Уважаемые присяжные заседатели, обвинение не может установить, когда и почему произошла эта перемена. Однако оно просит подумать над тем, каким образом это могло отразиться на обвиняемом. Вы узнаете, что субботним утром, четвертого января, покойный получил от мисс Хьюм еще одно письмо. В нем говорилось, что обвиняемый в тот же день должен появиться в Лондоне. Мистер Хьюм не откладывая связался с обвиняемым, а именно: в половине второго позвонил ему на квартиру, расположенную на Дьюк-стрит. Слова, сказанные им по телефону, случайно были услышаны двумя свидетелями. Вы узнаете, в каких выражениях и в каком резком тоне он говорил с обвиняемым. Вы узнаете, что, бросив трубку на рычаг телефона, мистер Хьюм громко произнес: «Мой дорогой Ансвелл, я разделаюсь с вами, будьте вы прокляты!»
Сэр Уолтер Шторм замолчал.
Он говорил беспристрастно, поминутно сверяясь с бумагами. Теперь, когда он выдерживал паузу, взгляды многих людей невольно обратились к Джеймсу Ансвеллу, который безучастно сидел в своем закутке в окружении охраны.
– Во время того разговора мистер Хьюм попросил обвиняемого приехать на Гросвенор-стрит в шесть часов вечера. Затем, как вы узнаете, он сообщил дворецкому, что ожидает посетителя, который (вот его точные слова) «может доставить нам некоторые неприятности, так как ему нельзя доверять».
Примерно в пять пятнадцать вечера покойный удалился в свой кабинет в задней части дома. Занимаясь банковским делом на протяжении многих лет, он устроил в своем доме нечто вроде конторы, подходящей для работы. Вы узнаете, что существует три входа в этот кабинет: дверь и два окна. Тяжелая, плотно пригнанная дверь закрывается изнутри на засов, а снаружи на американский замок. В ней даже нет замочной скважины. Оба окна закрываются железными складными ставнями, которые, как вы узнаете, были специально задуманы для защиты от взлома. Именно в этой комнате покойный привык хранить важные документы и письма, которые приходилось забирать из банка. Однако в последние несколько лет кабинет не использовался в качестве сейфа, поэтому покойный не считал нужным запирать дверь и окна.
Он держал в этой комнате свои трофеи. Уважаемые присяжные заседатели, у мистера Хьюма было хобби – он увлекался стрельбой из лука. Состоял в Королевском обществе лучников и в Обществе кентских лесничих, существующих ради поддержки и развития этого благородного, освященного веками спорта. На стене его кабинета висело несколько сувениров с ежегодных состязаний: три стрелы, с указанными на них датами: «тысяча девятьсот двадцать восемь», «тысяча девятьсот тридцать два», «тысяча девятьсот тридцать четыре» (в эти годы покойный завоевал трофеи), – и бронзовая медаль, также полученная от Кентских лесничих в тысяча девятьсот тридцать четвертом году за рекордное количество очков, или точных попаданий в цель.
В тот вечер, четвертого января, мистер Хьюм зашел в свой кабинет примерно в пять пятнадцать. А теперь прошу вашего внимания! Он вызвал к себе Дайера, дворецкого, и попросил того закрыть и запереть ставни на окнах. Дайер переспросил: «Ставни?» – выражая этим удивление, так как покойный не закрывал их с тех пор, как перестал использовать комнату в качестве конторы. Покойный ответил: «Делай, что я говорю. Думаешь, мне хочется, чтобы Флеминг видел, как этот дурак будет себя вести?»
Вы узнаете, что мистер Рэндольф Флеминг, сосед мистера Хьюма, разделяющий его увлечение стрельбой из лука, живет в доме по другую сторону узкой бетонной дорожки, на которую выходят окна комнаты. Дайер исполнил приказ и надежно запер ставни на щеколды. Стоит упомянуть о том, что два подъемных окна также были закрыты изнутри. Осмотрев комнату и убедившись, что все в порядке, Дайер заглянул в буфет, где обнаружил хрустальный графин, полный виски, сифон с содовой и четыре чистых стакана. Затем он покинул комнату.
В шесть часов десять минут прибыл обвиняемый. Вы услышите свидетельские показания, которые позволят вам решить, пребывал ли мистер Ансвелл в ужасном волнении или нет. Он отказался снять пальто и потребовал, чтобы его немедленно проводили к мистеру Хьюму. Дайер отвел его в кабинет и вышел, закрыв за собой дверь.
Примерно в шесть двенадцать Дайер, который остался стоять в узком коридоре за дверью, услышал, как обвиняемый сказал: «Я пришел сюда не для того, чтобы совершить убийство, разве что это будет абсолютно необходимо». Несколько минут спустя раздался крик мистера Хьюма: «Молодой человек, что с вами? Вы сошли с ума?» Затем послышались звуки, о которых вам расскажут позже.
Генеральный прокурор снова сделал паузу, на этот раз весьма небольшую. Сэр Уолтер Шторм входил во вкус, хотя голос его по-прежнему оставался беспристрастным, и он произносил слова все с той же тщательной артикуляцией. Единственным жестом, что он себе позволял, было движение указательного пальца, который он медленно направлял на присяжных, когда читал с листа. Шторм был высокого роста, и полы его мантии слегка колыхались в такт его речи.
– В этот момент Дайер постучал в дверь и спросил, все ли в порядке. Его хозяин ответил: «Да, все хорошо, уходи», что тот и сделал.
В шесть тридцать мисс Амелия Джордан спустилась со второго этажа и, прежде чем выйти из дома, решила заглянуть в кабинет. Она хотела постучать, но услышала, как обвиняемый воскликнул: «Поднимайтесь! Поднимайтесь, черт возьми!» Мисс Джордан попробовала открыть дверь, но та была заперта на засов. Тогда она побежала по коридору и вскоре наткнулась на Дайера. «Они там дерутся! Убивают друг друга! Останови их!» – крикнула она. Дайер ответил, что, пожалуй, будет лучше вызвать полицию. «Раз ты такой трус, – сказала мисс Джордан, – беги позови мистера Флеминга». На это Дайер возразил, что неразумно оставлять мисс одну в доме, будет лучше, если она сама сходит за мистером Флемингом.
Она пошла и встретила соседа, выходящего из своего дома. Вернувшись, они нашли Дайера на пороге кухни с кочергой наперевес, и все трое направились к двери в кабинет. Дайер постучал; спустя минуту они услышали тихий скрип, в котором верно распознали звук отодвигаемого засова. Я говорю «верно», господа присяжные заседатели, ибо засов действительно двигали. Этот засов очень тугой, и требуется определенное усилие, чтобы его отодвинуть, сам обвиняемый неоднократно об этом упоминал.
Обвиняемый приоткрыл дверь на несколько дюймов, разглядел стоящих в коридоре и распахнул ее до конца со словами: «Ну что ж, пожалуй, вы можете войти».
Оставляю на ваше усмотрение, стоит ли расценивать это высказывание как весьма легкомысленное, учитывая обстоятельства, которые были таковы: мистер Хьюм лежал на полу между окном и столом (в какой именно позе, вы узнаете позже), пронзенный стрелой, торчавшей из его груди. Вы узнаете, что это была одна из трех стрел, висевших на стене кабинета, – именно там ее видели в последний раз, когда покойный был жив.
Относительно этой стрелы мы предоставим медицинское свидетельство, согласно которому она вошла в тело с такой силой и в таком месте, что попала точно в сердце и стала причиной мгновенной смерти.
Вы узнаете со слов привлеченного эксперта, что стрела никак не могла быть выпущена из лука, но использовалась как колющее оружие наподобие ножа.
Вы узнаете от сотрудников полиции, что стрела (которая много лет висела на стене) была покрыта пылью, кроме одного места, где остались весьма разборчивые отпечатки пальцев.
Наконец, вы узнаете, что отпечатки принадлежали обвиняемому.
Что же произошло, когда он открыл дверь мисс Джордан, мистеру Флемингу и дворецкому? Вскоре все трое установили, что обвиняемый находился в комнате наедине с трупом. Мистер Флеминг спросил: «Кто это сделал?» – на что обвиняемый ответил: «Полагаю, вы скажете, что это сделал я». Мистер Флеминг сказал: «Выходит, его убили вы; надо вызвать полицию». Тем не менее они продолжили изучать комнату и нашли, что окна и железные ставни были закрыты изнутри. Далее мы покажем, что обвиняемый был обнаружен наедине с убитым в закрытом помещении, где не нашлось буквально ни малейшей щели или трещины, через которые мог бы выйти или войти другой человек. Пока мистер Флеминг обыскивал комнату, обвиняемый сидел в кресле и с совершенно невозмутимым видом (вам подтвердят это свидетели) курил сигарету.
Раздался чей-то громкий кашель, который несколько разрядил напряженную обстановку; люди зашевелились. Не могу точно сказать, с какими чувствами присутствующие слушали речь генерального прокурора, однако в такие моменты всегда возникает определенная атмосфера… Тогда в зале суда она была зловещей. Позади нас, на местах, отведенных для сотрудников Городской земельной корпорации, сидели две дамы. Одна симпатичная, одетая в леопардовый жакет, вторая – невзрачная дурнушка с густым слоем косметики на породистом лице. Следует отдать им должное: они не ерзали на стульях, не смеялись и не болтали в полный голос. Их злорадный шепот слышали лишь мы одни.
– Представляешь, я видела его один раз на вечеринке, – говорила леопардовая дама. – Все это ужасно возбуждает… Только представь – через три недели его повесят…
– Тебя это правда забавляет, дорогая? – отвечала плосколицая. – Лично я считаю, что в зале суда могли бы поставить стулья поудобнее.
Сэр Уолтер Шторм положил ладони на стол и пристально рассматривал присяжных:
– Итак, господа присяжные заседатели, что скажет обо всем этом сам обвиняемый? О том, как очутился в комнате наедине с убитым. Как объяснит отпечатки пальцев на оружии? И зачем ему было приносить с собой в дом заряженный пистолет (об этом факте вы узнаете позже)? Дальше вы услышите, что говорил обвиняемый в тот вечер, обращаясь к мистеру Флемингу, Дайеру и доктору Спенсеру Хьюму, который появился вскоре после того, как было обнаружено тело.
Слова обвиняемого уже включены в протокол, составленный детективом-инспектором Моттремом на основании допроса в ноль часов пятнадцать минут пятого января. Инспектор Моттрем и сержант Рэй отвели подсудимого на Довер-стрит, где он добровольно сделал заявление, которое я намерен вам зачитать.