.
— Стасю, а сколько у вашего батька было земли? — неожиданно перебила она.
— Пятьдесят гектаров, — ответил тот, сбитый с напыщенного тона мнимой прозаичностью вопроса.
— Вы, конечно, вернете их себе в той… вашей будущей Украине? Ведь Советы поделили землю между крестьянами… И медлительные селяне на круторогих волах будут пахать ваше поле? Впрочем, вы обзаведетесь трактором и станете рациональным фермером — на волах в двадцатом веке далеко не уедешь, вы и сами это хороша понимаете. Другими словами, вы боретесь за то, чтобы заставить Украину идти капиталистическим путем, какими бы красивыми словами все это ни прикрывалось. Конечно, конечно, в той вашей… «будущей» много внимания уделялось бы и вышиваным рушныкам, и гаптованым сорочкам, и садочкам вышневым, только от этого селянам, которых вы опять превратите в батраков, легче жить не будет…
Стафийчук насупился, замолчал, нервно барабаня пальцами по столу. А ему-то казалось, что он привел убедительные аргументы, доходчиво и популярно изложил основные положения националистических идей, но результатов никаких — дивчина оказалась не такой уж простячкой, все-таки в этих клятых омоскаленных школах, в комсомолах умеют воспитывать убеждения, и не так просто бороться против них. Другое дело — пулей, но этот метод не для данного случая, учительша очень нужна ему, Стафийчуку. Она и сама еще не понимает, как крепко привязала себя к Стафийчуку и тем, что у себя укрыла, и тем, что об облаве предупредила.
Он, Стафийчук, подберет к ней ключи. Какое ему дело, с верой ли в идею самостийности будет выполнять она приказы или нет? Важно, чтоб со страхом, с мыслью о мучительной смерти, если изменит, выдаст. Он собирался сказать именно об этом, когда в окно трижды постучали: два раза подряд и после паузы еще раз.
— Мне пора, — поднялся Стафийчук. — Но мы еще встретимся, наш разговор не окончен, а пока хорошенько подумай над тем, что я сказал. У тебя только два пути: или с нами, или против нас!
— Вот, вот, наконец-то я услышала твою настоящую благодарность, — иронически заметила Мария. — Впрочем, получаю то, что заслужила, — за страх всегда расплачиваются…
Она говорила одно, а думала о другом: проводник Стась один никуда не ходит, даже к ней пришел с телохранителями, и, пока рассуждал о самостийной, соборной державе, автоматы лесовиков стерегли каждую тропинку к ее дому…
«…Сообщаю некоторые сведения о проводнике. Станислав Омелькович Стафийчук (псевдо — Ярмаш), 1914 года рождения, из семьи греко-католического священника. Рано, в возрасте 15 лет, примкнул к националистическому движению. Получил образование во Львове, недолго учительствовал в Зеленом Гае. Исчез из Зеленого Гая в 1935 году. По некоторым данным, причиной исчезновения может служить поездка в Берлин для обучения в центральной академии ОУН — Мекленбургишенштрассе, 75. В период раскола[7]решительно поддерживал Бандеру, с которым лично знаком. На Украине появился в 1941 году. Командовал подразделением УПА[8]. Принимал участие в расправе над крестьянами села Старого и в других карательных экспедициях националистов против мирных жителей…»
И НАЗОВЕМ ТЕБЯ ЗОРЯНОЙ
Стафийчук не оставлял Марию в покое. Он снова и снова слал связников, и даже днем Мария чувствовала, что и она и дом ее находятся под неусыпным наблюдением. Потом Стафийчук пришел к Марии. На этот раз его сопровождал высокий хлопец с багровым рубцом на левой щеке. Пока Стась разговаривал с Марией, он неподвижно сидел на лаве, положив на колени автомат.
— Надумала? — уже с порога спросил проводник.
Чувствовалось, что он спешит и время терять на разговоры не намерен.
— Не для меня все это, Стась. Я девчонка, учительница; и единственное, о чем прошу, не впутывайте меня в свои дела. Темные они у вас, как лес, в котором прячетесь от людских глаз.
— Ого, вон ты как заговорила! — Глаза бандитского главаря злобно блеснули. Он оглянулся на телохранителя, и тот, сняв с колен автомат, равнодушно откликнулся:
— Стрелять не будем — шуму много. Я удавку на всякий случай прихватил, будто знал, что понадобится…
Удавка — бандитское изобретение. Человек, на которого она набрасывалась, прощался с жизнью безмолвно. Мария вздрогнула. Бандеровцы пристально следили за каждым ее движением. Стафийчук уловил во взгляде загнанность и удовлетворенно усмехнулся. Так лучше. Похорохорилась, а на поверку оказалось как все: когда заставляют поцеловаться со смертью, готова на колени стать.