[96]. Подчинив Любеч, Олег установил контроль над средним течением Днепра и двинулся на Киев.
«И придоста кь горамъ хъ киевьскимъ, и уведа Олегъ, яко Осколдъ и Диръ княжита» — «И пришли [Олег и Игорь] к горам Киевским, и узнал Олег, что княжат тут Аскольд и Дир»[97]. Во времена Аскольда и Дира Киев представлял собой сравнительно небольшой город (в летописном известии о приходе в Киев этих князей он даже назван «градком», то есть городком) — наличие поселений во второй половине IX века археологически прослеживается на Старокиевской и Замковой горах. В том же веке под Замковой горой формируется торгово-ремесленный посад — Подол[98], активное развитие которого можно связывать и с деятельностью Олега[99] (правда, скандинавских находок IX–X веков в Киеве сравнительно немного[100]). Как бы то ни было, роль Киева как торгово-ремесленного и политического центра после его захвата Олегом становится всё более и более заметной.
Аскольд и Дир (это скандинавские имена Höskuldr и Dýri) были варягами, захватившими власть в Киеве, судя по летописной хронологии, в начале 860-х годов. Однако эта хронология опирается на некую связь обоих князей с Рюриком (Аскольд и Дир именуются в Повести временных лет «боярами» Рюрика, якобы отпросившимися у него в поход на Византию), которая, возможно, была мифической. Исследователи неоднократно отмечали, что составитель Повести выстраивал общую линию начальной русской истории и, соответственно, единую генеалогию древних князей, так или иначе связывая их друг с другом. Поскольку Аскольд и Дир явно не принадлежали к родственникам Рюрика, они могли «превратиться» в его «бояр». Скорее всего, оба князя являлись предводителями варяжских отрядов, в какой-то момент закрепившимися в Киеве. Столь же искусственна и связь с их именами первого похода руси на Византию, который ошибочно отнесён в летописи к 866 году, а на самом деле состоялся в 860-м. Это известно давно, стало общим местом и представление о мифичности одновременного правления, соправительства Аскольда и Дира. На самом деле это утверждение не основывается ни на каких источниках, а представляет собой результат логических допущений. Единственным весомым аргументом «против» выступает летописная информация о разных местах погребения Аскольда и Дира, о чём будет сказано позднее. Летописная традиция единодушно называет обоих князей соправителями, вместе они выступают и в рассказе о захвате Киева Олегом.
Для того чтобы захватить Киев, Олег пошёл на хитрость. Повесть временных лет описывает это следующим образом: «Спрятал он одних воинов в ладьях, а других оставил позади, и сам приступил, неся младенца Игоря. И подплыл к Угорской горе, спрятав своих воинов, и посла к Аскольду и Диру, говоря им, что-де "мы купцы, идём в Греки от Олега и княжича Игоря. Придите к нам, к родичам своим". Когда же Аскольд и Дир пришли, выскочили все остальные из ладей, и сказал Олег Аскольду и Диру: "Не князья вы и не княжеского рода, но я княжеского рода" и показал Игоря: "А это сын Рюрика". И убили Аскольда и Дира»[101]. Итак, Олег оставил основную, по-видимому, часть войска позади, а другую часть спрятал в ладьях и прикинулся купцом. При этом летопись не говорит, что Олег и его приближённые переоделись купцами — да для этого, вероятно, не было и необходимости, поскольку «по внешнему виду и экипировке (включавшей меч и весы у пояса) скандинавского воина-дружинника нельзя было отличить от торговца»[102]. Эта немаловажная деталь заслуживает внимания, поскольку зачастую в летописном рассказе усматривают воплощение фольклорного мотива о переодевании. Дальнейшее действие разворачивалось «под Угорьским», то есть в Угорском урочище, расположенном неподалёку от будущего Печерского монастыря. Происхождение названия Угорское даётся в летописной статье под 898 годом, где говорится о проходе венгров (угров) мимо Киева: «Идоша угри мимо Киевъ горою, еже ся зоветь ныне Угорьское, и пришедъше кь Днепру, сташа вежами; беша бо ходяще аки се половци». Это этап так называемого «обретения родины» венграми, которые затем под натиском печенегов двинулись дальше на запад и заселили Паннонию. В память движения угров мимо Киева в самом городе сейчас даже установлен небольшой, но красивый знак рядом с Аскольдовой могилой. Несоответствие указаний летописной хронологии (угры прошли якобы в 898 году, а название Угорское зафиксировано уже в 882-м) не должно нас смущать, учитывая условность этой хронологии. На самом деле движение угров не было одномоментным, и, по крайней мере, в середине IX века они уже находились в степях к югу от Руси, да и само название могло быть поздним, отнесённым к более отдалённому прошлому (нельзя исключать и иное его происхождение[103]).
В Новгородской первой летописи Игорь и Олег притворяются «мимоидуща» «подугорьскыми гостьми»[104], то есть подугорскими купцами. Ясно, что это результат непонимания составителем этой летописи топографических реалий Киева — топоним «под Угорьским» трансформировался в этническое или территориальное определение самих купцов[105]. Поэтому нет оснований подразумевать в этом слове указание на венгерских купцов[106]. Скорее летописец мог сопоставить неясный для себя топоним с «Угрою», то есть Югрой, землёй к северо-востоку от Новгорода, населённой финно-угорскими племенами и известной новгородцам[107]. Само же Угорское урочище было важным пунктом киевской топографии, и прибытие Олега именно туда не выглядит случайным. Дело в том, что позднее там находился княжеский двор и вполне возможно, что и в конце IX века на этом месте располагалась княжеская резиденция[108]. Во всяком случае, какое-то укреплённое поселение на Угорском уже существовало[109]. Так что Олег, назвавшийся купцом, идущим в Византию, прошёл мимо Подола и Старокиевской горы и сразу отправился к месту «дислокации» Аскольда и Дира[110].
Летописный рассказ о взятии города с помощью спрятанных в ладьях воинов и самопрезентации завоевателей в качестве купцов исследователи традиционно относят к числу «бродячих», фольклорных, упоминая многочисленные параллели от Древнего Египта до средневековой Европы[111]. При этом, как правило, ссылаются на работу известного литературоведа А. С. Орлова, опубликованную ещё в 1906 году. Эта работа посвящена исследованию литературных повестей о взятии Азова донскими казаками в 1637 году и об Азовском осадном сидении 1641 года. Дело в том, что, согласно этим произведениям, казаки взяли турецкий Азов хитростью. Они нагрузили на телеги разные товары, а в некоторых телегах спрятали вооружённых воинов, прикрыв их товарами; сопровождавшие же телеги казаки, в том числе и атаман, переоделись иноземными купцами и таким образом смогли проникнуть внутрь города. Нечто подобное проделал летом 1668 года Степан Разин, захватив персидский город Фарабат на побережье Каспийского моря в Мазандаране — разинцы смогли перебить местных жителей, прикинувшись купцами, правда, никаких телег с товарами в этом случае не было. А. С. Орлов в своей работе целую большую главу посвятил возможным аналогам этого рассказа, назвав её: «О проникновении воинов в укреплённое место хитростью, при помощи переодевания и скрывания внутри разных предметов. Опыт библиографического обзора сюжета»[112]. В этой главе, правда, в основном пересказываются и цитируются труды предшествовавших авторов, а собственно новых аналогий приведено совсем немного — это действительно скорее библиографический обзор. Однако что же обнаруживается в результате оного?
А. С. Орлов упоминает многочисленные примеры из разных культур, когда во время военных действий используются подобного рода хитрости (сокрытие воинов в каких-то вещах) и переодевание в купцов (и не только в купцов), но практически все приводимые им аналогии применительно к летописному рассказу выглядят очень приблизительными. В самом деле, в летописном рассказе нет никакого переодевания (хотя в нём просто не было надобности), воины прячутся в кораблях, а цель действий чисто завоевательная (военная). Если учитывать все эти детали, прямых аналогий «киевскому» сюжету находится не так уж и много (в противном случае пришлось бы привлекать очень широкий круг сюжетов от троянского коня до Али-Бабы и сорока разбойников). Из упомянутых А. С. Орловым (со ссылками на предшественников) примеров более-менее похожими кажутся лишь рассказы поэмы «Ортнит» (входящей в цикл поэм о Дитрихе или Тидреке Бернском) и поэмы «Кудруна». Поэма об Ортните была создана во второй половине 1220-х годов, «Кудруна» и того позже — в 1230–1240-х. Иными словами, это куда более поздняя традиция, чем зафиксированные в летописи предания об Олеге.
В «Ортните» герой поэмы, король Ломбардии Ортнит захватывает город Судерс (то есть Тир) в Сирии (с намерением жениться на дочери местного короля), представившись купцом и спрятав воинов в кораблях[113]. Его помощником в этом деле выступает русский князь Илья, дядя Ортнита по матери — эта деталь и сближает рассказ поэмы с Русью[114]. В «Кудруне» король неких «хегелингов» Хетель хочет жениться на дочери ирландского короля Хагена Хильде и отправляет в Ирландию своих датских родичей и вассалов, которые решают взять с собой богатые товары, чтобы щедрой торговлей прельстить сурового ирландского правителя, убивавшего сватов к его дочери. По совету мудрого воспитателя Хетеля Вате, «на нашем судне пусть выстроят настил, под ним дружину спрячут с оружием на случай, коль не отпустит с миром из Эйре нас витязь могучий. Во всём вооружении бойцов не меньше ста везти придётся скрытно в те дальние места». Когда посланцы достигают Ирландии и начинают торговать, король Хаген с дружинниками лично приезжает к ним на берег, чтобы узнать, кто они и откуда