Петер молчал, внимая словам отца провинциала. За окном мелькнула какая-то маленькая, незнакомая ему птичка, уселась, вцепившись коготками прямо в деревянную раму, и стала деловито долбить клювом — очевидно, разглядела там какую-то букашку. В комнате раздался громкий стук, многократно усиленный пустотой помещения. Отец провинциал недовольно поморщился, подошёл к окну и, распахнув створку, коротким жестом прогнал птицу. После чего продолжил рассказ, говоря всё так же размеренно и невозмутимо.
— Видишь ли, Петер, сейчас, когда пол-Европы поражено реформатской проказой, взор Святого престола обращается на Восток. Там сейчас сложилась любопытная ситуация. Московия, этот погрязший в ереси оплот восточного христианства, находится на грани краха. С запада на неё давят Польша и Литва, а с юга она недавно подвергалась опустошительному набегу вассала турецкого султана — крымского хана. Столица сожжена, а центральные области государства страшно разорены. Там уже несколько лет буйствует чума[6]. В связи с этим возникают большие возможности для Святой церкви. Ты меня понимаешь?
— Не совсем, отец провинциал.
Священник вздохнул:
— В том-то и дело, что мы пока не знаем, как вести себя в отношении Московии. Мы недостаточно хорошо знакомы с положением в этой стране. Несомненно одно: мы не можем быть простыми наблюдателями, мы обязаны действовать. Для этого ты и направляешься в те края с самыми широкими полномочиями. Но о твоей принадлежности к ордену не должен знать никто. Правитель Московии царь Иван — решительный и крайне жестокий человек.
— Что я должен там сделать?
— Тебе необходимо войти в доверие к царю Ивану, разведать общее состояние дел в государстве и принять решение о дальнейших действиях.
Петер замялся:
— Отец провинциал, смогу ли я? Один, в чужой стране.
— Ты будешь не один. В Московии действует наш брат, коадъютор[7], настоящее имя которого тебе знать пока не надо. В силу ряда причин он должен оставаться незаметным, но помощь окажет всегда. Запомни название города: Каргополь. Там он подойдёт к тебе под видом местного жителя и даст инструкции.
— Как я его узнаю?
— Никак. Это он тебя узнает. Аббат Кератри без твоего ведома показывал тебя ему. Так лучше для всех. А чтобы ты не сомневался, он незаметно для окружающих произнесёт первую строку нашей молитвы.
— Pater noster, qui esincaelis[8], — сказал Петер, сразу догадавшийся, о какой молитве идёт речь.
— Верно, сын мой.
— Каким образом я попаду в Московию? Ведь на её западных границах война.
— Ты сейчас отправишься в Лондон. Там под видом купца взойдёшь на корабль и отплывёшь северным путём вокруг Скандинавии в московитские земли. Потом, продав свой товар, объявишь, что собираешься с торговыми целями совершить путешествие в столицу государства. После того как корабль уйдёт, ты останешься один, потому что до весны морская торговля замирает из-за невозможности пробиться сквозь льды. Направляясь от устья реки Двины, где разрешено торговать иностранным купцам, в столицу, ты остановишься в Каргополе. Там и получишь, как я уже сказал, инструкции. Затем продолжишь путь в Москву. Всё понятно?
— Какой товар я должен взять в Лондоне для продажи московитам, чтобы не вызвать подозрений у английских чиновников и таможенников?
— Это ты должен решить на месте. Думаю, оружие, ведь страна воюет. Русские нуждаются в оружии, и, если ты его привезёшь — это расположит их к тебе. Но если посчитаешь нужным выбрать что-то другое, я возражать не буду. В Лондоне тебе лучше выдавать себя за протестанта, ведь английская королева Елизавета[9], этот бастард в юбке… — Отец провинциал поморщился. — Очень не любит католиков.
— Мне это будет несложно, — вставил Петер, — я выдам себя за жителя Саксонии, где много протестантов.
Отец провинциал благосклонно кивнул:
— Хорошо. Да, кстати. Аббат Кератри рассказывал, что в Реймсе ты состоял при местном университете и неплохо знаешь книжное дело?
— Да, отец провинциал.
— Что ж, это хорошо. Знания лишними не бывают. В Московии живёт на удивление дикий народ, и даже многие аристократы лишены тяги к наукам и искусству. Однако либерея[10] царя Ивана, по имеющимся у нас сведениям, состоит из чрезвычайно редких и ценных книг. В том числе из таких, в которых содержатся сакральные[11] знания. Но не будем торопиться с выводами. По некоторым данным, твои приобретённые в Реймсе навыки работы с книгами вполне могут пригодиться.
Отец провинциал поднялся. Вслед за ним встал и Петер.
— Когда я должен отправляться?
— Завтра же. Деньги получишь сегодня у Джузеппе, который присматривает за этим домом. Желаю удачи, мой мальчик. И будь предельно осторожен. Очень осторожен. А после возвращения из Московии вопрос о твоём полноценном членстве в ордене будет решён положительно. Разумеется, при положительном исходе дела.
Петер кивнул и направился на выход. Внезапно отец провинциал остановил его:
— Ты запомнил название города, где должен получить инструкции?
Петер обернулся:
— Каргополь, отец провинциал.
— Ступай.
Петер вышел из комнаты.
Глава 1ДВА ИЕЗУИТА
Недалеко от Каргополя, поздняя осень 1571 года
— Стреляй! Стреляй! — кричал седок, бросая пустую аркебузу с дымящимся стволом в розвальни, где под грубой льняной дерюгой скрывалась большая куча какой-то поклажи. Возница сноровисто вытащил из-под мешка с сеном, который служил ему облучком, два заряженных пистолета и прицелился в ближайших разбойников, один из которых, схватив лошадь под уздцы, резко осадил её, не давая проезду. Ба-бах! Выстрелы прозвучали одновременно. Один из нападавших навзничь упал на снег, а второй, хватаясь за ногу, завопил и тоже повалился в сугроб. Чуть поодаль лежал без движенья третий, сражённый метким выстрелом из аркебузы.
Трое оставшихся нерешительно топтались в стороне. Возница достал из-за пазухи кистень[12] и пихнул локтем седока. Тот, опомнившись, извлёк откуда-то длинный кинжал и легко соскочил с саней на дорогу.
— Ну что, разбойнички, — насмешливо прищурясь, произнёс возница, — теперь вас трое против двоих. Что думаете-то?
Он сделал шаг в их сторону. Те, не ожидая, что выглядевшая лёгкой добыча внезапно окажется такой зубастой, непроизвольно подались назад. Возница вновь понимающе усмехнулся.
— Может, вы нас и одолеете. Да только и мы в вас дырок понаделаем. Добычу возьмёте, а выживете потом — зимнем в лесу-то, да израненные?
— Пожрать бы чего, — хмуро сказал один из разбойников.
Одет он был в драный армяк с полуоторванным правым рукавом и видавшую виды войлочную шапку. Глаза его внимательно, с прищуром смотрели на возницу, словно оценивая, в какой момент удобнее нанести внезапный удар. Похоже, именно он был предводителем разбойничьей ватаги. В руках он держал длинную пику, которую так и не успел применить.
— Попросили бы — может, я вам и так дал бы?
Разбойники угрюмо молчали. Возница, внимательно кося на них взглядом, подошёл к розвальням, гружённым какими-то мешками, и достал из котомки начатую ковригу.
— Вот, берите. И не разбойничайте больше. А то долго не проживёте.
С этими словами он кинул хлеб старшему. Тот бросил пику и обеими руками схватил ковригу.
— Бывайте, разбойнички.
Оглядываясь, возница и седок заняли свои места и тронулись дальше. Остановились, отъехав от места схватки не меньше, чем на версту.
— Теперь можно и игрушку наладить. Как считаешь, а?
— Не знаю, — ответил седок. Он не понял, о чём спросил его возница.
— Ещё вёрст пятнадцать ехать. Мало ли что.
Возница достал из-за пазухи небольшой непромокаемый кисет с порохом, из мешка с сеном — второй кисет, с пулями, и принялся привычно и сноровисто заряжать пистолеты. Потом засунул их под мешок и снова взял вожжи.
Дорога была укатанной, бойкой. Лошадь шла по плотному снегу рысцой.
— Зачем ты дал им хлеб? — спросил седок, недовольно хмурясь.
Возница взглянул на него сочувственно:
— Так понимать же надо.
— Что?
— Какие же это разбойнички? Мужики беглые, вот кто. В Ливонии война, на южных рубежах — война. Крымцы вон — Москву сожгли. Стольный град! Какие сёла татары или поляки с литвой не пограбили, с тех бояре три шкуры дерут. Всё на войну! Да чума ещё. Ну а человек — не каменный же. Каждому от Бога своя мера терпения отпущена. Одному хоть спину в клочья измочаль кнутом, он отлежится и снова за работу. А другой долго терпеть не станет. Боярину — вилы в живот, а сам — в лес разбойничать. Или на Дон. Как его за это винить?
Седок не отвечал. Возница покосился на него и продолжил:
— Ты их разглядел? Худющие, в рваньё одеты. Вряд ли зиму переживут. Озоруют, конечно, но не от хорошей же жизни. Я им хлебушка дал — и душа моя перед Богом чиста. А что там дальше будет — я им не пастух. Помог как умел — авось образумятся.
Он помолчал немного и, не видя поддержки, произнёс:
— Хотя если бы ты их первым не заметил и из пищали не пальнул, лежать бы нам с тобой сейчас в лесу под кусточком, снегом припорошенными. Весны дожидаться. Если, конечно, волки раньше не найдут. Благодарствую.
Было уже далеко за полдень. Северный день зимой короток. Ещё немного — и начнут сгущаться сумерки.
— Каргополь, вон! — внезапно сказал возница, улыбаясь и указывая кнутом на появившиеся вдали купола церквей. — Проскочили, слава Богу. Скоро в тепле будем.
— Хорошо. Езжай быстрее, голуупчик.
Теперь в речи седока слышался едва заметный акцент. Говоривший немного приглушал звонкие звуки и растягивал слова, как большинство жителей северогерманских земель. Но если бы не иноземная одежда, видневшаяся под тёплым тулупом, его легко можно было принять за русского. И в самом деле: мало ли кто как слова произносит. Может, у него просто зуб болит или язык от рождения такой — корявый?