– Пить надо меньше, дорогая, – охотно объяснил Костров, оценив на глаз ее способность передвигаться. – Так, женщина, закройте дверь и отойдите от машины! Я сегодня не нуждаюсь в ваших услугах!
Надежда отшатнулась, машинально хлопнула дверцей. Злорадно посмеиваясь, Костров начал разворачиваться…
Глава пятая
Рогачева подозрительно щурилась, думала о приятных вещах – явно не о работе. В последней не было ничего приятного. Видимо, нашла кого-то – так не вовремя, черт возьми! Пашка Зорин зевал и смотрел рассеянно. Спутницу жизни он пока не нашел и не особо утруждался поисками, считая, что счастье когда-нибудь само постучится в двери. Сосредоточенно хмурился Юрий Яковлевич Кайгородов, перелистывая старые дела. На первый взгляд все в порядке: дела идут, контора пишет… Но тучи сгущались. В деле об исчезновении семьи Шаламовых не было просвета. Такое ощущение, что вырастала непробиваемая бетонная стена. Работали сотрудники обоих управлений. Машину Шаламовых отогнали в гараж, ключи повесили на гвоздик в коридоре. Граждан опрашивали досконально, по нескольку раз. Посторонних машин возле дома не видели, и ночью не будил свет фар. Пару раз подъезжало такси, высаживали пассажиров. Обитателей первого этажа тщательно прощупывали. Из окон соседи точно не выбирались – уверяли граждане хором. И по глазам было видно, что не врут. Глаза у них были испуганные, но честные. Суровые лица и чекистские документы делали свое дело. Окна осматривали на предмет отпечатков ног, ползали по отмостке вдоль дома, отыскивая хоть какие-то следы пропавшей семьи. Сходились во мнении, что страдали фигней.
Слухи ползли по кварталу, обрастали подробностями, обретали совсем уж неправдоподобный вид. Но семья пропала – эту информацию органы не подтверждали, но и не опровергали. А раз уж работает КГБ, то совсем нечисто… Квартиры в подъезде обходила целая команда. Версия о том, что кто-то заманил Шаламовых (или работали с их ведома), была в приоритете. Подержали в чужой квартире, а ночью увезли. Гражданам совали под нос постановления, ордера, служебные документы. Опросы проводили неспешно, работники с опытом всматривались в лица людей, составляли их психологические портреты. С прописками у граждан все было в порядке. Судимых не нашли, «временно неработающих» – тоже. В подъезде проживали исключительно порядочные граждане – квалифицированные пролетарии, преподаватели, инженеры и даже один доктор наук. Двух пенсионерок пришлось допрашивать особенно въедливо – гражданки в упор не понимали, чего от них хотят. Квартиры не обыскивали, но осматривали. Следы присутствия трех посторонних, один из которых ребенок, не остались бы без внимания.
– Ну, не знаю, – выразил в конце дня общее мнение Зорин. – Может, у кого-то и Пномпень, а лично я – пень пнем. Чем дальше в лес, тем больше неясностей. Вы уверены, товарищ майор, что нам больше нечем заняться?
Допрашивать Сурина было невозможно. Трудно общаться с людьми, перенесшими инфаркт. Допрашивать Шпаковского – тем более. Следствие неуклонно сползало в какую-то яму. Алена Шаламова обмолвилась старушкам у подъезда, что скоро поедут на дачу. Просто муж ждет звонка и поэтому «на чемоданах».
Снова терзали сотрудников телефонной станции. В упомянутое время в квартиру Шаламовых никто не звонил. Либо передумали, либо Алена соврала. Позднее несколько звонков зафиксировали, звонили с одного номера. Тоже мимо – номер был записан на Аллу Михайловну Купцову. Разумеется, она звонила в субботу – и даже приходила…
В конце дня Алексей посетил «слухачей». Специально обученные люди вели комбинированную слежку за сотрудниками американского посольства, прослушивали здание – в тех местах, за которые удалось зацепиться. Американцев не только прослушивали, но и наблюдали за ними – на этом специализировались сотрудники Седьмого управления. Другим посольствам тоже уделяли внимание – британскому, французскому, немецкому. К сожалению, ресурсы Комитета не были безграничными. Работали по приоритетным направлениям. Никакой особенной активности утром в субботу не зафиксировали. Дипмиссии жили своей обыденной жизнью. Дипломаты работали, шпионы шпионили. Суббота странный день – вроде выходной, но все работают. Никакой возни не отмечено, активность иностранцы не проявляли, дипломатический багаж на родину не отправляли. Вблизи квартала, в котором проживает Шаламов, никто из подопечных не крутился.
В конце рабочего дня зазвонил телефон на столе.
– Алло, – раздался усталый женский голос. – Мне Кострова… А, это ты, Алексей…
– Здравствуйте, Алла Михайловна, – сухо отозвался Костров. Самое время начать выяснять, почему он спаивает ее дочь.
– Я с миром, Алексей… – голос был какой-то убитый. Алла Михайловна с трудом выдавливала слова, совершенно нехарактерные для ее лексикона. – Прости меня, я вчера вела себя неподобающе, больше не повторится… Не понимаю, что на меня нашло. Дочь пропала, внучка пропала…
– Я понимаю вас, Алла Михайловна. Все в порядке, не берите в голову. Вас можно понять. С вами все нормально?
– Да, Алексей, переживаю сильно, весь день глотаю таблетки… Господи, доченька, внученька… – голос собеседницы подсел, подрагивал. – Постоянно вижу их перед глазами, ничего не могу с собой поделать…
– Может, приехать к вам, Алла Михайловна? Уверены, что не нужно вызвать скорую?
– Перестань, Алексей, я еще вам всем фору дам… Занимайся своими делами. Наденька обещала заскочить после работы, привезет все, что нужно… Скажи, Алексей… Понимаю, что у вас работа секретная, но удалось что-нибудь выяснить? Ну хоть что-нибудь? Может быть, что Леночка и Аленка еще живы?
– Мы работаем, Алла Михайловна…
Уж лучше бы кричала, обвиняла – это, по крайней мере, привычно!
– Это не слова, Алла Михайловна, мы действительно работаем, рассматриваем все версии. В данном направлении трудится большое количество людей. Алена и Леночка живы, я в этом не сомневаюсь. Сожалею, но не могу раскрывать детали расследования.
– Хорошо, Алексей, спасибо… – женщина решительно сменила гнев на милость. – Если что-то узнаете, сообщи, пожалуйста… Ну хотя бы намекни…
Он осторожно положил трубку на рычаг, ощущая, как чувство безысходности сжимает грудь…
К половине восьмого майор добрался до своей квартиры в Светлогорском проезде, скинул ботинки, куртку, рухнул в кресло и вытянул натруженные ноги. Будучи семейным, он проживал в просторной трехкомнатной квартире на Сходненской улице – в том же Тушинском районе. После развода переехал в однокомнатную – и это был еще терпимый результат. Надежда тоже проживала в однокомнатной – в принципе, недалеко, в пяти троллейбусных остановках от него. Квартира ей досталась куда просторнее. И район интереснее. Но Костров не обижался. Надежда имела все основания щипать его как липку, однако не стала это делать – дабы помнил о ее великодушии.
Придя в себя, он прогулялся по квартире, сунул в шкаф разбросанные вещи, отправился на кухню. Ситуация с продуктовым изобилием в его владениях складывалась тревожная. Лучше, чем в целом по стране, но все равно плохо. Макароны по-флотски доел на прошлой неделе. Тоскливо разглядывал содержимое лотков. Имелось мясо, курица, какие-то бруски сала и даже говяжий язык. Но все это надо было готовить. Когда? Для кого и зачем? Достал кастрюлю с позавчерашним супом, сдвинул крышку, понюхал. Пахло пока нормально. Вздохнув, закрыл холодильник, поставил кастрюлю на электроплиту. Большинство домов в округе были газифицированы, и только его дому повезло. Высчитав примерное время подогрева, он отправился в душ, вернулся через несколько минут, готовый к скудному холостяцкому ужину. В дверь позвонили – чертыхнувшись, пошел открывать. В холостяцкую квартиру ураганом ворвалась бывшая жена – в расстегнутом пальто, с грозно сведенными выщипанными бровями! Алексей невольно оторопел.
– Добрый вечер, – буркнула Надежда, бросая на полку в прихожей сумочку, приобретенную явно не в районном универмаге.
– Да и тебе приятно провести вечер вторника, – пробормотал Костров.
Обувь бывшая любовь снимать не стала, много чести, смерила его неприязненным взглядом, фыркнула и отправилась через порог с гордо поднятой головой. Сунула нос на кухню, брезгливо им поводила, исследовала гостиную – она же столовая, спальня и конференц-зал, заглянула в кладовку, высунула нос на балкон, где было неуютно и не прибрано.
– Любовницу ищешь? – догадался Алексей. – В шкаф загляни, может, повезет.
– Да больно надо, – фыркнула Надежда. – Мы в законном разводе, и ты можешь спать с кем угодно и на чем угодно, – она покосилась на неразложенный диван. – Просто проверяю, как ты тут живешь.
– И каков вердикт?
– Так тебе и надо, – Надежда злобно засмеялась. – Холостякуешь, Костров? Ты уж найди себе кого-нибудь, а то смотреть на тебя больно. Пусть хоть порядок наведет. А честно признаться, я испытываю чувство глубокого удовлетворения от того, что вижу.
– Ты за этим пришла? – он начал раздражаться.
– Нет. Во-первых, объясни, что это было вчера. Почему я очнулась в твоей машине, а что было до этого, помню смутно и обрывками?
– Ну, извини, – развел руками Алексей. – Я в тебя не вливал. Ты выпила весь коньяк Вадима, и, если бы я тебя вовремя не остановил, выпила бы и водку, которую Алена бережет для стряпни, а потом разнесла бы квартиру. Скажи спасибо, что не бросил тебя на растерзание ночной шпане. Наш город в ночное время не самый, знаешь ли, благополучный город мира… Еще претензии?
– А ты решил, что я пришла сюда, гонимая щемящей любовью? Не дождешься, Костров, все давно растаяло. Как сон, как утренний туман. И была ли любовь? Что ты сделал с моей мамой? Когда я к ней пришла, она давилась слезами и говорила, что не хочет жить. Пришлось отпаивать ее лекарствами…
– Рекомендую коньячные капли, – вставил Костров.
– Он еще и издевается! – вспыхнула Надежда. – Я с трудом ее успокоила. Все, что мама смогла сказать, – это то, что она разговаривала с тобой по телефону. Как ты посмел ей что-то высказывать? Хоть капля жалости в тебе есть? Ты хоть понимаешь, в каком она сейчас состоянии?