– После Белокурихи ты с ним еще спала?
– Пару раз, – призналась Надежда. – Я сейчас что, должна извиняться? Не дождешься. Скажи спасибо Вадиму, у него проснулась совесть. Завязали, короче. Вы же были лучшими друзьями, да еще и родственниками.
– Я понял. До новых встреч, любимая. Привет Георгию, – он не стал дожидаться ответа и положил трубку. Некоторые вещи в жизни не менялись, даже в новых обстоятельствах.
Беседа с Надеждой вогнала в уныние. Вернулся образ коньячной бутылки и уже не отпускал. «Рогатый», отстраненный от работы, брошенный девушкой, находящийся под подозрением – то есть поводов выпить пока маловато? Да еще и на работу утром не идти… Он решительно направился к шкафчику, извлек бутылку. Звонок в дверь приостановил сползание в пропасть. Он убрал бутылку на место и пошел открывать. Перед дверью мялась Людмила с распущенными волосами и в расклешенных джинсах. Та самая Людмила, что несколько дней назад отказалась выстраивать с ним всякие отношения. Она казалась немного смущенной.
– Неожиданно, – признался Алексей.
– И для меня, – кивнула гостья. – Слушай, я тут подумала… Может, к чертовой матери все эти предрассудки? То, где ты работаешь, то, что бывшая жена тебя по-прежнему волнует? Только раз живем. Всегда возникают препятствия и что-то мешает жить счастливо. Может, вывезет кривая, а? А то жизнь пройдет – и оглянуться не успеешь.
– Это самое мудрое, что я слышал от женщины, – оценил Костров. – Полностью одобряю и поддерживаю.
– Тогда войду? Ты же никого не нашел за эти дни? Ты, кстати, плохо выглядишь – говорю как медик.
– Спасибо, – он отошел в сторону.
Людмила вошла и прижалась к нему, облегченно выдохнула. В самом деле, жизнь – она простая, просто некоторые ее усложняют. Ласковые пальчики забегали по открытым и закрытым местам, девушка застенчиво улыбнулась:
– Э, да мы сегодня негодные…
– Ограниченно годные, – поправил Костров и запер дверь на замок. – Все в твоих руках, соседка…
Казалось, время ускорялось, неслось, как товарняк со склона. Майор не впал в депрессию, не отчаялся, не спился – помогли некоторые товарищи. Он был благодарен Людмиле. С удивлением узнавал, что в мире есть кинотеатры, танцплощадки, огромное колесо обозрения в парке Горького. Что подавляющее большинство населения все-таки не шпионы. Лето стало привычным, бежал июнь. Погода была замечательная, дни ясные, теплые, ночами шли дожди, увлажняли землю, а к утру опять выглядывало солнышко. В управление не вызывали. Позвонила Рогачева, сообщила по секрету, что проверку в его отношении, кажется, сворачивают. Организация серьезная, никто не хочет заниматься ерундой, когда хватает реальных угроз и вызовов. Следователь Караев больше не беспокоил. Как-то поскучнел и сделался незаметным майор Цаплин. Поступала интересная информация от советского источника, близкого к кругам в Лэнгли: материалы по линии предприятия «Спецприбор» больше не передаются. То есть канал утечек прекратил работу. Появилась возможность снова допросить Сурина. Он покинул больницу при следственном изоляторе, «отдыхал» в одиночной камере, слал отчаянные прошения отпустить его под домашний арест. Подобная практика в отношении предателей законом не предусматривалась. Пару раз сотрудники отдела выезжали на допрос, но ничего нового не вытянули – Сурин настаивал на прежних показаниях.
Спустя неделю Костров вернулся к работе. Коллеги встретили чуть ли не овацией. До Олимпиады оставалось чуть больше месяца. Доводились до ума возведенные олимпийские объекты – спорткомплекс «Олимпийский», крытый велотрек в Крылатском, открытая кольцевая велотрасса, дворец спорта «Динамо», конноспортивный комплекс в Битцевском лесу, множество других. Выросли сопутствующие объекты – гостиница «Космос», гостиничный комплекс «Измайлово», новый телецентр Останкино, Олимпийская деревня на западе Москвы. Открылся гребной канал в Крылатском, стадион «Динамо», дворец спорта «Сокольники». Прорабатывался маршрут прибытия олимпийского огня. Меры по обеспечению безопасности были беспрецедентными. Милиция перешла на усиленный режим работы. Списки неблагонадежных давно имелись в распоряжении органов. С ними уже работали, часть собирались временно отселить из столицы, за другими – присматривать.
В Пятом управлении КГБ еще три года назад был образован Одиннадцатый отдел с единственной задачей – «Осуществление оперативно-чекистских мероприятий по срыву подрывных акций противника и враждебных элементов в период подготовки и проведения Олимпийских игр в Москве». Бойкот Олимпиады со стороны «отдельных стран» вылился в проблему. Обострились противоречия между блоком НАТО и странами Варшавского договора, подлил масла в огонь ввод советских войск в Афганистан. Больше шестидесяти государств отказались присылать своих атлетов, в том числе США, Канада, Япония, ФРГ. Китай присоединился к бойкотированию. Но проблема была не смертельной. Ожидалось прибытие спортсменов из восьмидесяти стран, в том числе капиталистических – Великобритании, Австрии, Италии, Испании. Ожидался наплыв иностранцев – туристов, журналистов, болельщиков, разного рода сомнительных личностей. Понятно, что в эти трудные месяцы деятельность властей и КГБ была посвящена исключительно данному мероприятию…
В посольстве США появлялись новые лица, пропадали старые. Но учет и контроль (основа социализма, согласно отцу-основателю) осуществлялись, новые сотрудники брались на карандаш. Ожидались провокации с участием диссидентов, возможно диверсии; маловероятно, но (Мюнхен до сих пор в памяти) – теракты. Тысячи людей работали над обеспечением безопасности. Дело Шаламовых отступило на задний план – возникали новые вопросы, ставились иные задачи. С потоком иностранцев в страну проникали агенты вражеских разведок, оживлялась «спящая» агентура…
Алла Михайловна Купцова пережила инсульт, катастрофических последствий избежали. Но женщина сдала, как-то потемнела. Волевая, заносчивая особа осталась в прошлом. Надежды на возвращение внучки и дочки давно растаяли. Бывшая супруга начала попивать. Алексей звонил ей несколько раз, удрученно констатировал – опять под мухой. Однажды она сама позвонила, по голосу чувствовалось, что приняла изрядно. Четверть часа он выслушивал пьяные упреки, не решался бросить трубку. Как всегда, во всем виноват, все беды от него, и будь проклят тот день, когда их дорожки пересеклись. Ему не совестно? Кто обещал, что доведет это дело до конца? Кто клятвенно зарекался, что выяснит, куда пропали Шаламовы? Месяцы проходят, а воз и ныне там! Хотя бы знать – живы или мертвы. И нечего издеваться, будто бы ее волнует только их квартира! Он действительно давал обещание, нарушив тем самым неписаное правило: никогда не давать обещаний. Куда смотрел Георгий? Как он ей такое позволял? Судя по отдельным репликам и намекам, отношения у них продолжались. Он, может, и не профессор кафедры филологии, не доцент исторических наук, но мужчина замечательный, не чета некоторым, надежный, рассудительный, понимающий, на него всегда можно положиться. Какое счастье, что в этот трудный жизненный период она его нашла!
Странно, но доставалось только бывшему мужу. Нового знакомого Надежда берегла. И выпивала, когда его не оказывалось поблизости. В принципе, правильно, иначе он давно бы сбежал. В один из дней в третьей декаде июня рабочие дела занесли в Гагаринский район. Возвращался поздно, уже темнело, часовая стрелка подступала к цифре десять. Инспекторов ГАИ становилось больше, они сидели за каждым кустом. «Москвич» был личный, номера не государственные – и это превращалось в проблему. Служебные документы работали, но приходилось останавливаться. Что-то повело на знакомую улицу, он свернул под кирпич во внутриквартальный проезд. Сквозное движение запрещалось, своим же – бога ради. Мысль не оформилась, вроде не собирался заходить. Следуя мимо дома, обнаружил, что на седьмом этаже горит свет, машинально прижал машину к бордюру. Пистолет Макарова остался в сейфе на работе, но это значения не имело. Надежда часто наведывалась в квартиру – уже считала ее своей. Откуда взяться злоумышленникам? Да и не станут злоумышленники включать свет. Но он должен был убедиться. Вошел в подъезд, взмыл на лифте на седьмой этаж. Ключ вставлял аккуратно, чтобы ничего не скрипнуло. Приоткрыл дверь, на цыпочках проник в прихожую. В гостиной горела люстра, приглушенно работал телевизор. Мелькали кадры нарядной Москвы, практически готовой к спортивным празднествам, захлебывался в восторге ведущий. В принципе, убедился… Надежда сидела на диване и мрачно взирала куда-то сквозь экран – то ли в светлое будущее, то ли в безрадостное прошлое. На столе стояла ополовиненная бутылка «Кокура» производства винного объединения «Массандра». Такую еще надо достать – в магазинах не валяется. Возможно, шарилась в квартире, наткнулась на заначку Шаламовых. Портвейн был крепкий, а Надежда – в своем репертуаре. Алексей застыл в дверном проеме. Бывшая была одна в квартире. Она сидела к нему в профиль. Вышла из оцепенения, медленно выпила содержимое хрустального стакана, задумчиво уставилась на телефонный аппарат под левой рукой. «Мне будет звонить», – подумал Костров. Так и вышло, Надежда подтянула к себе аппарат, стала накручивать диск. Звонила точно Кострову. Скучно, господа… Абонент не отозвался, вздохнув, Надежда опустила трубку, подтянула к себе бутылку. Алексей кашлянул.
Женщина подпрыгнула. В принципе, пощадил – будь бутылка или стакан на весу, обязательно бы разбила. Отъехал, дребезжа, журнальный столик, звякнуло стекло – к счастью, без последствий.
– Ты что творишь, идиот?! – взвизгнула Надежда, хватаясь за сердце. – Маму до инсульта довел, хочешь и меня довести?!
– Один – один, – ухмыляясь, возвестил Алексей, входя в гостиную. – Ты же мне звонила, нет? Вот и явился – как лист перед травою. Чего изволите? Ты правда считаешь, что это я довел твою маму до инсульта, а никто другой? Каким, интересно, образом?
– Ты обещал найти Шаламовых и не нашел, – проворчала Надежда. Она была не пьяная, но уже и не трезвая. Спорить с ее высказыванием было бессмысленно – один из редких случаев, когда она права.