– Я никогда не сомневался в вердикте, – объявил Г. М.
– Вот как? – ответила Эвелин. – Вы забыли, как себя вели? Когда вердикт был озвучен и заседание закончилось, кто-то подошел к вам с поздравлениями и случайно сбил на пол книгу со стола. Вы разразились проклятьями и бранью на целых две минуты, не меньше…
– Что ж, приятно сбросить с плеч такого рода дело, – проворчал Г. М. – Остался еще порох в пороховницах… Однако, если позволите мне еще одну метафору, мы всегда волнуемся на скачках, даже поставив на фаворита. Понимаете, я должен был добраться до конца заседания, чтобы произнести заключительную речь, в которой спрятал несколько прозрачных намеков для настоящего убийцы, надеясь, что они благотворно на него подействуют…
– Амелия Джордан! – произнес я, и мы погрузились в молчание. Г. М. задумчиво разглядывал кончик своей сигары, затем сделал большой глоток пунша. – Значит, вы с самого начала знали, что это она?
– Ну конечно, сынок, и при необходимости мог легко это доказать. Но мне нужно было вытащить клиента со скамьи подсудимых. Я не мог объявить о ее виновности в суде. Впрочем, изучив мою таблицу, каждый поймет, что лишь один человек мог совершить это убийство.
– Вот как?
– Я вам все расскажу, – сказал он, ерзая в кресле, – просто потому, что чертовски приятно говорить, не подчиняясь никаким правилам.
Значит так, я не буду повторять всю историю, она вам хорошо известна – до того момента, когда Джим Ансвелл выпил отравленный виски и свалился на пол в кабинете Хьюма. Вы знаете все, кроме признаков (вполне очевидных), по которым можно было определить убийцу. С самого начала я раскрыл заговор, который был задуман с целью отправить капитана Реджинальда в психушку. Однако вопрос о том, как было совершенно убийство, раз Ансвелл невиновен, сводил меня с ума, пока Мэри Хьюм не обронила, что ее дружок, находясь в тюрьме, больше всего ненавидел там окно Иуды. И тут меня осенила мысль, что на самом деле окно Иуды имеется в каждой двери. Я не находил себе места, обдумывая эту идею, прикидывая что да как. Потом сел и набросал временную таблицу; тогда наконец события стали проясняться.
Я всегда полагал (и полагаю до сих пор), что ловушку Реджинальду Ансвеллу придумали двое: Эйвори и Спенсер. Однако было вполне очевидно, что об их плане прознал кто-то еще и настоял на том, чтобы принять в нем участие.
Почему? Подумайте сами: если окно Иуды было использовано для убийства, значит убийца действовал заодно с Эйвори Хьюмом, ведь он должен был понимать, что происходит в кабинете. Наверняка именно убийца вынес оттуда лишний графин, чтобы его не нашла полиция (я поставил вопрос о графине в таблице). Это указывает на то, что преступник был третьим участником заговора, – сначала он работал сообща с Эйвори Хьюмом, а потом ловко использовал обстоятельства, чтобы его убить.
Кто же это мог быть? Конечно, в первую очередь мы должны обратить свои взоры на дядюшку Спенсера, поскольку он являлся несомненным сообщником Эйвори Хьюма. Однако совершить убийство ему было невозможно, по крайней мере своими руками, о чем говорит его прекрасное алиби, подтвержденное половиной больничного персонала.
Кто же остается? Просто удивительно, как знание еще об одном участнике заговора сужает число подозреваемых. У Эйвори Хьюма было мало друзей, среди них ни одного, которому он мог бы доверять, – только семья. Семья стояла для него на первом месте. И поделиться своим планом, пусть даже вынужденно, он мог лишь с очень близким человеком.
Не забывайте, что в то время я лишь сидел и размышлял, – у меня не было ничего, кроме одной идеи. «Некто очень близкий», – повторял я себе. Конечно, теоретически кто угодно мог проскользнуть в дом и совершить убийство (например, Флеминг), однако это было весьма сомнительно. Флеминга нельзя считать близким другом Хьюма – чтобы это понять, достаточно было выяснить, в какой манере они общались. В любом случае постороннему пришлось бы незаметно проскочить мимо целой артиллерии внимательных глаз; я, разумеется, говорю о Дайере и Амелии Джордан, каждый из них в то или иное время находился в доме. Однако, держа в уме, что такой вариант был возможен, давайте вернемся к нашей прежней теории и посмотрим, куда она нас приведет.
А приведет она к убеждению, что третьим участником заговора могли быть либо Амелия Джордан, либо Дайер. Все настолько просто, что требуется время, чтобы это осознать. Дайер совершенно точно не являлся частью плана. И дело тут даже не в том, что болезненно респектабельный Дайер был последним человеком, которому болезненно респектабельный мистер Хьюм разрешил бы заглянуть в свой шкаф с фамильными скелетами. Он мог позволить дворецкому сыграть роль свидетеля, но не роль помощника. Из таблицы также понятно, что Дайер не мог совершить убийство, и вот почему.
К тому времени я уже пришел к выводу, по известным вам причинам, что Хьюм был убит стрелой из арбалета. Кому-то пришлось дожидаться, пока на Джима Ансвелла не подействует наркотик. Затем этот кто-то вошел в кабинет, помог влить мятный настой в горло жертвы и унес графин с сифоном (при этом под каким-то предлогом захватив с собой из комнаты стрелу). Далее Хьюм должен был запереть дверь на засов (как его убедили сделать это, пока стрела находилась за пределами комнаты, я тогда не знал). Затем этот кто-то запустил механизм окна Иуды, убил Хьюма, вернул все на место, избавился от арбалета и графина и навел в кабинете необходимый порядок. Вы следите за ходом моей мысли?
Дайер впустил Джима Ансвелла в шесть десять (это было установлено). Прошло по меньшей мере три минуты, прежде чем Ансвелл выпил отравленный виски в кабинете, и еще дольше, прежде чем наркотик начал действовать (установлено самим Ансвеллом). Дайер вышел из дома в шесть пятнадцать (установлено мной; в правой колонке таблицы, куда заносились исключительно бесспорные факты, я записал, что он пришел в гараж в шесть восемнадцать; в суде он и сам правильно сказал, что прогулка пешком до гаража занимает три-четыре минуты). Можно ли предположить, что за полторы минуты Дайер успел бы провернуть все манипуляции, необходимые для убийства Эйвори Хьюма? Разумеется, нет. Временной фактор снимает с Дайера вину.
Итак, я остался лицом к лицу с очевидным фактом: Амелия Джордан была единственным человеком, который находился в доме вместе с Хьюмом и лежащим без сознания Джимом Ансвеллом целых семнадцать минут, пока Дайер не вернулся с машиной в шесть тридцать две.
О-го-го. Подумайте минутку об этой женщине, насколько она отвечает нашим требованиям для вакансии участника заговора. Она жила с Хьюмом четырнадцать лет; четырнадцать лет, дети мои, – этого вполне достаточно, чтобы стать частью семьи. Она была, или казалась со стороны, фанатично преданной своему Эйвори (когда она приходит в возбуждение – как, например, было на судебном заседании, – то начинает звать своего бывшего босса по имени; один лишь брат покойного так его называл). Ее положение в доме позволяло ей знать обо всем, что там происходит. Если Эйвори был вынужден поделиться с кем-то своим замыслом, самым лучшим кандидатом стала бы практичная, расторопная, трудолюбивая женщина, которая за многие годы успела войти в узкий семейный круг.
Все это лишь теории, поэтому давайте посмотрим, чем она занималась в те загадочные семнадцать минут между четвертью седьмого и шестью тридцатью двумя. В шесть тридцать (по ее же словам) Амелия Джордан спустилась в холл, закончив паковать багаж. Мы будем следовать ее показаниям в суде, так как они полностью совпадают с тем, что она сказала полиции в самом начале следствия (я тогда тщательно изучил ее показания, как и все прочие). Она сказала, что собрала небольшой саквояж для себя и большой чемодан для дяди Спенсера, а потом спустилась на первый этаж.
Сюда любопытным образом встает фрагмент из показаний Дайера, который возвращается из гаража и находит мисс Джордан у двери кабинета – у двери кабинета, обратите внимание. Она бежит ему навстречу, изображая панику, кричит, что мужчины в кабинете убивают друг друга, и просит дворецкого сходить за Флемингом. Затем Дайер сказал, что мисс Джордан «споткнулась о чемодан доктора Спенсера Хьюма и упала на пол».
В этот момент я подумал: а что чемодан делает в коридоре? Главная лестница – вы ее видели, Кен, – находится против входных дверей. Выходит, Амелия Джордан спустилась по ней и, собираясь пойти попрощаться с Эйвори, вошла в коридор с чемоданом в руках? Разве не странно? Насколько я знаю, люди первым делом бросают чемоданы у лестницы, а не таскают их с собой по всему дому, пока со всеми не попрощаются.
Тут я ощутил странное покалывание в области затылка; меня стали посещать разные видения. В таблице я нарисовал знак вопроса напротив действий Амелии Джордан. Что мне тогда было известно об убийстве? В отличие от полиции, я был уверен в следующем:
а) Хьюма убили стрелой через окно Иуды из арбалета, который затем бесследно пропал;
б) Амелия была единственным человеком, кто находился в доме в течение семнадцати минут;
в) Амелию нашли в необъяснимой компании с огромным чемоданом, о котором больше никто с тех пор не слышал.
Затем меня еще больше озадачил следующий факт:
г) в тот же вечер из дома исчез спортивный костюм дядюшки Спенсера.
Вот это да! Нам даже известно точное время, когда обнаружили пропажу. Рэндольф Флеминг, как только узнал про убийство, сразу загорелся желанием снять с подозреваемого отпечатки пальцев. Дайер вспоминает, что в кармане костюма Спенсера наверху лежит штемпельная подушечка. Он быстро взлетает по лестнице – и видит, что костюма нет. Ничего не понимая, Дайер в замешательстве возвращается в кабинет. Куда подевался костюм? Разумеется, в тот вечер все находились в расстройстве чувств из-за убийства, иначе где бы, по-вашему, они бросились искать костюм в первую очередь?
– Я знаю, – сказала Эвелин. – Они бы решили, что костюм упакован в чемодане.
– Ну конечно, – согласился Г. М., с сердитым видом выдыхая дым. – Некая женщина только что закончила паковать чемодан по просьбе хозяина этого костюма. Дядюшка собирался провести выходные за городом. Что, р