всплыть над сиденьем, я вцепился в пулеметные ручки и вдвинул колени между труб пулеметной станины. И зажмурился, потому что невозможно смотреть, как падаешь в огромное пламя.
- Не ссать! - прохрипел в наушниках голос командира, и тут же меня приплющила к сиденью многотонная тяжесть. Мои внутренности, налившиеся вдруг свинцом, припечатались к спине и тянули меня назад. Держась за ручки пулемета, как за рога взбесившегося быка, и упираясь лбом в чугун защитного шлема, я едва разлепил веки и сквозь щелки увидел, что стена земли передо мной опускается, как рампа военно-транспортного самолета, открывая дымное небо. Я чувствовал, что мои щеки стекают и трясутся студнем, а сердце и легкие, тоже трясущиеся, упятерившаяся сила тяжести вытягивает из грудной клетки в живот, сдавливая так, что я не мог дышать. Вертолет, нырнув почти до самой земли, теперь судорожно рвался вверх, отчаянно загребая горячий дымный воздух лопастями, и казалось, земля побеждает, но - потом я вспомню - все трое орали, толкая машину вверх этим криком, и вертолет вырвался. Мы вышли из пике над левой обочиной дороги - справа мелькнула стена огня, в блистер дохнуло жаркой гарью. Тряска вдруг кончилась, словно мы вылетели с небесной брусчатки на гладкий небесный асфальт, и через мгновение вертолет всплыл над дымом в синее небо - судя по куску ландшафта под моими ногами, где-то за скальными воротами, в которые влетели несколько минут назад. Легкие вернулись в грудную клетку, и я смог наконец вздохнуть.
- Ушли? - спросил командир, вертя головой.
- Ушел, ушел, - сказал голос ведомого. - Ты обманул ее!
- Я даже асошки не успел отстрелить, - сказал правый. - Хорошо еще, при таком маневре сам в блистер не вылетел!
- Просто до горящих машин нам было ближе, чем до солнца, - сказал командир. - А вот и наша змея...
Мы уже развернулись, и там, куда командир ткнул пальцем, я увидел плывущий нам навстречу уже распушенный ветром, дымный след - его серо-перламутровая, безвольно повисшая петля действительно была похожа на мертвую змею в голубой воде. Теплонаводящийся глаз ракеты вел ее на жар выхлопа двигателей, но огонь и дым от горящих цистерн, видимо, показались ей добычей поинтересней, на что и был мгновенный расчет нашего командира.
- Показывай, откуда был пуск, - сказал командир. - Сейчас с этой стороны зайдем, хватит подставляться.
- Да вон из тех камней у отдельной скалы, - показал правый. - Оттуда, кажется, и пулемет по нам работал, а потом и зенитчик...
На этот раз мы зашли со стороны дыма и, дав залп, снова правым разворотом ушли в дым. О результате нам сообщил ведомый:
- Хороший удар, три-пятнадцать, бородатые побежали к кишлаку у дороги.
- Работай, двести пятый, - сказал командир, - а я потом заполирую...
- Наконец-то, - облегченно выдохнул ведомый, - а то керосин скоро кончится...
Откинувшись назад, я посмотрел на топливомер - керосина, и правда, оставалось впритык, а может, и меньше, - в любом случае нужно было уходить.
- Командир, - сказал я, - топлива осталось только дотянуть, и то...
- Ничего, в Фарахруде присядем, - сказал командир, - у нас еще нурсов на пару заходов...
Мы увидели, как ведомый, отработав, свалил с боевого правым креном, и разрывы его нурсов покрыли холм, отделяющий скалистый развал от кишлачка в пять дворов, давно нежилого, с проломленными, опаленными дувалами.
Мы не успели набрать нужную высоту для атаки, как в эфире возник знакомый голос:
- "Воздух", я "Броня", нужна ваша помощь! Мы перед поворотом с духами бодаемся, они тут горушки оседлали, не дают нам к колонне пройти. Попробуйте их сбросить оттуда. Вы как раз только что над нами пролетели...
- Понял вас, "Броня", - сказал командир, - только обозначьте себя, чтобы мы по вам не долбанули...
- Заходите от перевала прямо вдоль дороги, - сказала "Броня", - я группу на правой обочине спешил, сейчас бородатых "Тучей" накрою, бейте прямо по дымовой завесе...
- Попробуем, "Броня", - сказал командир и, уже по внутренней, добавил язвительно: - Нам как раз дыма не хватало...
Поднявшись на четыреста, мы развернулись у перевала и пошли над дорогой. Ветер нес дым на северо-восток, и до скальных ворот воздух был чистым, хоть и пах гарью. Я увидел на дороге две боевые машины пехоты: держа дистанцию в полсотни метров, они неслись к воротам, и их пушки плевались дымками. Первая БМП стреляла в сторону ворот, вторая, повернув башню, длинными очередями поливала вершины невысоких холмов - от дороги их отделяла уже зазеленевшее, ровное, как футбольное поле, пространство. Верхушки двух холмов пыхали ответными дымками, от них тянулись дымные нити в сторону дороги, но, не дотянувшись, утыкались в футбольное поле, выбрасывая фонтанчики земли. Вдруг вторая машина резко остановилась и, вращая башней, выплюнула в сторону холмов все свои дымовые гранаты. Они рвались над холмами, дымные цветы, распускаясь, заволакивали гряду по всей длине темно-серой завесой, действительно похожей на грозовую тучу с тянущимися к земле черными космами.
- Работаю, "Броня", - сказал командир и, едва отдав ручку вперед, нажал кнопку пуска. Опять вертолет вздрогнул, опять ракетные хвосты мазнули по кабине, а когда видимость вернулась, наши снаряды уже рвались на склонах холмов, а дымовую завесу ветер уже оттащил на середину футбольного поля. Мы вошли в правый разворот прямо над двумя нашими "коробочками", и, прежде чем дорога ушла нам за спину, я успел увидеть, что обе БМП, свернув с дороги, уже мчатся по футбольному полю навстречу редеющей стене дыма и впереди идущая забирает чуть влево от тех двух холмов, где еще вспухали взрывы наших ракет.
- "Броня", у меня еще один залп остался, - сказал командир. - Могу повторить...
- Сейчас, "Воздух", - быстро и прерывисто сказала "Броня", - я под дымок с фланга зайду, а вы уже вдогонку бейте, когда с холмов побегут...
Мы развернулись и вышли на боевой. Дымовую завесу ветер уже подтащил к дороге, она посерела и разлохматилась. На поле боя картинка тоже изменилась. Одна БМП уже поднялась на пологий холм и молотила из пушки и спаренного с ней пулемета по двум холмам перед ней. А вот вторая все еще была на футбольном поле - она продолжала двигаться на большой скорости в сторону холмов, и сзади, из десантного отсека, выбивались языки пламени и тянулся черный шлейф, и можно было подумать, что это какая-то новая секретная машина с ракетным двигателем. Я знал, что там, в дверях десантного отсека, находятся баки с топливом и сейчас они должны рвануть. Не успел я подумать: "Что там внутри, где люди?" - как из открытого люка машины показалась голова в шлемофоне, потом руки с автоматом, потом вверх, как вытолкнутый пружиной, взлетел человек в серо-зеленом комбинезоне и в одно касание ноги о броню продолжил полет уже к земле, коснувшись которой, перекатился клубком, дал с колена длинную очередь в сторону холмов и побежал. Он бежал в сторону первой машины, а с духовских позиций к нему тянулись две дымные нити, и было видно, что одна - недолет, другая - перелет. Человек упал, перекатившись через голову, два взрыва - до и после - взметнули землю почти одновременно - и человек, вскочив, снова побежал, то и дело высоко подпрыгивая.
- Воин херов, - пробормотал командир, - сейчас они его накроют... - и уже мне: - Отсекай их, чего смотришь!
И тут я наконец увидел их. Несколько человек быстрыми скачками, полубоком лавируя между еще дымящихся воронок от нашего залпа, спускались с холма по направлению к горящей машине и уже были в мертвой зоне для бээмпэшки, стреляющей по каменным брустверам на вершинах соседних с ней холмов. Они прикрывались от ее очередей склоном холма, а горящая машина заслоняла их от огня спешенных на правой обочине бойцов - я видел боковым зрением дульные вспышки за бетонкой. До бегущего человека им оставалось чуть больше ста метров - один из преследователей, остановившись, опустился на одно колено и поднял к плечу трубу с наконечником. Я успел подумать, что перед ним есть три цели: "коробочка" на холме, бегущий к ней человек и уже пикирующий вертолет - эта мысль была мгновенной, но все равно медленнее, чем уже достигшая моих пальцев на гашетках команда: "Огонь!". Все вообще замедлилось вдруг - я видел, как плавно летят мои пули в сторону спускающихся с холма духов, теряясь где-то на подлете, и я не мог понять, как скорректировать свою стрельбу, где фонтанчики, которых, скорее всего, не видно на уже травянистом северном скате, я видел, как плавными длинными прыжками летела прямо на духов горящая машина, видел, как вставший на колено взмахнул трубой гранатомета и упал на бок, скользя ногами по траве, будто бежал лежа; и тут же с направляющих наших ракетных блоков сошли нурсы, вертолет споткнулся, но не ушел в вираж с выходом с боевого, а продолжал резкое снижение прямо к упавшему человеку в комбинезоне. Беря ручку на себя, командир осаживал машину, она снижалась, задирая нос, ветер винта трепал комбинезон на спине лежащего, я продолжал стрелять в наши разрывы на склоне холма, где только что бежали духи, давя на ручки пулемета уже всем телом - инерция стремилась опустить ствол - и правак, высунувшись в блистер по пояс, стрелял туда же из автомата, а голос командира в наушниках кричал мне, чтобы я вышел в грузовую кабину и открыл дверь этому идиоту, пока нам в лобешник не закатали...
Мне казалось, что я очень долго выбираюсь из-за пулемета, путаясь коленями и остальными частями ног в переплетении труб его станины, потом, разворачиваясь на своем сиденье между левой и правой приборными досками - а наши ракеты все рвали с треском холм - и уползая от пулемета на коленях по сиденью, я думал, что сейчас можно получить собственный осколок прямо в подставленный ему зад, и я то ли икал, то ли хихикал, когда выпал из пилотской в грузовую, как раз в тот момент, когда основные колеса шасси коснулись земли, пол был покат, и, чтобы не укатиться на створки, я ухватился за откидное сиденье у двери, потом дотянулся до дверной ручки и рванул. Дверь открылась, когда земли коснулось переднее колесо, и вертолет присел на амортстойках, и передняя продолжала обжатие под давлением переносимого на нее веса машины, и тут же, с разбегу, грудью на металлический пол, в длинном прыжке с автоматом в вытянутых руках влетел человек в комбинезоне, и, схватив его за капюшон, я помог ему втянуться, и когда закрывал дверь, вертолет уже оторвал от земли задние колеса, вставая на переднем, почти роя винтом землю перед собой, повернулся на одной точке и пошел, пошел вверх, все еще носом книзу, постепенно выправляясь...