– Не похоже, что эти люди ушли из квартиры по своей воле… – замогильным голосом вымолвила Рогачева. Она не видела идущего с задания Зорина. – В квартире все так, будто еще минуту назад они занимались домашними делами… Вышли и не вернулись. Как такое может быть? Одежду и обувь не трогали, документы на месте. Глазунье в сковородке не меньше двух суток, ее даже не доели. Кто-то позвал – и вышли в чем были? Но почему с ребенком? Я не нашла домашних тапочек. Ты видел хоть одну пару? Ходили босиком – и даже маленькая девочка?
– Чушь, – буркнул Алексей. – В тапочках они всегда ходили – как все обычные люди.
– Вот и я так подумала. И где они? Есть старье в пенале в прихожей – но им уже лет сто, просто страх божий. Наши люди ведь ничего не выбрасывают? Словно позвал кто-то из соседей… Ну, или как бы из соседей.
– Намекаешь на похищение?
– Прямо говорю, – Татьяна пожала плечами, – выманили из квартиры и куда-то увезли. И с тех пор их, как говорится, «нихто не бачив», – спародировала она украинскую мову.
– Отличная версия, – одобрил Костров. – При условии, что весь район ослеп и оглох. Представь, какой бы шум тут стоял. В субботу полон двор.
– Может, и стоял шум, – пожала плечами Татьяна. – Мы же этого не знаем. Люди видели, слышали, может, и в милицию обратились. А то, что мы этого до сих пор не узнали… ну извините, такие люди в нашей стране, и не все организации добросовестно выполняют свою работу.
– Ладно, не будем гадать на кофейной гуще. Заходи в квартиру, не май месяц, – он пропустил Рогачеву впереди себя.
Она переступила порог – и вдруг испуганно ахнула, отшатнулась, отдавив майору ногу.
– О господи, напугал, черт… – она картинно взялась за грудь. – Что ты тут крадешься, как тать в ночи?! – набросилась Рогачева на растерявшегося Павла.
«Пугливыми становимся», – недовольно подумал Алексей.
– Просим прощения, Татьяна Васильевна, – забормотал Зорин. – Не знали, что вы такая чувствительная. Может, вам работу сменить?
– Так, ша, – оборвал Алексей Павла. – Повествуй, боец. Только не говори, что все твои хождения были напрасны.
– Не все, – допустил Зорин. – Но история еще больше запуталась. Я усердно наводил тень на плетень, но шила в мешке не утаишь, и, похоже, местная публика уже в курсе исчезновения семьи. В субботу во дворе было много людей – выходной день, солнышко пару раз выходило…
– То есть тебя завалили информацией, – усмехнулась Рогачева.
– Говорили много, – подтвердил Зорин. – Пожилые женщины весь день сидели на лавочках, толклись во дворе. Одни уходили, другие их сменяли. Служебное удостоверение работает, да и внешность моя располагает к откровениям… Ладно, все понял, говорю по существу. В районе десяти утра Шаламов вышел из дома и свернул за угол. Через десять минут подогнал к подъезду свои «Жигули», запер их и пошел домой. «На дачу поедем», – объяснил он любопытным старушкам. При этом улыбался и не выказывал никакого беспокойства. Машину он держит за домом, это в двух минутах ходьбы, там гаражный кооператив. Сделал правильно – не тащиться же всей семьей с вещами в гаражи. Значит, реально собирались на дачу…
– Вошел в квартиру, бросил на тумбочку в прихожей сумочку с документами и ключи от машины… – задумчиво пробормотал Костров. – Казалось бы, зачем? Но с другой стороны, если не выезжали на дачу сиюминутно…
– Не выезжали, – подтвердил Зорин. – Минут через пятнадцать он снова возник во дворе, шел, помахивая пустой авоськой. Снова исчез за углом, но теперь за другим. Вернулся с хлебом, объяснил старушкам: «Спохватились, хлеба в доме нет. Купил, короче, на все выходные…»
– Так, минутку, – прервал Павла Алексей и пошел на кухню.
Остальные гуськом последовали за ним. В закрытой хлебнице лежали плетенка и буханка белого за 24 копейки. Он потыкал в них пальцем – еще не испортились, но уже не свежие.
– Машинально сунул в хлебницу, – пояснила Рогачева. – Как делал всегда. Переложить в рюкзак просто не успели.
– Но они еще не уезжали, – продолжал Павел. – Еще минут через десять, то есть уже ближе к одиннадцати, Алена Шаламова вывела дочь на прогулку. Любезно поздоровалась с жильцами, подтвердила, что скоро поедут с мужем на дачу, но еще не подъехала ее мама, обещавшая посидеть с девочкой. Настроение у Алены было приподнятое, обменялась парой слов с бывшей завзятой дачницей тетей Грушей. Последняя уже не занимается посадками – в прошлом году сломала ногу, с трудом ковыляет, но раздавать советы начинающим огородникам обожает. Говорили про чеснок, который Алена должна была посадить. Девочка в это время бегала по детской площадке, орала как ненормальная, то есть вела себя естественно. Минут через двадцать они проследовали в дом, и… все.
– В смысле? – не понял Костров.
– В прямом, товарищ майор. И больше их никто не видел. Машина стояла… да и сейчас стоит, никто в нее не садился. Старушки судачили: мол, что интересное произошло? Да мало ли, может, ребенок заболел или еще что. Они не обязаны следить за Шаламовыми, своя жизнь имеется. Ближе к вечеру заморосил дождь и во дворе никого не стало. В этот же день, кстати, видели бабушку девочки…
– Аллу Михайловну? – встрепенулся Костров.
– Наверное. Вы вроде говорили, что у Шаламова родители умерли? Холодная такая, неприступная, да еще и расстроенная – вошла в подъезд, ни с кем не поздоровавшись, минут через десять удалилась – совсем расстроенная. Чуть не плакала.
– Предполагалось, что она проведет выходные с Леночкой… – сообщил Костров. – Возможно, ей просто не открыли дверь, потому что Шаламовых в квартире уже не было. Или по другой причине. А ключей при себе не оказалось – женщина в возрасте, стала многое забывать…
Глава четвертая
Квартира наполнялась людьми – возвращались сотрудники «восьмерки».
– На даче Шаламовых нет, – отчитался Сиротин. – И, похоже, не было. На соседних участках работают садоводы-огородники, приводят в порядок грядки. Шаламовых не видели, чужие машины не проезжали. Мы проникли в дом через задний ход, чтобы ничего не ломать, – там щеколда на соплях, мы ее обратно приделали. Никто не приезжал, комнаты пустые. Осмотрели погреб, мансарду, на участке все сараи, недостроенную баню, поговорили с людьми. Эту тему можно закрывать, товарищ майор. Подняли милицейские сводки за выходные – похожие лица не фигурировали. В этом районе подозрительных криминальных событий не зафиксировано. Больницы, морги… все чисто. Люди болеют, умирают, попадают на койку в результате аварий или несчастных случаев, но это не то. Люди пропадают и делают это каждый день, но чтобы вот так бесследно, целая семья, при загадочных обстоятельствах… Вы что-нибудь понимаете, товарищ майор?
– Не больше твоего, капитан. Но в церковь за объяснениями не пойдем. Возможно, Шаламов в субботу ждал звонка, возможно, дождался. Так же телефон звонил примерно полчаса назад. Говорить отказались, бросили трубку. Сделать запрос на АТС, может быть, удастся выяснить, с каких номеров телефонов звонили. Опросить жителей – может быть, к Шаламовым в первую половину субботы кто-то приходил или приезжал. Исключите Аллу Михайловну Купцову, тещу Вадима, она женщина хоть и сложная, но не гений преступного мира. Подключайте милицию – в разумных пределах. Насколько они разумные – лучше проконсультироваться с начальством. На нашу помощь не рассчитывайте, капитан. Пусть меня и связывает с Шаламовым кое-что помимо работы, руководству это безразлично. Да, еще. Из дома, насколько известно, Шаламовы не выходили. Во всяком случае, этого никто не видел. Тем не менее они исчезли. Люк на чердак закрыт, черный ход также заблокирован. Как еще можно покинуть здание? Через окна первого этажа, верно? И эти окна, скорее всего, смотрят на задний двор. Я сейчас фантазирую, Сиротин, но проверить надо. Будем рассматривать все версии за исключением мистических. Думаю, справитесь. За отмосткой – кустарник, там можно уйти незаметно…
– Зачем? – не понял Сиротин.
– Не задавай вопросы, на которые никто не ответит, – рассердился Алексей. – Я не Пушкин и не Господь Бог. Можно выбраться из окон второго, третьего этажа – скажем, используя пожарную лестницу, но только не с ребенком. Да и люди увидят. Еще одна версия, не менее завиральная: их позвал кто-то из соседей по подъезду. Поэтому и ушли в домашнем. Могут до сих пор там сидеть, или… нет, о плохом мы не думаем. А потом ночью с субботы на воскресенье их просто вывезли. Почему бы и нет? Логику и правдоподобность опускаем, сегодня не до них, исследуем лишь саму возможность. Это возможно? Да. Ночь глухая, все спят, подгоняй к дому любую машину и увози. Так что нужно проработать всего лишь двадцать семь квартир. Виноват, двадцать шесть. Причем проработать жестко и при этом быть хорошими психологами, понять, кто врет. Хочешь не хочешь, придется подключать оперов – желательно с опытом. Если в квартирах не отзываются – брать на карандаш. Как-то так, капитан. Прости за сумбур, мысли разбегаются. И не буксуйте, делайте что-нибудь. Начните с доклада руководству. Оно у нас мудрое, подскажет правильный путь…
Он дымил на балконе, видел, как люди Сиротина покидают подъезд, растекаются по прилегающей территории. Капитан забрался в машину – связаться с начальством. Майор бросил окурок в банку, застыл в оцепенении. Ситуация, конечно. Как сказал бы современный старшеклассник: маразм крепчал, и танки наши гнулись…
– А нам что делать, товарищ майор? – высунулся на балкон старший лейтенант Зорин.
– Доложите обо всем Пряхину – не нам же принимать решение. Пусть поднимают милицию, вызывают слесаря, чтобы починил замок. Квартиру не опечатывать, это не место преступления… будем надеяться. Ключ от квартиры – тот, что на гвоздике, – я возьму себе. Да, опросить жильцов того дома, – он указал большим пальцем за спину. – Не наблюдали ли они в субботу что-нибудь подозрительное. Например, люди выбираются из окон, или что-то подобное.
– Есть опросить жильцов… – Павел сглотнул. – Всех… опросить?
Майор, раздражаясь, поедал глазами подчиненного. Возникла рука Рогачевой, схватила Зорина за шиворот и втащила в квартиру. Раздражение не ведало границ. Когда он что-то не понимал, начинал злиться. Вытащил вторую сигарету, закурил. Мысль терзала, он боялся ее озвучивать. Семейство Шаламовых покинуло квартиру (не важно как). По принуждению это сделали? Или… по доброй воле? Если первое, то их уже может не быть в живых. Если второе… то страшно подумать. И лучше этого не делать. Неужели это хуже, чем мертвые Шаламовы? Что он вообще знает про своего «бывшего» родственника?