– Я не из тех, кто легко заводит друзей.
Его блестящие глаза были темными, почти черными, и по ним нельзя было понять, насколько серьезно он говорит. В его голосе звучало предупреждение, хотя тон был вежливый, почти извиняющийся. Странное противоречие.
Потом уборщик снял корпус светильника и забыл о ней. Тами предположила, что он привык к тому, что его никто не замечает, пока он выполняет свои обязанности. Или он просто застенчив, как Джо. Она попробовала еще раз:
– Кип говорит, что вы его друг.
– Мало ли что он говорит.
Постойте. Это было больше похоже на дедушку. Неужели в таком молодом возрасте уже можно быть брюзгой? Тами откинулась на спинку стула и наблюдала за тем, как его руки творят волшебство.
– Кип вам не друг?
– Кип не привередлив. Он дружит со всем, что шевелится, и кое с чем, что не шевелится.
Тами улыбнулась. Этот парень мастерски уклонялся от вопросов, но на самом деле ничего не отрицал.
– Он сказал, что вы двое – «мы», что вы – друзья детства.
– Вроде того.
– Я вас раньше здесь не видела.
– Вас раньше здесь не было. – Он ввернул лампочку обратно и слегка постучал по ней. Свет мигнул и загорелся ровно. – То, что вы нас не замечаете, не означает, что нас здесь нет.
Тами смотрела, как он вытащил тряпку и протер корпус светильника, прежде чем закрепить его.
– Как давно вы здесь работаете? – спросила она.
– Не помню.
Она подумала, что может просто заглянуть в его личное дело, но так было бы нечестно.
– Я тут недавно.
Он посмотрел на нее без выражения:
– Я заметил.
Может, проблема в этом? Тами подалась вперед:
– Вам не нравятся перемены?
– В переменах нет ничего плохого, если они к лучшему.
– Я сделаю все возможное.
Он встретился с ней взглядом.
– Я вас ни к чему не принуждаю.
Чтобы поддержать разговор, она выпалила первое, что пришло в голову:
– Как вы относитесь к амарантам?
– Почему вы спрашиваете?
– Лэндмарк станет интегрированной школой.
– Кип об этом говорил.
– Он полностью поддерживает эту идею.
– Он всегда полон энтузиазма.
Сложив тряпку для пыли и засунув ее за пояс, уборщик спустился на пару ступенек.
Тами не отступала:
– Вы против появления амарантов в школе?
– Я этого не говорил. – Он постучал подушечками пальцев по боковине лестницы. – Наверное, хорошо, если дети познакомятся с разными видами. Пусть сами увидят, что им нечего бояться кланов.
– Кип согласился войти в мой комитет по планированию интеграции.
– Значит, уборщики в комитете уже представлены.
Еще один шаг вниз.
– Вы можете уравновесить его энтузиазм своей осторожностью, – возразила она.
– Вообще-то я не из тех, кто работает в комитетах.
– Но вы не против того, чтобы амаранты вышли из тени в Арчере? Или во Флетчинге, если на то пошло?
Он заколебался:
– Звучит забавно.
Тами попыталась объяснить, как изменилась ее точка зрения:
– Что, если мы не просто поможем своим детям понять и оценить другую культуру? Что, если мы сделаем свой дом местом, где амаранты смогут жить открыто?
Уборщик поднялся на одну ступеньку и сел наверху стремянки.
– Идеализм.
– Признаюсь, поначалу я просто надеялась обновить кабинеты и добавить новые программы. Но не думаю, что пресс-секретарь Твайншафт столь же недальновиден. У нас есть шанс изменить ситуацию во всем государстве. Возможно, даже во всем мире. – Тами продолжала говорить, чувствуя все большую решимость. – Я хочу мира. Давайте дадим ему место, где он сможет пустить корни. И расти.
– Твайншафт согласится с этими словами. – Мужчина склонил голову набок. – Но подумали ли вы, какие будут последствия, если вы позволите ему использовать это место?
Тами выпрямилась на стуле, глядя в его суровое лицо.
– Последствия? В какой области?
– В самой главной. Я о детях. – Он широко развел руки. – Есть ли у вас план действий на случай, если сюда набегут репортеры, съемочные группы, папарацци, любопытные и протестующие? Найдется немало людей, которые постараются помешать вам осуществить свой идеал. Готовы ли вы иметь дело с телефонными террористами, вандалами и фанатиками, которые мечтают попасть в газеты?
Тами почувствовала комок в горле. Она не хотела думать о плохом, но была обязана подготовиться и к такому развитию событий.
– Школа должна быть безопасной для учителей и детей. Но я не уверена, что нас поймут правильно, если мы отгородимся забором.
– Согласен. Но я думаю не о заборе из сетки-рабицы и не о колючей проволоке. – Он положил подбородок на сложенные руки. – Представители Междумирья умеют быть незаметными. Пусть наблюдатели защитят территорию школы чарами.
– Они могут это сделать?
– Легко.
– И чары будут выполнять ту же функцию, что и забор?
Уборщик потрогал кожаный ремешок на запястье:
– Барьеры не бросаются в глаза, но делают то, для чего предназначены. Люди не станут возмущаться, а дети будут в безопасности.
Тами была впечатлена.
– Откуда вы знаете все это?
Он ответил не сразу:
– По телевизору говорили.
Объяснение звучало правдоподобно. Хватало людей, которые были очарованы амарантами не меньше, чем ее дедушка.
– Наблюдатели и чары. Наверно, я могу обратиться в окружные управления.
Уборщик кивнул в сторону ее стола:
– В документах, которые принес вестник, указано контактное лицо? Возможно, проще начать с них.
– Вы правы! – Тами уже рылась в стопках бумаг, отыскивая контакты наблюдателя, прикрепленного к ней, двум другим директорам и доктору Беллами. – Нужно рассказать об этом остальным. Возможно, им придется принять аналогичные меры.
– Вот-вот. – Уборщик встал, спустился на пол и быстро сложил лестницу. – Я закончил.
– Подождите! – Тами торопливо обежала вокруг стола и протянула руку. – Я Тами.
– Вы директор Риверсон.
Стараясь не смотреть на нашивку, она спросила:
– А вы?
Он поколебался, словно пытаясь вспомнить свое имя.
– Зовите меня Эш.
– Зовите меня Тами.
Протянутую руку Эш проигнорировал:
– Если вы настаиваете.
– И вы теперь в моем комитете.
Он криво усмехнулся:
– На этом вы тоже настаиваете?
– Еще как!
Она пошевелила пальцами, требуя рукопожатия.
Его худая, загорелая кисть с мозолями от работы оказалась нежной. Он осторожно сжал ее ладонь – и сделал движение рукой, так что рука Тами оказалась сверху. На миг ей показалось, что он собирается поднести ее руку к своим губам, но он просто стоял, не глядя ей в глаза.
– Я не любитель заседаний, – проворчал он.
Тами задумалась, есть ли на свете хоть один человек, которому нравятся заседания.
– Вы можете войти в специальный консультативный комитет. Мы будем проводить неофициальные встречи по мере необходимости. Например, в вашем кабинете.
– Хотите встречаться в нашей каморке?
Она нахмурилась:
– У вас нет кабинета?
– Есть, – ответил Эш. – В углу каморки для уборщиков.
– Можно ли посадить там несколько человек?
– Можно, пожалуй. Если специальный консультативный комитет будет небольшим.
Тами нравился блеск его глаз, легчайшая улыбка на губах, твердая рука, поддерживавшая ее ладонь.
– Трех человек хватит?
– Звучит неплохо. – Он убрал руку и отошел. Подхватил лестницу и направился к двери. – Я скажу Кипу.
– Спасибо, Эш.
– Не за что, – сказал он. И, закрывая дверь, тихо добавил: – Тами.
Глава 7Каморка уборщиков
– Видел нового директора? – спросил Эш.
– Тами? Конечно. – Кип расхаживал со шваброй по тесной подсобке. – Мы уже станцевали свой первый вальс!
Эш не смог скрыть недоверия:
– Что ты сделал? Станцевал с директором?
Его лучший друг пожал плечами:
– В тот момент это показалось хорошей идеей. Если тебе от этого легче, я также насладился бодрой полькой с Флути, а Харрисон раньше занимался бальными танцами. Единственное, чего не хватало нашему танго, – это розы.
– Ты танцевал танго с Харрисоном?
– И на фокстрот его раскрутил. – Кип поиграл бровями. – Дети были впечатлены.
– Тебе не следует так его дразнить.
– Мы просто дурачились. Он определенно проникается ко мне симпатией.
Эш в этом сомневался, но предпочел сменить тему:
– Все чисто?
– Ага! Все двери закрыты. Теперь это место в нашей власти.
– Ну и чего ты ждешь?
Кип поставил швабру на место и прислонился к стене.
– Слушай, если ты хочешь поговорить, я не против.
– Я задал один вопрос.
– И тем раскрыл глубинные движения своего сердца и души. – Рыжий скрестил руки на груди. – Намного лучше, чем твой обычный набор из ворчания и односложных слов.
– Я говорю, – возразил Эш.
– Не очень пространно. – Кип поднял руку. – Хотя, наверное, моя вина в том, что тебе не удается вставить ни единого слова.
Эш выдавил улыбку:
– Ты даже во сне разговариваешь.
– Тебе ли не знать!
– Заткнись и устраивайся поудобнее.
– С радостью. – Кип сел на складное оливково-зеленое кресло, которое стояло в комнате не меньше восьмидесяти лет. Нагнувшись, он расшнуровал ботинок и высвободил ступню. Потом стал потягиваться и изгибаться, шевеля пальцами ног. – О-о-о, как хорошо.
Эш только хмыкнул. Это повторялось изо дня в день.
Ступни у Кипа были длинные и широкие, покрытые густым рыжим мехом, с розовыми подушечками и удивительно острыми когтями.
Затем он занялся застежками и молниями своего комбинезона. А разобравшись с ними, зашипел и закряхтел, разматывая массу спутанной шерсти, трижды обернутой вокруг талии. В униформе он всегда выглядел толстяком, но на самом деле в нем не было ни грамма жира. Удивительное дело, если учесть, сколько он мог съесть.
Распушив хвост, Кип сбросил комбинезон и закачался на подушечках стоп. Потом наклонился вперед, коснувшись руками пола. Выпрямившись, воспользовался высоким потолком подсобки – сделал сальто назад и приземлился на корточки. Затем он быстро перекувыркнулся и трижды ловко встряхнулся. Этого было достаточно, чтобы вернуть пышность хвосту, размерам которого позавидовала бы любая белка.