– По-моему, сейчас ей не до новых знакомств, – предположил Бен.
– Да. У нее большая беда. Что-то очень плохое случилось с ее другом. Если б я мог помочь… Знаете, Александр, хотел вам сказать потом, но раз пришлось к слову… Не рискуйте, вас здесь не поддержат. Вы видели моих гостей, а это не худшие люди. Вы не найдете здесь организованного подполья. А вот провокаторы могут быть…
– Я понял, – кивнул Бен, вспомнил странное «Политбюро».
– Заходите почаще, – улыбнулся драматург, крепко пожимая гостю руку. – Мечтаю услышать, как там у вас дела… на Марсе.
На улице моросил дождь. Бен поднял воротник пальто и подал даме руку.
– Спасибо, – проговорила она по-английски, внимательно поглядев на своего спутника. – Извините, вы действительно иностранец?
– Действительно, – охотно сообщил Бен на чистом русском. – Я здесь, так сказать, инкогнито…
– Еще раз прошу прощения… Я, кажется, нарушила вашу конспирацию, мистер Бен?
Женщина улыбнулась, отчего ее лицо сразу же стало красивым.
– Не называйте меня «мистером», пожалуйста, – попросил Бен, чувствуя себя несколько неловко. – Просто Бен… Или Саша…
Женщина покачала головой:
– А я подумала, что вы истинный сын Альбиона по имени Бенджамен. Вы действительно похожи на англичанина, Саша…
Они выбрались на Садовое кольцо и пошли по пустому в этот поздний час тротуару, держась подальше от проносившихся по мокрой улице автомобилей.
– Бен – это от фамилии, Виктория Николаевна. Понимаете, в детстве мне моя фамилия… не очень нравилась, а «Бен» – это как-то…
Он чуть было не произнес «по-американски» и еще более смутился.
– Как-то по-современному.
– Но вы ведь русский, Саша? Извините, может я не должна вас расспрашивать…
– Помилуйте! – усмехнулся Бен. – Просто вопрос не такой простой. Но если Фон-Визин, Кюхельбекер и Фет – русские поэты, а Романовы-Голштейн-Готторпские – русские цари, то почему бы и мне не стать русаком?
Виктория Николаевна на мгновение остановилась и взглянула ему прямо в глаза.
– Скажите, Саша… Там, за границей… Они представляют, что здесь происходит? Хотя бы немного?
Бен не знал, что ответить. То, что ему было известно еще в Сент-Алексе, не настраивало на оптимистический лад:
– Боюсь, что нет. Многие просто куплены, а некоторые верят, что здесь идет, так сказать, великий эксперимент…
Женщина кивнула, и по ее лицу Бен понял, что на эту тему больше говорить не стоит.
– А ваши предки, Саша, из Столицы?
– Из Петербурга, – не без гордости сообщил он. – Коренная питерская бюрократия! Только мой отец не поддержал семейную традицию – ушел на фронт в 14-м…
Оказавшись у нужного перекрестка, они повернули налево. Молодой человек с интересом принялся осматриваться: пустая, залитая дождем улица и была знаменитым Арбатом. Пройдя пару кварталов, они вновь свернули, на этот раз в небольшой переулок.
– Не бывали еще здесь? – поинтересовалась Виктория Николаевна.
– Нет. Но слыхал немало. Признаться, первое впечатление не вдохновляет…
– Тут надо бывать весной, когда цветет сирень. Как раз в такое время, когда люди расходятся по домам. Здесь очень тихо… Раньше вечерами на улице играли бродячие музыканты. Я помню старого шарманщика, у него был попугай и настоящая обезьянка… Знаете, Саша, какое странное совпадение: вам не нравилась ваша фамилия, а мне очень не нравится мое имя. «Виктория» – звучит по-барабанному, словно название военного корабля. А «Вика» – так просто ужасно… Друзья помогли – перевели с латинского на греческий.
– Ника? – догадался Бен. – Очень красиво!
– Ну вот мы и пришли, – женщина кивнула на чугунные литые ворота двухэтажного особняка, окруженного негустым садом. – Спасибо, что проводили, Саша…
Бен хотел сказать что-то ободряющее, но не нашел нужных слов. Он поцеловал холодную узкую руку и учтиво, по последней тускульской моде, приложил руку к своему кепи.
Чиф оказался на месте. Бен облегченно перевел дух: всю дорогу он боялся, что опоздает, и Джонни-бой попадет в лапы опричников с малиновыми петлицами. Лу также успела вернуться. Она сидела за столом, листая толстый медицинский справочник. Бен скинул мокрое пальто и подсел поближе.
– Попозже прийти не мог? – поинтересовалась сестра.
– Я… Я даму провожал, – смутился Бен.
– Так я знала!
– Не обращай внимания, – улыбнулся Чиф. – У Лу немного испортилось настроение.
– Немного? – девушка захлопнула книгу. – Это называется немного? Этих большевиков надо… Не знаю даже, что с ними надо сделать!
– Спроси у наших стариков, – предложил Бен. – Они подскажут.
– Нет, ты себе только представь! Я была сегодня у этого художника. Прекрасный человек, воспитанный, интеллигентный. У него превосходные картины.
– Так в чем беда? – удивился брат.
– А в том, что у него туберкулез! Открытая форма, на последнем градусе! Его не лечили! Оказывается, чтобы получить путевку в санаторий, надо быть уже не знаю кем – то ли членом их дурацкой партии, то ли стукачом НКВД. Его надо срочно госпитализировать, причем не в здешней больнице, а в нормальной. В здешней я уже сегодня побывала…
– И… ничего нельзя сделать?
– Попытаюсь, – вздохнула девушка. – Я заказала в нашем центре новую вакцину – из особого вида плесени. Лекарство экспериментальное, попробую… Ладно, докладывай, начальство ждет.
– Лу шутит, – покачал головой Косухин, – теперь начальство это ты…
– Угу, – Бен поморщился. – Тоже мне, Диоклетиан в отставке! Но если я начальник, то слушай… Убежище тебе покидать нельзя. Тебя уже ищут…
Он рассказывал долго, стараясь не пропустить ни единой мелочи. Его слушали очень внимательно, даже Лу отложила в сторону справочник. Когда Бен закончил, несколько секунд все молчали. Наконец Чиф кивнул:
– Молодец Бертяев! Теплый Стан – это, по-моему, на юг от Столицы…
– Да это успеется! – прервал его Бен. – Плохо, что тебя ищут. Волков, похоже, все-таки нас выдал.
– Думаю, он как раз и ни при чем, иначе искали бы нас двоих. Тут что-то другое… Но рискнуть все-таки придется. Кстати, не забудь о Владимире Корфе. Бертяев прав: сильного подполья тут нет, но если выйти на несколько небольших групп… Так даже безопаснее, они не будут знать друг о друге…
Бен смотрел на своего приятеля с опаской. Тот явно что-то задумал.
– А поскольку Казим-бек разрешил действовать самостоятельно, то Волковым я займусь сам…
Бен только развел руками, чувствуя, что неукротимого Чифа не остановить.
– Сегодня я говорил по прямой связи с отцом, он сообщил мне кое-что важное. Я должен попытаться…
Бен покосился на Лу и вздохнул.
– Джонни-бой, представь, что мы играем в «белые-красные». Реввоенсовет приказал перейти на нелегальное положение: белая контрразведка напала на след… В общем, я… Я тебе запрещаю, понял?
– Правильно, не вздумай его никуда выпускать! – вмешалась сестра. – Сейчас он предложит загримироваться и отрастить бороду. Джон, ты что, не понял: твои фотографии розданы каждому городовому. Представляю, что бы сказал Железный Генри!
– Он сказал, – кивнул Чиф. – Отец запретил. Но, по-моему, старик просто перестраховывается… Бен, насколько я знаю, каждый член группы имеет право воспользоваться Красным кодом?
Ему не ответили. Чиф слегка пошевелил рукой, от чего толстый справочник приподнялся над столом и поплыл по воздуху, затем вернул книгу на место и медленно вышел из комнаты.
– Сбежит! – негромко заметила сестра. – Отбери у него пропуск.
Бен покачал головой:
– Джон не сбежит. Он, как истинный большевик, чтит устав. Раз я теперь главный, он будет слушаться. Но вот зачем ему Красный код?..
Чиф сидел в легком пластиковом кресле, положив руки на пульт передатчика. Контрольные лампы мигали зеленым светом, сообщая, что аппарат в полном порядке и готов к работе. Загружать связь не рекомендовалось: самостоятельного источника энергии группа еще не имела, а резервные батареи были рассчитаны на двое суток. Поэтому Чиф решил дождаться времени обычного сеанса, тем более следовало тщательно обдумать предстоящий разговор.
…Вчера он вызвал к Прямой линии связи отца. Было странно вместо привычного отцовского голоса наблюдать ровные строчки текста, высвечиваемые экраном. Косухин-старший, впервые за много недель назвав сына не «Джоном», а «Иваном», категорически запретил заниматься всем, что связано с Волковым и могилой на Донском.
Чиф, достав распечатку текста, внимательно проглядел долгий ряд аккуратно напечатанных строчек. Отец поделился с ним тем, что до этого знал лишь Президент Сэм и что составляло государственную тайну. Информация была засекречена еще в 21-м, когда Степан Иванович прибыл в Сент-Алекс. Итак, на Земле кроме таинственного Агасфера и его банды, имелась еще какая-то группа, достаточно влиятельная, чтобы помочь его противникам. Отца действительно пытались убить в ночь на 4 апреля 1921 года. О его смерти Дзержинский докладывал на Политбюро, «Иваныч» проводил опознание в морге, а Волков имел все основания считать, что Степан Косухин мертв. Нетрудно догадаться, что именно Волков получил тогда, в апреле 21-го, приказ о ликвидации молодого командира. Но отец каким-то образом уцелел. Каким именно, Косухин-старший объяснять не стал, добавив лишь, что об этом он рассказал лишь Президенту Богоразу. Но с отцом все же что-то произошло, он прибыл на Тускулу уже не таким, как обычные люди. И его сын, Джон Косухин, унаследовал эти странные свойства, о которых только начинал догадываться.
Чиф достал карандаш и принялся подчеркивать наиболее важные строчки. Итак, отец считает, что подлинные руководители большевиков скрываются в тени. У них есть что-то очень серьезное – то ли секретная техника, то ли чья-то мощная поддержка. База на Тибете, очевидно, лишь одно из звеньев невидимой цепи. Но этой силе противостояла другая – та, что помогала когда-то отцу. А раз так, надо попытаться установить контакт, найти неизвестных друзей… Но друзей Чиф еще не встретил, зато нашел Волкова. Точнее, странный комбриг нашел его сам – и неспроста. Кажется, он пытается играть свою партию. Значит?.. Жаль, что отец рассказал так мало!