Несмотря на все усилия Седины быть в центре внимания, я наблюдала именно за мальчиком, доставая и развертывая портновский метр. Впервые за все это время он поднял большие темные глаза от страницы, которую читал, и пристально посмотрел на меня. На лице его отразился необычный интерес.
— Кто-то из вашей семьи умер, — промолвил он. Это был не вопрос, а утверждение.
Я поняла, что он увидел мое черное платье, и ответила ему как можно спокойнее:
— Ты очень наблюдателен. Действительно, я ношу траур.
— Не делай неуместных замечаний, Джереми, — ворчливо заметила мисс Гарт. — Ты злой мальчик, потому что берешь вещи, принадлежащие твоей сестре. Слушайся меня и отдай то, что ты у нее взял, или мне придется тебя наказать.
Долгий, злой взгляд, которым он одарил ее перед тем, как снова обратиться к книге, не оставлял никаких сомнений. Ее слова, как эхо, отозвались в моей голове. «Злой мальчик», — подумала я, и что-то стало оживать в моей памяти и показалось мне знакомым. Я снова обратилась к Селине, поворачивая ее, измеряя и записывая цифры.
— Скажите, какое это будет платье? — умоляла меня Селина. — Действительно из зеленого китайского шелка?
Было трудно устоять перед ее просьбами, и я улыбнулась ей.
— Я ничего не могу тебе сказать, пока не поговорю с твоей матерью. Вот тогда я все расскажу тебе, и мы сможем подумать над ним вместе с тобой.
Она принялась хлопать в ладоши, но тут же остановилась, потому что один ее кулачок был зажат. У меня вдруг мелькнуло подозрение. Я взяла ее тонкую руку пальцами и повернула ладошкой кверху. Девочка не сопротивлялась, а только засмеялась, когда я подняла ее пальчики и обнаружила точеную брошь в виде маленькой красной клубнички. Я подняла ее, чтобы мальчик смог увидеть.
— Твоя сестренка, я думаю, просто дразнила тебя. Видишь, вот то, что она потеряла, как она думала. Во всяком случае, он этого не брал.
— Ну, конечно, не брал, — презрительно произнес мальчик и продолжил читать книгу.
Мисс Гарт раздраженно посмотрела на него и перевела смягчившийся взгляд на свою любимицу.
— Ты не должна так дразнить нас, милая, — сказала она и подошла поближе, чтобы окинуть мои измерения критическим взглядом. От нее исходил сильный запах фиалковых духов, и в этой душной комнате он показался мне несколько угнетающим.
Все увиденное здесь усиливало во мне чувство, что я не смогу выполнить то, о чем просил меня мистер Рейд. Как бы ни нуждался мальчик в помощи, он не потерпит никакого надзора, а мисс Гарт, конечно, не позволит никакого вмешательства. Я твердо решила, что сделаю платье для Селины и на этом мои обязанности закончатся.
— Кто же это умер в вашей семье? — спросил мальчик, снова устремив на меня свой недоверчивый, вопрошающий взгляд.
Я не попыталась уйти от ответа, а объяснила ему прежде, чем смогла вмешаться гувернантка:
— Моя мама и брат погибли в результате несчастного случая несколько месяцев назад. Лошадь понесла, и они оказались под ее копытами.
Темные глаза ребенка застыли, черные зрачки расширились почти до размеров радужной оболочки. Я почувствовала, как он хочет понять весь ужас случившегося, и это встревожило меня. И пока он не успел спросить о подробностях, я поспешила переменить тему:
— Твое лицо мне кажется знакомым, Джереми. Может быть, я видела тебя, когда ты играл, а я проходила по площади Вашингтона? Его темные глаза сверкнули, и в них отразилось беспокойство.
— Я никогда не играю на площади, — сказал он. — Но года два назад мой портрет — рисунок — напечатали во всех газетах. Там вы меня и видели.
— Достаточно, Джереми, — резко приказала мисс Гарт. — Если вы закончили, мисс Кинкейд, вам лучше уйти. Мальчику нельзя так волноваться. Прежде всего, я никак не могу понять, почему вас привели именно в эту комнату. Селина могла бы прийти к вам в класс.
Я молча собрала свои вещи. Мне нечего было сказать этой женщине, но мое сердце потянулось к этому замкнутому, болезненно впечатлительному мальчику. Его заболевание действительно очень сильно отличалось от заболевания Ричарда, и я знала, что у меня нет необходимой подготовки, чтобы справиться с таким ответственным поручением. Несмотря на сочувствие к этому ребенку, я не смогу принять предложение.
Но как только я вышла в мрачный холл, закрыв за собой дверь в комнату с жаркой, напряженной атмосферой, у меня наряду с ощущением свободы возникло ощущение, что я покидаю в беде кого-то, кто отчаянно нуждается в помощи. Если не я помогу этому мальчику, то кто же?
У лестницы, что вела вниз, на второй этаж, где мистер Рейд в библиотеке ожидал моего решения, я постояла в нерешительности, раздираемая сомнениями и неспособностью прийти к какому-либо решению. В голове снова промелькнули слова, которые произнесла мисс Гарт: «злой мальчик», — слова, которые никто не имеет права сказать ребенку, каков бы ни был поступок, который вызвал раздражение. И вдруг я вспомнила. Джереми был прав. Именно в газетах, на страницах, заполненных сенсациями, я впервые увидела его лицо. Я даже вспомнила имя и лицо его отца. Дуайт Рейд, младший брат, сделал быструю и блестящую карьеру окружного прокурора в Нью-Йорке, карьеру, которая закончилась трагическим случаем из-за оружия, попавшего в руки этого самого мальчика. И все же, вспомнив, я почувствовала острую жалость к ребенку, которому предстоит пронести ужасное чувство вины через всю жизнь.
Снова во мне поднялось негодование против мисс Гарт за то, что она так назвала его. Она сможет оказать мне сильное противодействие, а мне совсем не хотелось начинать жизнь, полную смятения и эмоциональных конфликтов. Джереми Рейд и не подозревал, что он невольно послал мне мольбу о помощи. И конечно, если бы я предложила ему даже малейшую помощь открыто, он, без сомнения, отверг бы ее. И все же… у меня не было выбора. У меня не было выбора с того самого момента, как мой взгляд впервые коснулся ангельского лица этого ребенка, мрачного и потерянного.
Я решительно отбросила все сомнения и возражения и спустилась по лестнице, следуя велению сердца, в библиотеку, где мистер Рейд по-прежнему сидел за письменным столом, будто ни разу не пошевелился с того самого времени, как я его покинула.
Когда я вошла, он поднялся и стоял молча, ожидая, пока я подойду.
— Не знаю, могу ли я здесь что-нибудь сделать, — сказала я ему, — но вижу, что помочь надо. Я постараюсь приложить все силы — в течение определенного времени, конечно. Я откажусь, если увижу, что потерпела неудачу.
Он вышел из-за стола и протянул мне руку. Его улыбка не коснулась глаз.
— Спасибо, мисс Кинкейд. Все ваши поступки говорят о незаурядной смелости. И больше всего этот.
Я несколько, смутилась, осознав, что, скорее всего, была под пристальным наблюдением: обо мне расспрашивали, а некоторые события моей жизни детально рассматривали.
Я вложила свою руку в предложенную им, и его пальцы сомкнулись. Мгновение мне казалось, что с этим рукопожатием мне передалась частица той страстной силы, которая жила в нем, и это меня испугало. Я слишком поспешно выдернула руку и поняла, что он это заметил.
— Должна вам признаться, — промолвила я, — я вспомнила, что писали газеты, хотя не уверена, что все в них было правдой. Думаю, это чистая случайность, что ваш племянник выстрелил и убил своего отца два года тому назад, когда мальчику было семь.
Казалось, Брэндан Рейд на мгновение застыл.
— Очень мало из того, что было напечатано в то несчастливое время, было правдой, — заверил он меня с горечью в голосе.
Я не стала расспрашивать. Как бы то ни было, мне все равно предстоит столкнуться с этим. Надо было только узнать все о Джереми Рейде. Если его дядя воображал, что я оценю естественное желание умолчать о прошлом, то он глубоко ошибался. Я просто считала момент неподходящим для того, чтобы вытянуть из него необходимую мне информацию. У меня хватит времени для этого и потом.
— Когда бы вы хотели, чтобы я переехала к вам, мистер Рейд? — спросила я.
— Как можно скорее. Когда вас ожидать?
Меня ничто не удерживало в тех двух комнатах, которые моя мать, брат и я снимали в пансионе. Я сказала, что смогу переехать к середине следующей недели. Но чтобы иметь возможность постепенно найти подход к мальчику и завоевать его доверие, я предпочту переехать в качестве домашней портнихи и заняться шитьем платьев для Седины.
Мистер Рейд ответил, что считает этот план великолепным. Я смогу занять комнату на третьем этаже — как раз рядом с комнатой Джереми. Он позаботится о том, чтобы ее подготовили. И пошлет за мной экипаж, как только я пожелаю.
Был еще один пункт, который меня тревожил.
— Может быть, — начала я, — будет лучше, если я поговорю с миссис Рейд до того…
Он решительно прервал меня:
— Дело улажено, мисс Кинкейд. Мы ожидаем вас в следующую среду, после полудня, если вы будете готовы к тому времени.
Он сам проводил меня до двери и, прежде чем я ушла, добавил:
— Не будете ли вы возражать, если я попрошу вас снять траур до вашего переезда к нам? Женщины в этом доме избегают черного. И для Джереми будет лучше, если ему не будут напоминать о смерти.
— Конечно, — охотно согласилась я. — Я понимаю вас. Я действительно не возражала. Черные одежды — только дань обычаям. Печаль по ушедшим от нас не зависит ни от цвета платья, ни от черной вуалетки;
Он открыл мне дверь и вежливо попрощался, но не протянул руки. Я сошла по крутой мраморной лестнице и отправилась в сторону Бродвея, откуда могла доехать до своего дома. У меня было ощущение, что он смотрит мне вслед, и я прилагала усилия, чтобы не обернуться.
Глава 2
Несколько следующих дней были для меня мучительными. По окончании работы над последним заказом я смогла позволить себе упаковать те немногие вещи, которые мне принадлежали, и избавиться от всего, что было неразумно держать при себе дальше. Особенно трудно было расстаться с вещами, принадлежавшими моему брату Ричарду. Игрушки я раздала другим детям, оставив только маленькую, сделанную в виде карусели музыкальную шкатулку, которую он очень любил. Я упаковала ее вместе с несколькими украшениями, принадлежавшими матери, моими собственными безделушками и одеждой. Когда в среду днем Фуллер, кучер Рейдов,