В десяти или двенадцати футах над отрогом находился своеобразный мост: три верёвки были натянуты от его башни к другой неподалеку, по одной верёвке можно было ходить, за две держаться, между ними были сплетены тонкие нити. Риллиби не мог видеть его сейчас, но он знал, что он был там. Он видел его снизу и запомнил его положение.
Балансируя, упершись ногами в угол крепления под краном, он стал раскачивать свой свёрнутый балахон на манер маятника, и, наконец, подбросил его вверх и зацепил за мост над ним. Он намеревался связать два конца ремня вместе, чтобы получилась петля, и подвесить себя под мостом, затерявшись в тумане, где никому не придет в голову искать его. Он потянул за конец веревки. Вне сомнений, он зацепился за мост. Но его план мог не сработать, ведь верёвочный мост мог прогнуться под тяжестью его тела. Итак, он глубоко вздохнул и присел на корточки на выступе; конец веревки все еще был у него в руке. Кто-то кряхтел и бормотал внизу, на башне, на расстоянии нескольких вытянутых рук.
– Здесь, наверху! – раздался голос Верзилы, срывающийся от истерического восторга. – Он здесь, наверху!
Другие голоса были ему ответом.
Риллиби затаился, ждал. Если бы они решили вылезти на отрог, он бы прыгнул. Он сосредоточился, едва дыша, неподвижный, как камень.
Кто-то забрался мимо него на башню, потом кто-то ещё. Внезапно его осенила идея, и он потянул за веревку, чувствуя, как движение передается веревочному мосту над ним.
– Он на мосту! – взвизгнул Верзила. – Я чувствую вибрации. На мосту!
Ответный рёв донёсся из тумана с дальней башни, где заканчивался мост.
Верёвка в руках Риллиби покачивалась и танцевала, передавая движение мосту, когда верхолазы поднимались по нему. Он оставил верёвку висеть, покачиваясь позади него, и осторожно пополз обратно к башне, прислушиваясь к звукам проходящих верхолазов. Теперь он спускался, иногда отступая в сторону от карабкающихся теней, иногда почти соскальзывая вниз по мокрым лестницам, невидимый в тумане, скрытый облаками, единый с небом.
Никто не охранял нижнюю часть лестницы, по которой он поднялся. Крыша была пуста. Туман опустился почти до уровня крыши; дверь была открытой, внизу стояла пустая лестница. Откуда-то сверху всё ещё доносились голоса, кричащие: – Сюда, сюда.
Лестница всё ещё содрогалась от снующих туда-сюда тел. Он молча вышел, спустился по лестнице, прошел через пустой холл, вышел в переулок и вернулся в свою каморку в новом общежитии, которое было только частично закончено и почти необитаемо. Войдя в спальню, он услышал вдали затихающий крик, как будто кто-то упал с высоты.
Оказавшись в своей комнатке, он заполз под свою койку и лежал там, почти не дыша, плотно прижавшись к стене. Дважды за ночь его дверь открывалась, и внутрь врывался свет.
Перед самым рассветом он встал и забрался обратно на башню, двигаясь сквозь серые сумерки к мосту, где зацепилась его мантия, а веревочный пояс всё еще болтался внизу. Рукав халата оторвался и обвился вокруг веревки моста – этого было достаточно, чтобы предотвратить падение свёртка, но недостаточно, чтобы кто-нибудь это заметил. Риллиби размотал свою рясу и надел её, затем он долго сидел на высокой перекладине, глядя на монастырь и окружающую его прерию. Трава колыхалась внизу, как бесконечное море, простиравшееся со всех сторон до безграничного горизонта. Что-то двигалось в траве. Огромные звери с шипастыми шеями дефилировали по хребту: гиппеи.
К тому времени, как взошло солнце, он уже достаточно проголодался, чтобы спуститься вниз и пойти завтракать.
Его дважды прерывали, пока он ел.
Верзила прошёлся вдоль длинного ряда столов и зашипел на него: – Это не сойдёт тебе с рук, Лурай.
Затем человек, который называл себя Узлом, в сопровождении двух других. У Узла был сердитый, вид, он сказал: – Цепкий был убит прошлой ночью, шпик. Некоторые из нас были его друзьями, и мы решили, что ты, должно быть, сбил его с насеста, когда он пытался спуститься.
– Я поднялся, – объяснил Риллиби, глядя не на Узла, который чуть ли не пританцовывал ярости, а на двух других. – Я спрятался в тумане, а потом, когда все прошли мимо, я снова спустился по той же лестнице. Я никого ни с чего не сбивал, и по вашим же собственным правилам я больше не шпик.
Двое более спокойных членов делегации обменялись взглядами. Узел проворчал: – Я охранял дверь. Ты не прошел бы мимо меня. Ты убил Цепкого, а потом спустился куда-то ещё.
– Я спустился через ту же дверь, что и вошёл. Там не было никакой охраны, – сказал Риллиби. – Там вообще никого не было».
– Я был там, – заявил другой. – Верзила сказал мне оставаться там и охранять дверь, и я так сделал.
Он повернулся и ушёл, оставив Риллиби смотреть ему вслед. Через мгновение двое его спутников последовали за ним. Риллиби задался вопросом, была ли их ложь для остальных такой же очевидной, как и для него. Мужчине было велено оставаться начеку, но он покинул свой пост. Если кто-то и убил Цепкого, то это был сам Верзила.
Итак, неверный охранник и вероломный вожак стаи. Прекрасные враги. Риллиби вздохнул.
С полдюжины молодых братьев подошли к нему и начали гладили его по голове; они смеялись и говорили, что он молодец, и тут же назвали его Ящерицей, потому что он лазил лучше, чем любой другой из поколения. В тот момент он стал одним из них, их лидером, и некоторые пообещали прикрывать ему спину и защищать его от Узла, потому что все знали, что он тот ещё говнюк.
В компании этих новообретенных товарищей он каждый вечер в сумерках взбирался на вершину башни, чтобы посидеть на мосте, повторяя своё имя, пока остальные играли в пятнашки, перебегая от моста к мосту. Огромные ночные мотыльки налетали на него своими мягкими мохнатыми крыльями; пискуны верещали из корней травы. С каждым заходом солнца он переставал быть братом Лураем и снова становился Риллиби Перезвоном. Когда ночь спускалась окончательно, он сидел в мглистой тишине, вспоминая свой народ и нараспев повторял снова и снова: «Перезвон Риллиби». Когда друзья называли его Ящерицей, он тоже откликался на это имя. Он был их Ящерицей, становясь, как он думал про себя, множеством, растворяясь в их стае. Риллиби, Лурай, Ящерица. Как будто его сложили и разрезали ножницами, как вырезают бумажных кукол; цепочка из него протянулась от планеты, где он родился, до этих окутанных облаками шпилей.
***
Джамлис Зои, глава Управления Безопасности и Приемлемой Доктрины на Траве, человек, ответственный за дела монастыря, в третий или четвертый раз перечитывал письмо, которое было доставлено уже довольно давно, но руки у него дошли до этого послания с Терры только сейчас. Оно было подписано Кори Стрейнджем, старейшим другом Нодса, другом с тех времен, когда он был Нодсом Ноддингейлом, что было за много десятилетий до того, как он стал Джамлисом Зои.
Две страницы, исписанные знакомым почерком.
«Мой дорогой друг, к тому времени, как вы прочтете это, я буду новым Иерархом Святого Престола.
Иерарх прошлого, в миру Карлос Юрарье, по какой-то одному ему ведомой причине выбрал своего племянника Родриго для сверхсекретной миссии на Траву, с целью выяснить, есть ли в вашем мире чума или лекарство от неё. Обрати внимание, старый друг. Хотя политика по-прежнему заключается в том, чтобы отрицать это, здесь, у нас буйствует чума, впрочем, как и во всех известных нам обитаемых мирах. Если Юрарье не найдет средства против этой пагубы у вас Траве, нам, возможно, придётся положиться на машины, которые воскресят нас после того, как опасность минует. Некоторых из нас, по крайней мере, ты и я, старый друг. Как ты знаешь, в намерения теократии Святого Престола никогда не входило воскрешать всех, но лишь немногих избранных. Зачем снова оживлять весь этот людской балласт, если от него так мало пользы?»
Джамлис удовлетворённо кивнул. Это была здравая доктрина, хотя она никогда не распространялась среди масс. Машины когда-нибудь пробудят их, избранных в каком-нибудь новом мире. Образец клеток Джамлиса находился в машине «А» вместе с несколькими сотнями тысяч других. Остальные миллиарды можно было бы привлечь в случае необходимости, но такая необходимость была сомнительной.
Он продолжил чтение:
«Однако, поскольку есть шанс, что в вашем мире чумы нет, я планирую прибыть на Траву с персоналом и снаряжением, чтобы сделать всё, что необходимо, в кратчайшие сроки, чтобы найти лекарство от этой пагубы. Но сделать это мы должны тихо. Мы не желаем, чтобы информация о чуме или лекарстве, если мы его найдём, была широко распространена. Среди Старейшин есть те, кто видит в этой чуме Всемогущую Руку Бога, уничтожающего язычников, чтобы оставить миры чистыми для заселения только последователями доктрины Святости. Ускорим же приближение этого дня. Хотя я не склонен видеть в этом Десницу Божью, тем не менее готов воспользоваться этим шансом.
Информация, первоначально полученная в Святом Престоле, заключалась в том, что некий человек или люди прибыли извне на Траву с болезнью, а отбыли уже без неё. В надежде, что это правда, я очень скоро прибуду к вам. Слишком поспешный шаг выдал бы нашу цель, поэтому я должен потратить больше времени, чем мне хотелось бы. Тем не менее, я должен прибыть вскоре после самого Родриго Юрарье и его семьи, предварительно потратив время на ритуальные остановки здесь и там – предполагаемую причину моего путешествия. При необходимости некоторые из этих церемониальных визитов могут быть прерваны. При первом намеке на то, что Юрарье что-то нашёл, даже если это всего лишь намёк на спасение от чумы, ты должен отправить мне сообщение по секретному каналу связи.
Излишне говорить, что мы не хотим преждевременной утечки информации. Ситуация балансирует на острие иглы. Пока я пишу это, старый Иерарх умирает от чумы. Твоего старого друга и двоюродного брата ещё не тронули, и я полон решимости прибыть на Траву. Держи меня в курсе всего происходящего!».
Закончив читать, Зои в задумчивости забарабанил пальцами по столу.