– Не-а, – Мадлен сглотнула. – Вроде нет, не придала значения… Они вести себя не умеют, хамы, грубияны – требовать могут, а взамен ничего. Не стала им ничего говорить, обиделась, просто сообщила, что переспала с клиентом, – и все, пусть лапу сосут. Нафиг мне эти заморочки? Ты бы видел, как они злились. И больше не просили работать с этим товарищем…
– Посмотри фотографию, – пальцы предательски дрожали, он извлек из нагрудного кармана стопку фотоснимков, отыскал нужный. Фотограф запечатлел Аткинсона, когда он садился в машину и решил осмотреться.
– О, приветик, – натянуто засмеялась путана. – Как живой. Фил его звать. Надо полагать, Филипп.
– Когда это было, Мадлен? Ну, ваши потрахушки в его номере…
– М-м… Воскресенье, тринадцатого апреля, – не колеблясь, заявила путана.
– Да иди ты… Как ты можешь быть уверена? Столько времени прошло.
– Послушай, товарищ майор, если я в чем-то уверена, значит, так и было. Статуэтка, которую, как ты выразился, я спионерила. Ну да, спионерила. Если хочешь, скоммуниздила. На память, в общем, взяла перед уходом – из номера того Фила. Понравилась ракетка. Пусть докажет, что это я забрала. Может, он почитатель советской космонавтики, я не знаю. Нет, ты не подумай, воровством не занимаюсь, но какое тут воровство? Он бы сам отдал, если бы я попросила. Еще подумала: как мило, вчера был День космонавтики, и я тоже в этом поучаствовала. Не сомневайся, Алексей Петрович, это воскресенье было, тринадцатое апреля.
Волосы на голове зашевелились. В субботу 12 апреля, в День космонавтики, предположительно пропал Вадим Шаламов с семьей. В последний раз его видели перед обедом. Холодные мурашки ползли по коже. Агента с псевдонимом Сапфир не могли ввезти «вчера» – то есть в субботу, поскольку «позавчера», то есть в пятницу, он умер от сердечного приступа на глазах у свидетелей. Считалось, что Сапфир – это Шпаковский Арсений Иннокентьевич. В этом не сомневался Вадим Шаламов, нашел доказательства и заразил своей уверенностью всех остальных…
– Эй, ты куда? – всполошилась Мадлен. – Даже кофе не допил. А как же мой вопрос?
Но он уже хлопнул дверью, помчался по лестнице…
Это было невероятно. Вадим Шаламов не мог предать – этот постулат просто застрял в голове. Мог допустить ошибку, мог пасть жертвой, но сознательно предать – нет. Оказывается, мог. И грош цена майору Кострову как знатоку человеческих душ! Его трясло, не мог успокоиться. Но наутро был свеж, собран и уравновешен. Продолжалась работа. Снова потянулись дни. Началась Олимпиада, гудели стадионы и прочие олимпийские объекты, но все это было далеко, для других. Группа Кострова занималась другими вещами. Генерал-майор Пряхин был в курсе, дело возобновилось.
Зорин и Рогачева прибыли из Лефортова какие-то торжественные, задумчивые. Сурина допрашивали больше двух часов, и, видимо, не безрезультатно.
– Спекся Николай Витальевич, – объявил Павел. – Был раздавлен тяжестью неопровержимых улик. Все было, мягко говоря, не так, как представлялось. Сурин держался обусловленной линии – не такой уж задохлик оказался в психологическом плане. Да еще инсульт в изоляторе, из которого его, слава богу, вытащили, но мы потеряли уйму времени и не могли его допросить. Вспомните, Алексей Петрович, ведь Шаламов раньше всех допрашивал Сурина. Когда вы к нему пришли, он уже пообщался с Вадимом. Шаламов отключил аппаратуру, допрашивал Сурина в одиночку. О чем шла речь, никто не знал. Шаламов импровизировал, рисковал – отчаянный оказался ваш… гм, знакомый. Шаламов проинструктировал Сурина: признайся, что ты являешься сообщником Шпаковского, про меня вообще ни звука, и я постараюсь, чтобы ты отделался минимальным сроком. Придумай, как сотрудничал со Шпаковским, ври, но правдоподобно. Шпаковский все равно мертв – не подтвердит, не опровергнет. Сурин согласился. Шаламов рисковал, но умеренно. Конечно, Сурин мог во всем признаться, но продержаться Вадиму нужно было только сутки – в субботу, как известно, он пропал. Сурин о его пропаже не знал, вел себя как было оговорено, считая, что таким образом сокращает себе срок. Потом эти проблемы со здоровьем так некстати… Что греха таить, Алексей Петрович, Сурина мы просто сбросили со счетов. Он тихо коротал свои дни в изоляторе, ждал суда, до которого было как до Китая. Продолжать с ним следственные действия считалось нецелесообразно – вроде все выяснили…
– То есть работали Шаламов и Сурин… – задумался Алексей. – А на Шпаковского просто перевели стрелки, подбросили улики, которые, кстати, на даче обнаружил сам Шаламов – знал, где искать… Сурин сам бы не справился. Он первый отдел, не специалист – имел допуск к материалам, но их такая гора… А Шаламов из другого ведомства, они могли поддерживать связь, но отделять нужное от ненужного у Шаламова просто не было физической возможности. Это интересный вопрос, товарищ майор. Возможно, на предприятии «Спецприбор» окопался еще кто-то…
– Придется возвращаться к этому вопросу, – вздохнул Костров. – Создается впечатление, что Сурин сказал не всю правду, а ту, что ему выгодна. Шпаковский точно не участвовал в шпионской деятельности?
– Шпаковскому однажды поступило предложение работать на иностранную разведку, – сказала Рогачева. – Подробности пока опустим. Если вкратце, Арсений Иннокентьевич отклонил предложение, но в органы обращаться не стал. Есть предположение, что ему отсоветовали это делать. Возможно, под угрозой смерти или имелись грешки, которые хотелось бы скрыть. Что произошло в пятницу одиннадцатого апреля? Нам просто подсовывали Шпаковского. Сурин втерся к нему в доверие, должен был под благовидным предлогом привести его в тот книжный. Хопсон уже ждал. Им просто жертвовали, и Хопсон об этом знал – он все равно планировал переводиться в Южную Америку. Знал, что депортируют, – и ЦРУ осознанно пошло на это. Сурину навесили лапшу на уши: мол, тебя не возьмут, приведи человека в магазин, а сам уходи. Вроде не дурак, а повелся. Нам так хочется быть обманутыми, верно, Алексей Петрович? Сурин действительно пешка. Оставив Шпаковского в отделе научной литературы, он вышел на улицу. А там Хопсон находился в телефонной будке. Сурин слышал обрывок фразы: «Будьте осторожны, здесь не только Сапфир, но и другие – это не наши люди…» Дополнительное подтверждение, товарищ майор. Шаламов принимал участие в задержании, и Хопсон его видел. Выходит, операцию контролировали не только наши люди, но и американцы. Вадим Шаламов участвовал в обеих…
– Шпаковский при задержании умер, – перехватил эстафетную палочку Зорин. – Для наших противников это стало приятным сюрпризом. Не думаю, что было воздействие – при такой-то куче свидетелей. Но Шпаковский был обречен в любом случае. Не умри он тогда в магазине, нашли бы повешенным в камере – уж Шаламов бы постарался. Шпаковский бы так усердно доказывал свою невиновность, что мы бы в итоге поверили. В планы наших оппонентов это не входило. Примерно такая история, Алексей Петрович. В ней еще много белых пятен, но начало положено. Мы же пройдем все это?
– Пройдем, – кивнул Костров. – Все четыре четверти пути.
Докладывал Юрий Яковлевич Кайгородов: Филипп Аткинсон занимается своей шпионской деятельностью – в целом безрезультатно (особенно после нейтрализации троицы в Гурьянове). Но не унывает. Видимо, тоже собирается в Южную Америку. Примерно раз в три дня посещает «Русский зал» в гостинице «Интурист», от души ест, выпивает, снимает местных проституток. Любит смотреть по телевизору спортивные состязания в записи. Болеет, за неимением американских команд, то за испанцев, то за итальянцев. Внешне абсолютно спокоен, доброжелателен с персоналом и жрицами любви. По-прежнему использует свой забронированный номер на пятом этаже.
План действий составили, руководство одобрило необычную операцию. Нашли специалистов, которые могли выехать в любой момент. Имелись нюансы, но тут могли вывезти либо удача, либо упорство и труд. Оставалось лишь ждать, когда Аткинсон соизволит пожаловать в ресторан.
– Алексей Петрович, родненький, радость-то какая, снова вы! – возвестила Мадлен, открыв дверь. Широко распахнулись красивые глаза. – Представляете, меня не трогают, спасибо вам огромное! Вы проходите, не стесняйтесь.
– Здравствуй, радость моя пучеглазая, – ухмыляясь, Алексей прошел в квартиру. – Но знаешь, дорогая, еще не вечер. Все может полететь в тартарары: тебя вытурят из Москвы и до конца тысячелетия не пустят обратно.
– Ну что еще? – расстроилась Мадлен. – Я так и знала, что все непросто, что мне готовится коварная ловушка! Выкладывай, гражданин майор, какого хрена от меня надо?
– Нужно поработать, солнце мое, – сменил тон Костров. – Разовая акция – и от тебя все дружно отстанут. Обретешь почет и уважение. А на пенсию пойдешь – так мы еще и приплачивать тебе будем. Работа недолгая, творческая, увлекательная. Пройдешь инструктаж – и вперед.
– Вашу мать, меня уже колотит, – призналась проститутка. – Ну, выкладывай, с чем пришел.
Выслушав, постучала пальцем по голове.
– Ты того, товарищ майор? УО – умственно отсталый?
– А будешь грубить, Юлия Владимировна, превращусь в гражданина майора. Понимаешь намек? Да ты не переживай, все под контролем, мы будем рядом. Но подойти к делу следует с душой. Ты же отличная актриса больших и малых театров. Не появится объект сегодня – появится завтра. Или послезавтра. Ты только жди, но глаза там особенно не мозоль. Надеюсь, Фил Аткинсон вспомнит тебя – и былое вожделение вспыхнет с новой силой. Но клювом не щелкай, чтобы другая не увела, быстро хватай быка за рога и садись на него верхом.
– Боже, на что я подписываюсь… – схватилась за голову Мадлен. – Ну подожди, Алексей Петрович, отольются кошке мышкины слезки…
В этот вечер господин Аткинсон не соизволил появиться. Но появился на следующий вечер – вошел в ресторан, весь такой элегантный, спортивный, невзирая на солидный возраст. Как утверждали источники, ему недавно исполнилось сорок девять. Отдыхающих в ресторане было прилично. Люди веселились, настроение у публики было приподнятое. Аткинсон отправился к барной стойке. Шла трансляция футбольного матча в записи. Сборная СССР выиграла у Замбии – 3:1. Но пока показывали второй тайм, Аткинсон демонстрировал полное безразличие к матчу. Насторожилась проститутка в «модном» кокошнике, стала приподниматься. Подошел бесцветный товарищ, что-то бросил ей на ухо. Путана вздохнула, села на место. Аткинсон заказал выпить, медленно тянул виски из бокала. Удивился – рядом сидела женщина «очумительной» внешности и не обращала на него внимания. Американец окликнул ее. Дама вышла из задумчивости, повернула голову. Заулыбалась – вспомнила клиента. Аткинсон был польщен, пересел ближе. Пара любезно общалась, выпивала, потом пересела за столик, американец сделал заказ. Официанты принесли украинский борщ, курицу гриль, которую здесь готовили в специально закупленных автоматах. Американец дико извинялся: простите, мэм, страшно проголодался за день. Дама снисходительно улыбалась, тянула мелкими глоточками шампанское. Мадлен была сегодня просто неотразимой. Переливались блестки на безупречном платье. Примерно через час пара покинула ресторан, поднялась на пятый этаж. В уютном номере продолжилось празднование: вино, фрукты. Оба приняли душ. Пока «дипломат» смывал с себя грязь, дама что-то подсыпала ему в бокал. Смесь оказалась убойной…