В документах штрафного формирования встречается сводка от 28 августа 1943 г. (передана в 11.35). Возможно, именно в ней говорится о готовящемся побеге украинских добровольцев во главе с Мельниченко. Дирлевангер, как показывает сообщение, узнал о побеге слишком поздно, но все равно решил поставить об этом в известность командира 57-го батальона, вместе с которым проводилась совместная операция. В сводке сказано: «20 добровольных помощников собираются дезертировать. В 5 км севернее Логойска замечены крупные бандитские группы. Вероятно, они двигаются на север. Всем носить немецкую форму единого образца. Повышенная боевая готовность»[777].
В целом, рассматривая вопрос с добровольцами, доля которых в батальоне в 1943 г. была достаточно большой, нужно сказать, что с ними то и дело возникали проблемы. Еще в феврале, когда частью командовал Франц Магиль, произошел неприятный инцидент. В батальон для пополнения прибыли литовцы. Прибалты не смогли наладить товарищеские отношения с белорусами, русскими и украинцами, которые, выйдя из-под контроля, расстреляли новобранцев. Магиль отправил в Главное управление СС телеграмму с просьбой не присылать литовцев в батальон, так как русские продолжали их убивать[778].
До определенного момента и сам Дирлевангер не хотел видеть прибалтийцев в составе своего формирования. В марте 1943 г. в батальон попытались включить одного латышского сапера. Дирлевангер, рассматривавший его личное дело, отказался принять латыша, объясняя свое решение тем, что у него в части никто из иностранцев не был осужден. Вероятнее всего, весной 1943 г. командир штрафников еще придерживался «старых принципов», желая, чтобы в рядах его батальона служили только бывшие браконьеры и бывшие пленные красноармейцы[779].
Отношение Дирлевангера к иностранным добровольцам не особо отличалось от того, как он относился к немецким уголовникам и осужденным солдатам вермахта и войск СС. Если кто-нибудь из них нарушал дисциплину, то в ход шли самые суровые меры. Бывало и так, что «иностранцев» отправляли в концлагерь. Известно, например, сообщение из Главного административно-хозяйственного управления СС от 23 октября 1943 г., в котором говорилось, что концлагерь Маутхаузен принял четырех добровольцев: Казимира Амишковича, Ивана Молоковского, Василия Попцова и Николая Старикова. Чиновник, занимавшийся этим вопросом, просил, чтобы Дирлевангер выслал отчет, по каким причинам указанные лица были арестованы и отправлены в концлагерь[780].
Боевая деятельность батальона Дирлевангера постоянно находилась на контроле у Бергера, который докладывал Гиммлеру, как воюет штрафная часть. Рейхсфюрер СС особенно был доволен тем, как штрафники проявили себя во время операции «Коттбус». Бергер, пользуясь возможностью, предложил развернуть батальон в полк, проведя повторный отбор уголовников летом 1943 г. Гиммлер согласился с этим предложением. И 10 августа 1943 г. Главное оперативное управление СС выпустило приказ, отметив, что следует включить в состав части «осужденных концлагерей» и довести ее численность до полка[781].
По представлению Бергера, в сентябре 1943 г. часть Дирлевангера, подразделениям которой были присвоены новые номера полевой почты, уже должна была выглядеть так:
— штаб полка (№ 00512) и штабная рота;
— штаб (№ 03824 А), I батальон: 1-я — 4-я роты (№ 03824 В-Е);
— штаб (№ 01499 А), II батальон: 5-я — 8-я роты (№ 01499 В-Е);
— штаб (№ 02678 А), III батальон: 9-я — 12-я рога (№ 02678 В-Е);
— запасная рота[782].
Но планы по формированию полка пришлось отложить. Транспорт с заключенными, отобранными из концлагерей, так и не прибыл в Белоруссию. Возможно, «их даже казнили», предполагает Клауш, но по какой причине, не уточняет[783].
И, во-вторых, летом 1943 г. батальон, постоянно участвовавший в боевых операциях, понес потери. По сравнению с июнем, когда в части числилось 760 человек, в начале сентября 1943 г., сообщал Дирлевангер в Главное оперативное управление СС (от 11 сентября 1943 г.), боевой состав батальона состоял из 411 немецких военнослужащих (8 офицеров, 43 унтер-офицера и 360 рядовых)[784].
Френч МакЛин приводит другие цифры. Ссылаясь на ведомость сил и средств, находившихся в распоряжении фон дем Баха (от 31 августа 1943 г.), историк полагает, что в части было 550 немцев[785]. Но на самом деле в документе показан боевой состав батальона на 20 июля 1943 г. Кроме того, с 13 июля по 10 августа штрафники принимали участие в операции «Герман» и понесли потери. Таким образом, ведомость не отражает реальной картины с боевым составом на начало сентября 1943 г.[786].
29 сентября 1943 г. в части числился 391 немец и 309 иностранных добровольцев. К этому надо прибавить отпускников — 25 немцев и 8 иностранцев, а также 62 немцев и 15 добровольцев, проходивших лечение в госпиталях[787]. Возвращение этих людей в часть, вероятно, произошло в октябре 1943 г.
Серьезные изменения в численности части произошли в последние два месяца 1943 г., когда «дирлевангеровцы» были переброшены на фронт. Потери в батальоне были большими. Согласно уже упомянутому донесению Курта Вайссе (от 4 декабря 1943 г.), с 8 ноября до 2 декабря 1943 г. в боях с Красной армией часть потеряла 41 человека (только немцы)[788].
По подсчетам Г.-П. Клауша, 75 % погибших были «асоциальными элементами» и «профессиональными преступниками». Историк считает, что во время боев значительные потери отмечались именно среди бывших заключенных концлагерей, прибывших в июле 1943 г., в то время как среди браконьеров, являвшихся «самой ценной основой» части, убитых было мало. В воспоминаниях анонима встречается фраза, что только одна рота батальона (видимо, 1-я, «браконьерская») осталась в Логойске для несения караульной службы в замке и в самом населенном пункте[789].
Вероятно, уголовников первыми бросали в контратаки, ими же закрывали бреши в обороне. Но еще тяжелее, скорее всего, приходилось личному составу «иностранных» подразделений. В документах части практически нет информации о том, как воевали бывшие русские роты. Их могли использовать в боевых действиях даже еще интенсивнее, чем немецких уголовников. При этом потери, понесенные коллаборационистами, вероятно, не фиксировались. На эту мысль наводит не только отсутствие данных об убитых, раненых, пропавших без вести в 4-й и 5-й ротах, но и включение в декабре 1943 г. в состав батальона — в качестве усиления — латышской роты СС под командованием ваффен-унтерштурфюрера Лициса[790]. Остатки русских подразделений, вероятно, распределяли между 2-й и 3-й ротами, после чего перед ними вновь ставились боевые задачи.
Ситуация с потерями батальона выглядит чрезвычайно запутанной. Выяснить, сколько человек потеряла часть до конца 1943 г., очень непросто. Чтобы разобраться в этом вопросе, авторы настоящего исследования отталкивались от численности батальона, которая была зафиксирована 29 сентября 1943 г. На тот момент в части был 391 немец и 309 иностранцев (700 человек). При этом 25 немцев и 8 иностранцев (33 человека) находились в отпуске, и еще 62 немца и 15 иностранцев проходили курс лечения в военных госпиталях[791]. Вероятно, в середине октября 1943 г. численность батальона была около 730 человек. Эти данные в целом соотносятся с информацией в партизанских источниках, из которых видно, что в операции 11 октября принимало участие около 700 штрафников[792].
В октябре — ноябре 1943 г., по подсчетам МакЛина, часть потеряла убитыми, ранеными и госпитализированными с серьезными заболеваниями 191 человека. При этом в часть прибыло всего пять штрафников[793]. Если от 630 (без учета 1-й роты, оставшейся в Логойске, — около 100 человек),) отнять 191 и прибавить 5, то получится, что в начале декабря батальон состоял приблизительно из 440 человек.
В конце декабря, сообщает МакЛин, в части числилось 367 человек, из них — 201 немец и 166 латышей[794]. Учитывая, что латышские эсэсовцы прибыли во второй половине декабря, то за последний месяц 1943 г. часть потеряла еще примерно 243 человека. В общей сложности почти за два месяца непрерывных боевых действий потери особого батальона составили около 434 человек. Исходя из этого, отчасти становится понятно, почему из документов штрафного формирования исчезли упоминания об «иностранных» подразделениях. Две русских роты, по-видимому, были уничтожены во время боев под Дретунью. Среди коллаборационистов выжили немногие. Несколько меньше, возможно, было убито солдат и офицеров во 2-й и 3-й ротах, но и там были большие потери.
Кроме того, под «немцами» в конце 1943 г., вероятно, следует понимать не только осужденных членов СС и вермахта, уголовников и браконьеров, но также иностранцев, переведенных в немецкие роты. Можно предположить, что в батальоне вместо пяти вновь стало три роты, только на этот раз две немецких (смешанного состава) и одна латышская.
По утверждению Клитмана, 31 декабря 1943 г. в штрафной части числилось 259 немцев (6 офицеров, 44 унтер-офицера и 209 рядовых)