— Тут были ворота, комиссар, — сказал Стив, поднимаясь. — Вы говорили, что взрыв произошел возле самого дома.
— Ворота могли ночью открыть,
“Да, конечно, — думал Стив, — ворота они могли оставить открытыми, когда уводили Инге. Но куда девалась Мариана? И почему Пако ничего не услышал? И собаки…”
— Собаки? — повторил он вслух.
— Что, простите? — не понял комиссар.
— Нет, ничего особенного. На вилле были собаки…
— Собаки? Гм, странно… Вчера мы не видели ни одной. Сегодня тоже… Вчера под развалинами стойла нашли полуобгоревших коз, кур. Я видел останки голубей, раздавленного попугая, несколько раненых кошек. Не знаю, отсюда или из соседних домов… Их забрали в ветеринарную лечебницу. А собак не попадалось.
“Впрочем, и Инге не вспоминала о них, — подумал Стив. — Кто теперь скажет… Может, их уже давно здесь не было… Почему я думаю об этом? Разве в собаках дело…”
Над Атлантическим океаном “боинг” Цезаря резко снизился. Запакованное в пластиковый мешок тело Насимуры с привязанным к нему грузом сбросили из багажного отсека через люк. “Боинг” снова набрал заданную высоту и взял курс на Манаус.
Первым, кого Цезарь увидел в холле отеля “Хилтон” в Манаусе, был Мигуэль Цвикк. Вид Цвикка не обещал хороших новостей.
— Ну, что у нас плохого, Мигуэль? — спросил Цезарь, подходя и протягивая руку.
— Не обрадую, патрон. — Цвикк вздохнул, вяло отвечая на рукопожатие.
Узнав, что произошло в Гвадалахаре, Цезарь долго молчал, покусывая пальцы.
— А эта женщина, которая исчезла, кто она такая? — спросил он наконец.
— Понятия не имею, но он теперь сходит с ума…
— Вы оставили его там?
— Там, вместе с его людьми.
— Это может оказаться ловушкой.
— Может… Он не хотел ничего слушать. А я не мог больше ждать. — Цвикк тяжело вздохнул.
— Плохо… Он был мне так нужен…
— Летите к нему в Гвадалахару, патрон. Я расстался с ним вчера, а вы можете увидеться завтра. Вероятно, он еще там.
В Гвадалахаре Стива уже не оказалось. В управлении полиции Суонгу сообщили, что мистер Смит покинул город тотчас после похорон обитателей виллы “Лас Флорес”. Ни одна подпольная террористическая группа не объявила о причастности к взрыву, и, если действительно имело место похищение, похитители выжидали. Следствие велось своим чередом, но, как сказал комиссар, “похвастаться полиции пока нечем”. Все это Суонг передал Цезарю вместе с пачкой местных газет. Газеты подробно писали о взрыве, его последствиях и беспомощности полиции.
— Стив, конечно, начал свое собственное расследование, — предположил Цезарь, — но где теперь его искать?
В международном аэропорту Гватемалы Рунге и его спутника встретили двое — оба высокие, молодые, смуглолицые, с черными усиками, оба в одинаковых белых костюмах, черных очках и широкополых белых шляпах. Рунге окинул встречавших мрачным взглядом и, не говоря ни слова, прошел вперед. Остальные молча последовали за ним. Минуя паспортный контроль, они прошли через служебный выход и сели в черный “крайслер” с дипломатическим номером.
Один из встречавших — он сел за руль — повернулся, к Рунге:
— Девчонка в “Гватемала Палас”, экселенсио. Ехать прямо туда?
— Вы что, не нашли более подходящего места?
— Ее поместили туда вчера. Открылось нечто новое, экселенсио.
— Вы оба идиоты, — процедил сквозь зубы Рунге. — Зачем вам понадобилось взрывать виллу?
— Это не мы… Мы взяли девчонку вечером. Взяли так тихо, что никто не слышал. А взрыв был под утро. Узнав, что взорвана именно эта вилла, мы сразу драпанули оттуда.
— И вы не знаете, чьих это рук дело?
— Понятия не имеем, экселенсио… Мы не рискнули там оставаться. Взрыв поднял на ноги всю полицию. Мы едва успели проскочить гватемальскую границу.
— Что она сказала?
— Девчонка? Почти ничего.
— Я правильно понял? Вы за неделю не сумели разговорить ее. Забыли, как это делается?
— Мы ничего не забыли, экселенсио. Все шло нормально… Но она сказала, что ее зовут Инге Рюйе…
— Ну и что?
— Рюйе, экселенсио. Она — дочь покойного Герберта Люца Рюйе.
— Та–ак… И что она сказала еще?
— Важного ничего… Но у нее оказался… перстень… этот… как у вас.
— Что такое? Что вам померещилось, кретины?
— Не померещилось, экселенсио. Вы сами сможете убедиться. Мы поняли, что это за перстень, когда принялись за ее ногти… После этого пришлось поместить ее в “Гватемала Палас” до вашего приезда.
— Надеюсь, вы не оставили ее там одну?
— Как можно, экселенсио?
— Тогда побыстрей туда.
На бульваре Президентов возле “Гватемала Палас” стояла толпа людей. Рунге заметил несколько полицейских “виллисов”, белую машину с красным крестом. У входа в отель маячил полицейский.
— А ну узнай, что там такое, — приказал Рунге своему молчаливому спутнику.
Тот возвратился через минуту:
— Ничего особенного. Кто‑то выбросился из окна. Видите, открыто — на двенадцатом этаже.
— Карамба! — вырвалось у водителя.
— Она? — быстро спросил Рунге. — Выходите. Нельзя, чтобы ее увезли.
Они вчетвером быстро направились к санитарной машине, в которую уже вкатывали носилки, покрытые белой простыней, Рунге шагал впереди.
— Подождите, — обратился он к врачу, который стоял возле машины. — Эта женщина. Я ее знаю… Не увозите…
— Но она мертвая, сеньор.
— Слушайте, что вам говорят. Мы заберем тело в посольство. Вот, смотрите. — Рунге показал врачу документ.
Подошел полицейский. Глянул на документ Рунге. Почесал за ухом.
— Пусть забирают, — сказал врачу и добавил совсем тихо: — С этими лучше не связываться.
Носилки снова выкатили наружу. Спутники Рунге подхватили их.
— Несите пока в отель, — приказал Рунге. — Оттуда позвоним, чтобы прислали спецмашину.
Толпа, окружившая их, медленно расступалась. Рунге шел последним. Какая‑то нищая индианка потянула его за рукав:
— Сеньор…
— Отвяжись, — отмахнулся он. Она не отпустила.
— Сеньор…
Он резко повернулся, и тогда она ударила его ножом в живот.
Он закричал, согнулся, стал оседать на асфальт. Толпа шарахнулась, оттеснив людей с носилками к входу в отель.
Спасти американца не удалось. Нож оказался отравленным. Старуха индианка в суматохе скрылась.
— Пришло время расставить последние акценты, Цезарь, — многозначительно начал Пэнки. — Ты, вероятно, уже догадался, дорогой мой, что мы создавали ОТРАГ не только для того, чтобы снабжать оружием Преторию и ее друзей…
— Последнее время мы неплохо зарабатываем на этом, — заметил Цезарь.
— Верно… Дела “империи” пошли лучше, несмотря на потрясения, которые пришлось пережить.
— Пошли лучше, благодаря вам, Алоиз.
— Не без этого. — Фиолетовые губы Пэнки искривились подобием улыбки. — Цены на золото и нефть растут… “Империя” снова утвердилась на своих фундаментах. Но не все складывается как надо, Цезарь. Меня беспокоят Шарк и этот черномазый Линстер… Деньги на них уходят — отдачи нет.
— Линстер зависит от результатов работ Шарка.
— А сам сидит сложа руки? Он еще не вооружил корабли.
— Сейчас главное, чтобы они снова могли летать…
— Что толку, пока они безоружны. Нужны боевые корабли, а не “летучие голландцы”. Нет, Линстер с его упрямством мне перестает нравиться.
— Дайте алмазы, Алоиз. Линстер покажет, чего он стоит.
— Алмазы… Закупить столько, сколько ему надо, сейчас невозможно… А Шарк…
— Шарку, конечно, нелегко… Ему мешают…
— Мешают! Но мы его вооружили. У него есть чем отбиться… Он тоже дьявольски упрям… Можно было дать ему не только оружие, но и охрану. Он сам не захотел. Пусть выкручивается…
— В чем у него главная заминка?
Пэнки прикрыл глаза.
— Главная — в алмазах. Ищет на дне свой “алмазный слой” и не может найти.
— Пусть начинает добычу из кимберлитов.
— Не хочет. Считает пустой тратой времени…
— Надо его заставить, Алоиз.
— Заставь своего Линстера вооружить УЛАКи! Шарк так же упрям, как и Линстер. Ничего нет хуже гениев… Мы, однако, ушли в сторону от главного, Цезарь. Главное сейчас — ОТРАГ. Пора переходить к решающей операции…
— Что вы имеете в виду?
— Сейчас объясню…
Пэнки выдвинул ящик стола, достал коричневый пузырек с таблетками, потом запустил руку подальше, пошарил и извлек черную коробочку — кубик, в каких ювелиры хранят кольца. Он начал было открывать черный кубик, но раздумал, отставил его в сторону и принялся вытряхивать из пузырька на ладонь таблетки.
Цезарь поднялся с кресла, подошел к окну кабинета. Внизу в обрамлении многоэтажных зданий лежал зелено–желто–коричневый прямоугольник Центрального парка. На дорожках сквозь поредевшую листву видны были дети, разноцветные детские коляски. Неяркое осеннее солнце превратило в золото стекла домов по восточной стороне Пятой авеню. Вдали над северными кварталами Манхэттена висели тяжелые, сизо–черные тучи.
“Почему мне так чужд этот город? — думал Цезарь. — Я же родился здесь. Эта страна — моя родина, но, попадая сюда, я каждый раз считаю дни до отъезда. Вот и сейчас… Какое облегчение приносит мысль, что завтра улетаю, что впереди Канди, потом Ява, где ждет встреча с доктором Хионгом. Наша работа с ним… Нет, я не выдержал бы, если бы пришлось провести жизнь в этом кабинете, как Алоиз, делая вид, что управляешь отсюда миром…”
— Иди же сюда, Цезарь, — позвал Пэнки, справившись с таблетками.
Он сидел выпрямившись в своем кресле президента–исполнителя главного банка “империи” — высокий, худой, торжественный, положив высохшую руку на черную коробочку–кубик.
“Что он еще придумал? — размышлял Цезарь, подходя к столу и присаживаясь в кресло напротив. — У него такой вид, словно намеревается осчастливить меня”.
— Я рад, Цезарь, что ты увлекся делами наших полигонов, отдаешь им столько времени, энергии. Именно это позволило мне сосредоточиться на других задачах… Недавно тут был с визитом Вайст. Он с большой похвалой отзывался о новом руководителе Антропологического центра, которого ты прислал… Как его?