Алкоголь на охоте – это тоже часть традиции. Но здесь тонкая грань. Опытный охотник использует алкоголь, как берсеркер отвар из мухоморов. Он бодрит, он стимулирует, повышает настроение и придает силы. Вся тонкость в том, что и сколько пить. Как я понял, большинство охотников пьют водку. И это оправданно. Эффект от водки нам известен со старших классов школы, с тех самых первых моментов, когда подростки начинают приобщаться к взрослым методам интоксикации. Мы понимаем, примерно какое количество нужно выпить для получения соответствующей фазы бодрости. Мы знаем, как отреагирует желудок и голова и какие ощущения к нам придут завтра. И это приемлемо. Как и в жизни, на охоте нам нужна предсказуемость и порядок. Да и к тому же, водка дешевле крепких своих аналогов типа виски и коньяка.
Освежившись первой для Жени и третьей для нас рюмкой, мы также приступили к сборам: переоделись в камуфляж, натянули резиновые сапоги, набили рюкзаки патронами, едой, фонарями, ножами, и всей той ненужной мелочью, что берут с собой настоящие охотники.
Периодически появлялся Сергей, уложив в кузов какую-то очередную важную для охоты 'приблуду', он говорил: 'Давайте еще по одной. И давайте собираться. Скоро уже это, охота'.
Было начало седьмого и на улице посвежело. Пора было ехать на засидку. Настроение у нас было исключительно приподнятое. Что касается Сергея, то своим настроением и дыханием он мог бы разжечь мангал в шашлычной на Северном полюсе. Женя и я с трудом впихнули свои мускулистые тела с несущественной прослойкой жира от сидячего образа жизни в кабину Головастика. Женя уселся на сиденье. Я же примостился на железном покатом кожухе коробки передач и задумался – почему я, самый высокий и тяжелый, расположен в самом неудобном положении. Объяснил я это своей доброжелательностью и терпеливостью. Я не склонен к конфликтам и чаще готов идти на компромиссы, хотя я почти всегда больше, выше и сильнее своего оппонента. Кроме этого, я всегда за то, чтобы потратить время на дело, а не выяснение своего места в иерархии. В общем, со мной комфортно. В этот раз я также решил не 'качать права', а ехать на коробке передач. Сергей, резко открыв водительскую дверь кабины, решил сложнокоординационным броском запрыгнуть на водительское место, поразив нас своей удалью. Но то ли удаль с годами поиссякла, то ли сборы израсходовали силы, в общем, он махнул левой ногой по воздуху, промазал мимо подножки и рухнул нелепо верхней частью тела на сиденье лицом к нам. Тело начало съезжать вниз, на землю, и мы проводили грустные глаза Сергея, полные непонимания. Он плюхнулся на траву, присыпанную гравием, с таким звуком, как будто жирного селезня подбросили вверх, а он забыл, что такое летать, и при приземлении своим рыхлым телом глухо бухнулся о грунт, кряхтя, чвакая и матерясь. Мы, конечно, разразились диким хохотом и начали добивать Серегу тупыми шутками типа: 'Аха-ха, Серега, ты, что, членом зацепился, аха-ха!'. Сергей же, смущенно улыбаясь, аккуратно влез на сиденье, хлопнул дверью так, что в голове отозвался железный бубен, и мы покатили на засидку.
Ехали мы весело. Серега то и дело выравнивал машину после наших криков о том, что мы летим в канаву. Иначе ехать не получалось, так как он рассказывал что-то, как ему казалось, смешное, повернувших к нам полностью телом, жестикулировал правой рукой, почти шлепая меня по носу, орал и ржал, как конь, хотя в салоне было не так громко.
Проехав длинный участок по асфальтовой дороге (благо машин было мало), мы свернули в предместье города Кубринск и начали медленно продвигаться между частных домов по влажной после вчерашнего дождя грунтовке. По пути у нас был дом, перед забором которого на привязи сидел здоровенный алабай. Он лаял на вcю округу и заставлял местных обходить этот дом стороной. Упустить такую возможность мы не могли. Приблизившись к дому, мы с Женей вылезли в правое пассажирское окно нашей больной ящерицы, прочистили горло и приготовились. Пес увидел нас издалека, спокойно лежал и ждал, когда мы приблизимся, чтобы резко встать, броситься вплотную к машине и облаять нас с удовольствием. В тот момент, когда собака вскочила на ноги, два красных и наглых лица в окне проезжающей машины с мерзкими улыбками втягивали воздух. Следующие секунды своей жизни животное, наверное, запомнило навсегда. Два лица начали бешено лаять во все глотки, выпучивая глаза, надувая щеки и мотаясь из стороны в сторону. Вздувшиеся вены на шеях говорили о значительном напряжении и невероятном запасе глупости хозяев этих лиц. Заливаясь слюнями, головы быстро перешли с лая до хрипоты на отборный мат до третьего этажа в адрес бедного пса. Животное в первые секунды отпрянуло в испуге, но потом, повинуясь своей природе защитника, рывком достигло двери машины.
Увидев в полуметре перед собой здоровенную голову алабая и почувствовав тепло выдыхаемого им воздуха, после его первого фундаментального лая, я резко дернулся назад в кабину, отталкиваясь руками от двери. Это было ошибкой. Как оказалось, Женя неплотно закрыл дверь. Она открылась и мой друг, опиравшийся на нее правым плечом, начал плавно выплывать из салона, сам этого не замечая. Пытаясь ухватить его за левое плечо, я соскользнул с металлического кожуха коробки передач прямо на кресло товарища и успешно вытолкнул его своей задницей из салона. Подавляя приступ хохота от своего тупого поступка, я повернулся к Сергею, чтобы он остановил машину, но припадок уже начался и все что я мог сказать было:
– Же, аха-ха-ха, там, аха-ха, выпал…
Сергей энергично крутил 'баранку', увидев, что я не могу сказать ни слова от накатившей волны смеха, начал с улыбкой орать, как бы перекрикивая шум двигателя и как бы в тему нашего веселья:
– А, да, псина, ха-ха, псина кретинская.
Я высунулся из открытой двери, алабай был метрах в пяти от удалявшейся машины и цепь уже не позволяла ему нас преследовать, но Жени не было видно. Вдруг откуда-то сверху на меня обрушился поток отборной матерной брани, четко структурированной, неповторяющейся, интеллигентски утонченной. Сразу чувствовалось, что ругающийся был из Санкт-Петербурга. Женя был в кузове и нависал над кабиной с правой стороны. После падения на спину в чавкающую жижу грунтовой дороги, он по инерции прокатился немного вперед, и пес его не настиг. Испугавшись собаки, он вскочил на ноги, как пружина подпрыгнул и перевалился через борт в кузов машины.
После длительной езды по буеракам, канавам и разбитой грунтовке к восьми вечера мы добрались до берега озера. Прохладная влага наполняла наши легкие. Пахло начинавшей увядать осенней растительностью и дымом. Было тихо. Небо окрасилось закатом и на Востоке появились первые звезды. Боже, как хорошо вечером в ясную теплую погоду на берегу озера. После звенящего лязганья города, с его перегруженной деловитостью, 'запахом бензина и дорогих духов', нервной возбужденностью и тревогой оказаться буквально в другом мире: тихом, обволакивающим, медленном и мистическом. Где отзвуки, краски и запахи возвращают тебя к миру людей до появления больших городов.
Нам нужно было поставить машину так, чтобы было удобно вытаскивать из кузова небольшую железную лодку – наш основной транспорт на озере, и в тоже время не загораживать съезд на озеро для других благородных охотников. Сергей, не долго думая, направил машину в высокую траву, стоявшую словно стена по обоим сторонам от покатого, глиняного съезда, уводившего с основной дороги прямо к кромке воды. Машина натужно заходила в траву, буксую задними колесами по рыхлой и вязкой почве. Нутро старого измученного двигателя подавленно и глухо тарахтело, воздух наполнился бескомпромиссной вонью выхлопа и горелого машинного масла. Сергей, сделав жест открытой ладонью типа 'ща, решим', резким движением правой руки вниз и вправо вогнал рычаг на раздаточной коробке в положение самой сложной асаны в йоге. Раздался известный всем из советского детства треск шестерней коробки передач любого изделия нашего автопрома, похожий на то, когда деревянной палкой проводишь по стиральной доске. Передние колеса конвульсивно задергались и машина пошла в кусты. Что-то отчетливо затрещало, послышался звук рвущейся веревки, хруст, машина остановилась и заглохла. Мы приехали на охоту.
– Нам, наверное, нужно посмотреть, что там хрустело и ломалось? – спросил мой питерский друг.
– Наверное, нужно, – ответил я – но лучше потом, сейчас я не хочу это видеть.
Взбодрившись еще одной, ну или двумя, рюмками самого честного напитка, на это у нас всегда было время, мы взяли ружья и рюкзаки и выдвинулись на разведку. Солнце почти уже село, вдалеке на Западе виднелось оранжевое зарево заката, а лесные сумерки начинали плавно захватывать остатки света и создавать причудливые очертания привычных предметов, рождая где-то в подсознании образы ночных чудовищ.
Пройдя двадцать метров дальше по дороге, ведшей к воде, мы увидели: несколько палаток, костер, силуэты людей, лежавших на траве неподвижно в нелепых позах по разным сторонам сужавшейся дороги, разбросанные вещи, какие-то пакеты. Чуть подальше стоял вытянутый деревянный стол, сбитый из старых дырявых строительных досок и такие же убогие скамейки по бокам. На свисавшие над столом ветки деревьев был накинут какой выцветший рекламный плакат с неразборчивым изображением товара и рекламным слоганом – это был импровизированный тент. Стол был заставлен смятыми пластиковыми бутылками, тарелками, банками, наполненными на половину или на треть жидкостями, маринованными огурцами и непонятными субстанциями. В тарелках были недоеденные куски хлеба, колбасы, вареной картошки, сала, поломанных пластиковых вилок, помидоров и прочей снеди. Словом, все напоминало бурное застолье на деревенских похоронах.
За столом сидел настоящий демон. Прическа у него была всклокоченная словно рога у черта с картинок к книге Гоголя 'Вечера на хуторе близ Диканьки'. Вместо глаз – черные бездонные круги, нижняя челюсть выступала вперед и нижняя губа обхватывала верхнюю почти до носа. Худощавое тело демона было одето в серый свитер и камуфляжные штаны.