И все же охотник шел по следу, пока ему не попался ручей. Тут он понял, что ситуация изменилась. Следы отсутствовали. Прек мог уйти вверх или вниз по течению, и, если бы не подсказка Дары, то пришлось бы обследовать берега по обеим сторонам ручья, а это заняло бы много времени.
Сориентировался он легко и побежал на юго-восток, к пещере. А через некоторое время с облегчением вновь увидел следы перекидыша. Медведь целенаправленно двигался к своему убежищу, надеясь, очевидно, отлежаться там некоторое время, прийти в себя. Задачей же охотника было не позволить ему этого.
Меч – не самое подходящее оружие для лесных сражений. Да и против перекидыша он подходил далеко не идеально, но ничего иного у Себастьяна с собой не имелось, поэтому он крепче сжимал рукоять влажными от пота руками. Плохая примета.
Кроны деревьев почти не пропускали свет, создавая мрачную атмосферу. Себастьян выскочил на полянку – очередной ориентир, – значит, движется верно. Поляна сплошь заросла дикими кустами, и, когда он бежал по ней, пробираясь сквозь кусты, то невольно давил ягоды, кроваво брызгавшие в разные стороны. Еще одна примета.
Себастьян верил в приметы, умел их подмечать и принимать к сведению. Бог ли это подавал тайные знаки или сама природа, но в жизни инстинкты иногда важнее рассудка. Тем более для людей со столь опасной работой, как у Себастьяна.
Прошло еще полчаса, когда охотник достиг пещеры. Дара была права: не знай он заранее о ее существовании, никогда бы не догадался, что в двух шагах, прямо за буреломом, чернеет темный провал входа.
Разве что, приглядевшись, можно было заметить зацепившийся за ветки клочок ткани: обрывок рубахи Удьки. Себастьян неплохо видел в темноте, но в пещере оказалось достаточно и естественного освещения. По крайней мере, можно было разобрать, куда ступаешь, без боязни провалиться в бездонную яму.
Ход поначалу оказался достаточно узким. Себастьян-то пробирался без особых проблем, а вот медведь наверняка с трудом продирался вперед. Но вскоре проход расширился, а еще через некоторое время охотник оказался в первой подземной зале.
Здесь у перекидыша находилась кладовая. Больше десятка обнаженных человеческих тел висели вниз головами на специально устроенных перекладинах. Несомненно, все они были мертвы, и давно – судя по сладковатому удушливому запаху, витавшему вокруг. Себастьяну пришлось совершить над собой изрядное усилие, чтобы не лишиться содержимого желудка.
Животы у всех мертвецов оказались аккуратно вспороты и освобождены от внутренностей. Застывшие лужи крови чернели внизу на камнях. Многие тела не имели голов и некоторых конечностей. То ли медведь уже их отъел, то ли выкинул по дороге, как руку Лиски. Сбоку стоял грубо сколоченный стол, на котором лежало несколько ножей, стояли баночки с солью и приправами. Чуть в стороне темнели прогоревшие угли костра. Кажется, перекидыш обедал тут не только в зверином, но и человеческом обличье. И Преку-человеку, в отличие от Прека-медведя, было не все равно – ему хотелось кушать вкусно, для этого он и принес приправы. Себастьян многое повидал на своем веку, но такая запасливость даже его привела в некоторое оцепенение. Наконец он дернул головой и, стараясь не смотреть на погибших, прошел вдоль их рядов дальше, туда, где имелся еще один проход.
Снова каменный коридор, на этот раз короткий, и вторая – основная – пещера: убежище, спальня, гардеробная перекидыша.
Удька, так и не пришедший в сознание, валялся в стороне, а полностью обнаженный Прек, уже принявший человеческий облик, рылся в вещах, грудой сваленных на полу. Судя по разнообразию фасонов и размеров – одежда раньше принадлежала жертвам.
«Вот и момент истины, – подумал Себастьян. – Как всегда, либо ты, либо тебя. Третьего не дано!»
Он бесшумно пересек пещеру наискось. В медвежьем обличье Прек, несомненно, сразу почуял бы врага, но человеческое обоняние не такое тонкое, да и занят был перекидыш. Он собирал вещи, намереваясь бежать. Украшения мертвецов отдельной аккуратной кучкой блестели в сторонке, уже подготовленные и рассортированные.
До открытой бледной спины Прека охотнику оставалось не больше пяти шагов, он уже поднял меч, приноравливаясь, чтобы ударить наверняка, когда Удька пришел в себя и слабо застонал.
Перекидыш резко обернулся. Себастьян уже летел на него – у него был только один шанс. Прек начал преображаться, но меч вошел ему в грудь, легко проткнув тело насквозь, и вышел из спины. Это был самый обычный меч – не заговоренный, не содержавший серебра, которого боялись многие существа. Нет, меч как меч, всего лишь окропленный святой водой. И еще очень острый – охотник всегда внимательно следил за своим оружием.
Себастьян навалился на перекидыша, уронив на землю. Тот – уже наполовину медведь – взмахнул лапой, но охотник увернулся и выдернул клинок из тела.
У Прека горлом пошла кровь, он завыл по-звериному, попытался встать, но не смог. Тело уже не слушалось своего хозяина – удар охотника оказался бы смертельным для любого существа, но для перекидышей требовалось нечто большее.
Охотник несколькими быстрыми надрезами вскрыл грудную клетку медведя и вынул бьющееся сердце.
Себастьян увидел блестевшие от возбуждения глаза Удьки. Он, не отрываясь, смотрел на смерть перекидыша и, казалось, наслаждался каждым мгновением.
– Все равно тебе не победить, – прохрипел Прек. Его тело уже начало подрагивать в предсмертных конвульсиях. – Тебе… и таким, как ты. Нас будет много – целая армия. Рыжая обезьяна идет! Ее уже не остановить!
Себастьян одним ударом проткнул сердце перекидыша. И в тот же момент Прек умер. Глаза его остекленели, тело, так и не принявшее до конца облик медведя, застыло рядом с разбросанными вещами жертв.
– Все? – спросил Удька.
– Да, – подтвердил устало Себастьян. – Мертв.
– А что он такое говорил? Рыжая обезьяна идет – что это значит?
– Еще не знаю, но обязательно выясню, – пообещал охотник.
Честное слово благородного человека
542 год от Слияния
– Баст, сегодня ты пойдешь с нами! Подготовься!.. – Отец, тяжело ступая, вышел из домика, а сердце мальчишки отчаянно заколотилось.
Неужели наконец случится? Как же долго он ждал этого дня – можно сказать, всю свою сознательную жизнь! Да, сейчас ему четырнадцать, а когда он впервые узнал, что его отец и братья – благородные разбойники, только-только стукнуло двенадцать. Сколько же бессонных ночей он провел, представляя в мечтах, как он вместе с ними выскакивает на дорогу, останавливая карету, грозным голосом приказывает всем выйти, а когда толстые священники и аристократы, трусливо лебезя перед ним, сами будут совать ему в руки золотые кольца и шелка, он только рассмеется и скажет, что ему лично ничего не нужно, а все награбленное должно быть роздано беднякам.
Нет, немного он, конечно, возьмет и себе – жить-то на что-то нужно, да и Ласточка опять платье порвала, а где новое взять? Не сестра, а наказание!
Это он все же загнул, и сам тут же осознал неправоту своих слов. Сестренку он любил, всячески оберегал, но она, егоза, так и норовила вляпаться в неприятности. Старшим братьям, да и отцу, некогда было ею заниматься, поэтому Баст оказался главным в вопросе воспитания сестры. Вот только кто кого воспитывал на самом деле – тот еще вопрос!..
Но сегодня все прочее отходило на второй план. Главное – его наконец берут на дело! На самое что ни на есть настоящее! Он отправляется с ними и сможет собственными глазами увидеть страх аристократов и благородство разбойников. Он станет таким же, как они: сильным, смелым, ловким, бесстрашным! Он не подведет отца и братьев, ни за что на свете!
Что сказал отец? Подготовиться? Да у него давным-давно все готово. Старая, но еще крепкая кожаная жилетка поверх рубахи, темные штаны, удобные башмаки и – главное – настоящий боевой нож в чехле, подарок отца. Сколько часов Баст провел с ним, изображая битвы с врагами, и не сосчитать.
– Бастик, пойдем играть! – Ласточка заглянула в домик и смешно наморщила носик. Косички, которые с утра заплетал ей Баст, уже растрепались. Эх, наказание!..
– Мне некогда, – важно ответил он. – У меня дела!
– Дела? – удивилась сестренка. – Какие такие дела?
– Меня отец берет сегодня с собой! Вот так вот! Мне надо подготовиться!
– Ух ты! – Ласточка обошла вокруг брата, осматривая его со всех сторон, словно видела впервые в жизни. – А меня тоже возьмет?
– Нет, ты еще маленькая, вот подрастешь, тогда обязательно!
– А когда я подрасту? – заинтересовалась девочка. – Скоро?
– Еще нет, вот смотри, видишь эту полоску? – Баст указал на отметину на дверном косяке. Только в начале недели он замерил таким способом рост сестренке. – Это ты сейчас такая, а вот когда вырастишь такой, – он подошел и черкнул ногтем на полметра выше, – вот тогда и пойдешь с нами! Поняла?
– Да, – серьезно кивнула Ласточка. И добавила: – Я быстро расту!
– Конечно-конечно, – не стал спорить Баст. – А чтобы быстрее вырасти, надо много кушать! А ты вон, смотри, даже завтрак не доела…
– Я доем, – пообещала девочка.
Этот день тянулся бесконечно долго. Баст успел переделать все дела, даже запланированные на завтра, но все равно никак не мог дождаться вечера. Жили они во временных домиках, больше похожих на шалаши, выстроенных отцом и братьями. Впервые в лесу они поселились после смерти матери. Она погибла, когда Ласточке не исполнилось и шести лет. Тогда они еще жили в деревне, как все. И были счастливы. Братья и отец трудились в ближайшем городе, там удалось найти хорошее место – по крайней мере, это они говорили всем вокруг, мать занималась домашним хозяйством, Бастик же успевал везде: и за Ласточкой приглядеть, и матери подсобить.
А потом случился тот черный день, когда проезжий аристократ увидел мать Баста, и так она ему приглянулась, что он тут же попытался добиться взаимности. Еле она сумела отбиться от насильника, выколов ему случайно глаз. Он уехал, но уже через час вернулся со своим отрядом и сво