Себастьян бы и остался в архиве на всю ночь, разгребая и дальше груды бумаг, но дома его ждали дела не менее важные, чем расследование убийств девушек.
Тевек и Боргес дремали в коридоре на стульях, не смея отрывать Себастьяна от работы.
– Есть новости? – негромко поинтересовался он, оглядывая сладко посапывающего Тевека.
Тот вскочил на ноги, распахнув глаза во всю ширь, и отрапортовал:
– Ничего интересного! Городская стража не нашла ни малейших зацепок, агенты канцлера, судя по всему, тоже. Мы покрутились там, пытались выйти на след. Запах почуяли, но… больше ничего…
Тевек неловко переминался с ноги на ногу. Ему было стыдно, хотя стыдиться тут было нечего, даже Себастьян со всем его многолетним опытом не сумел разобрать, какое именно колдовство применил убийца.
– В следующий раз докладывать сразу, а не ждать, пока я сам вас найду. Отправляетесь спать, завтра прямо с утра обоим явиться в архив! Меня интересуют все случаи нераскрытых убийств за последние… хм, три года. Искать до победного конца! Задача ясна?
– Да, охотник. Мы все сделаем!
Себастьян направился домой, пытаясь понять: в верном ли направлении он мыслит? То, что убийца не оставлял следов, говорило о большом опыте. Да, предположение, что преступник – сам охотник или с ними связан, интересно и оставляет много пищи для теорий, но нельзя оставлять без внимания и иные версии. И ведь опыт не появляется сам собой, он приобретается. И в процессе этого приобретения уж наверняка случались и недоразумения, и ошибки, о которых могли остаться сведения в архиве. Если его помощники найдут хотя бы один факт, пусть незначительный, то, может быть, получится за него зацепиться и потянуть за ниточку.
Дом Себастьяна, купленный много лет назад во время одного из визитов в столицу на средства, происхождение которых он никогда не афишировал, стоял немного особняком от прочих строений. За домом находился пустырь. Тем дом и привлек охотника в свое время. С соседней крыши никто не смог бы сюда перепрыгнуть, чтобы забраться в окно, да и ставни крепкие, засовы надежные, а подвал – идеальная тюрьма и одновременно складское помещение, где можно хранить продукты, оружие и прочие необходимые вещи.
После второй королевской опалы дом долгое время пустовал, пугая соседей мрачным видом. Но никто, ни один из них, не решился пошуровать внутри в отсутствие нелюдимого хозяина. Грозная слава охотника сыграла в этом случае ему на руку. Поэтому, вернувшись, Себастьян застал все точно так же, как и оставил перед отъездом.
И это оказалось весьма кстати, учитывая, кого он привез с собой из Лодара.
Себастьян отпер тяжелую дверь, вошел внутрь и тут же запер ее вновь на ключ и на засов, и только потом зажег лампаду.
Роза сидела в темноте на стуле напротив двери и неотрывно смотрела прямо на него. Зрелище это испугало бы любого человека даже с крепкими нервами. Лодыжку девочки охватывала тонкая металлическая цепочка с вкраплениями серебра. Другой конец цепи крепился к кольцу, вмурованному в стену. Хотя Себастьян немного привык за прошедшее время к новым манерам Розы, каждый раз его пронзал озноб да мурашки бежали по коже, как от внезапного приступа страха.
Она так и не сумела стать полноценной младшей ведьмой, застыв в какой-то странной стадии полупревращения. Иногда девочка пыталась наброситься на него, но чаще – сидела и смотрела вот так, не моргая. И это пугало больше всего.
Рядом с ней на столе стоял кувшин с водой и тарелка с хлебом, овощами и куском вяленого мяса, но девочка за весь день почти не притронулась к еде.
– Хочешь спать? – тихо спросил Себастьян, стараясь не разбудить Найру, которая дремала тут же, рядом, в соседнем кресле, и не услышала, как открылась дверь. Он знал, что девочка не ответит и будет сидеть, пяля глаза на него, до того самого момента, пока он сам не отнесет ее в постель. Да и после не заснет еще долго, но будет молчать, думая о чем-то своем.
Он не мог ее излечить и не мог убить.
– Ладно, посиди еще… – решил он, а сам прихватил кувшин с водой, кусок сыра, ломоть хлеба и спустился по лестнице в подвал. Найре кормить пленницу, содержащуюся внизу, категорически запрещалось. Это он делал только сам, опасаясь, что ведьма, даже в нынешнем состоянии, сумеет подчинить своей воле бывшую рабыню.
Совет, который он дал барону Локошу, теперь пригодился и ему самому. Серебряная клетка стала новым жилищем для ведьмы.
– Добрый вечер… Сильва!
Он так и не смог научиться произносить ее имя без заминки, а она каждый раз это подмечала и довольно улыбалась, радуясь очередной маленькой победе. А больше ей, собственно говоря, радоваться было нечему.
Ведьма жила в клетке, никогда ее не покидая. Раз в день охотник приносил еду и питье и забирал отхожее ведро. Спала Сильва на старом матраце, кутаясь в старенькое платье, а ночами укрываясь легким одеялом – это все, что выдал ей Себастьян.
Но холод и прочие неудобства не сломали Сильву.
– Приш-ш-шел? – с тех пор, как ведьма попала в плен к охотнику и очутилась в клетке, голос ее переменился, стал свистящим, неприятным, словно змея заговорила, да и внешне Сильва претерпела изменения. Из прекрасной дамы, устоять перед которой не мог ни один мужчина, она превратилась почти в старуху с седыми волосами, кривыми зубами и постоянно слезящимися глазами. Она постоянно горбилась, ногти на ее руках и ногах отросли до неимоверной длины, на носу появилась огромная бородавка, из которой росло три черных волоса. Так действовала на Сильву серебряная клетка, меняя ее ежедневно, ежечасно.
А ведь ей не исполнилось еще и тридцати лет.
Такова цена ведовства.
Себастьян смотрел на нее с отвращением, но взгляд не отводил, заставляя себя подмечать все отталкивающие черты, чтобы подпитывать этим свою ненависть.
Ведьма так и не раскрыла ему судьбу Ласточки, она вообще ничего ему не рассказала. Даже как спаслась в тот далекий день из горящего дома. Кто ей помог? Или, может быть, что?..
– Продолжим наш разговор? – предложил Себастьян и откинул со стола кусок материи, прикрывавший инструменты. Клещи, тиски, молоток, иглы разных размеров – чего здесь только не было…
Сильва непроизвольно передернулась. Каждый вечер с того дня, как он подобрал ее беспомощную на поляне, он допрашивал ее, задавая по сути лишь один вопрос: где его сестра? И, какие бы методы он ни применял, заставляя Сильву балансировать на грани жизни и смерти, она не отвечала. Кричала, плакала, стонала, но не отвечала. Потому что знала: скажи она правду – и умрет в ту же минуту. Охотник не отпустит ее. А ведьма хотела жить…
Себастьян взял в руки клещи. Такими хорошо вырывать ногти.
– Ха-ха, охотнич-ч-чек, все никак не успокоиш-ш-шься?
– Где Ласточка? Кому ты ее отдала?
– Никогда не найдешь девч-ч-чонку, никогда! А если и найдеш-ш-шь, не обрадуеш-ш-шься!.. – Сильва рассмеялась каркающим смехом, потом закашлялась. Сил у нее уже едва хватало на то, чтобы взять кувшин с водой да откусить желтыми зубами хлеб. Пищей она никогда не пренебрегала, а Себастьян кормил ее исправно. Ему вовсе не нужно было, чтобы ведьма умерла от недостатка еды. Клетка убивала ее, но иначе, она забирала ведьмины силы, мешая творить ведовство.
А всем известно: если у ведьмы забрать ее силы до последней капли, то она либо умрет, либо вновь станет человеком.
Но охотник не хотел излечивать ее, он давно уже приговорил Сильву, имея на то полное право как судия и палач. И давно бы уже привел приговор в исполнение, но ведьма держалась, не выдавая главную тайну. И поэтому еще жила.
Себастьян отпер клетку, отложив клещи в сторону, и, забрав стоявший там пустой кувшин и тарелку, поставил на пол новый кувшин и порцию еды.
– Ешь! – разрешил он, и ведьма жадно набросилась на пищу. Ела она быстро, проглатывая хлеб, даже, казалось, не жуя. Потом напилась воды так, что ее живот раздулся, там что-то забулькало – она напоминала в этот момент насосавшуюся крови пиявку затем сыто рыгнула и отставила тарелку в сторону.
Ничего не осталось в ней от той изящной девушки с удивительно тонкой талией и чарующим голосом, которую повстречал как-то на королевском приеме Себастьян. Да, она желала его гибели, пыталась убить в тот же вечер, но как же она была тогда хороша! И даже месяц назад, на поляне, белея обнаженным телом в свете лун, плавно покачивая округлыми бедрами, она завораживала одним своим видом.
Сейчас же омерзительная старуха, скалящая перед ним зубы, внушала лишь отвращение и желание поскорее с ней покончить.
Но дело есть дело!
Охотник вновь взялся за клещи, и Сильва протяжно завыла, прекрасно понимая, что ей сейчас предстоит.
Стены подвала толстые, ни на улице, ни даже наверху криков совсем не слышно, поэтому выть она могла хоть до скончания веков.
Себастьян зажал руку ведьмы и вновь задал свой вопрос:
– Где Ласточка?
Сильва молчала, лишь тяжело дышала, готовясь к боли. Себастьян зацепил клещами ноготь на указательном пальце ее правой руки и потянул. Ноготь не поддавался, слишком толстым стал за прошедший месяц, отрос так, словно ведьма не ухаживала за своими руками несколько лет. Процессы в теле Сильвы шли с невероятной скоростью, во много раз быстрее, чем у обычных людей. И раны ее заживали почти сразу же, поэтому пытать ведьму можно было практически бесконечно. Но боль она чувствовала, еще как чувствовала!..
Себастьян пытал Сильву не меньше двух часов, но толку и в этот раз не добился. Ведьма ничего не сообщила, только криво усмехалась и выла, борясь с болью.
Охотник работал, как механизм, не отвлекаясь ни на что вокруг. Его идея-фикс отыскать сестру отключала все прочие эмоции и мысли. Другой возможности узнать о судьбе Ласточки не имелось, поэтому он делал то, что мог. Потом пришло время для игл.
Сильва сознания не теряла. Ее порог чувствительности был выше, чем у людей, и внутренних сил в ней оказалось слишком много. Любая другая уже давно бы сломалась, выдав то, что интересует охотника, в том числе и любая ведьма – их Себастьян немало повидал в своей жизни, – а Сильва терпела. Это даже заслужило бы его уважение, если бы не выглядело особого рода изощренным издевательством, единственным, которое она сейчас могла себе позволить.