— Гогуадзе, Константин Сергеевич.
— Вот и пошли, Константин Сергеевич, в контору. Там аккуратней беседовать будет.
С фотокарточки на шоферских правах Гогуадзе глядел молодым, фотография в паспорте выказывала значительное изменение в возрасте.
Одинцов со вздохом положил перед собой документы.
— Трудная задача получается, — сказал он с сожалением. — Поскольку прописки у тебя нет, то оформить как постоянного работника не могу… Вы когда расписываться решили?
— Мы? — озадаченно съежил лоб Константин. — Хозяйка почему-то раздумывает, понимаешь… Очень у нее характер крепкий.
— Так теперь уж чего раздумывать, — усмешливо подмигнул Одинцов и опять стал серьезным. — Хотя понять можно: она все мужа бывшего ждет, приехать должен… Знаешь что, оформлю я тебя как шабашника, по договору, идет?
— Шабашника?! — Гогуадзе так возмутился, что даже привстал и потянул руку к документам. Но председатель шустро прикрыл их ладонью. — Я таким не был никогда, учти… И не буду никогда!
— Постой, не горячись… Мы же не вправду, а вроде! Временно. Составим договор, начнешь работать, а прописку оформишь, и — с дорогой душой на постоянную переведем. Или ты Ольгу увезти задумал? — с возникшим подозрением нахмурился Одинцов. — Тогда дружбы не жди! Мы ее не отпустим никак, к ней, знаешь, сколько сватались? Ого! Только она строго жила, все об сыне думала… Так что лучше не намечай такого обмана, сурово тебе говорю!
— Зачем? — развел руками Константин. — Зачем мне обманывать? Ладно… Давай подпишу договор, чтоб не думал ничего. И скорей поеду, раз она беспокоится очень.
— Это мы сейчас оформим, — обрадовался Одинцов. — Нюся! — На пороге появилась секретарша, во все глаза глядела на Константина. — Составь как положено документ на временную работу товарищу… Ты пройди с ней, подскажи данные.
— Хорошо, Павел Егорович… Идемте, товарищ, — заливаясь от чего-то краской, пригласила Нюся.
А Одинцов с удовольствием глядел им вслед и у двери догнал выходящего замечанием:
— Машину получишь сразу, я завгару позвоню. Да когда поедешь, то поаккуратнее. Дороги у нас пока вполне… — он поискал слово, поиграл рукой, — загадочные! Бывает быстро доедешь, а бывает, что случается всякое.
Завгар Вахрамеев привел Константина на подведомственную территорию, где, как и полагалось среди рабочего дня, было нелюдно. Лишь у машины с поднятой крышкой капота возился человек в комбинезоне, а в стороне, у бензохранилища, деловито бросал и ловил пузатую гирю голый по пояс здоровяк.
— Замечаю я, ты как раз себе дело нашел, Митя? — проходя мимо, сказал Вахрамеев.
— А у меня физкультпауза, — отозвался здоровяк, продолжая трудоемкое занятие. — Чтобы из формы не выйти.
— Ну, давай, давай, — согласился завгар. — Это чемпион наш, к районной олимпиаде готовится, — пояснил Константину. — Ужас до чего здоровый: пять литров молока без отрыву выпивает… Ты когда чиниться кончишь, Долгушин?
— Завтра все будет в ажуре, Сидор Васильевич, — пообещал, разгибаясь от мотора, шофер в комбинезоне. — Сейчас мне ребята шток выточат: еще кой-чего подлажу, и все. Не беспокойтесь.
— Ну-ну… Вот твоя машина, — Вахрамеев подошел к бортовому «ЗИЛу», хлопнул по крылу. — Владей, так сказать, и показывай высокие результаты труда. Не заблудишься?
— Зачем? — удивился Гогуадзе.
— Нет, это я к тому, что места тебе незнакомые и лесные. А у вас, как я понимаю, больше горы, лесов мало. С горы все видать, а тут — наоборот.
— Дорога выведет, — рассмеялся Константин. — И машина подскажет.
— Тогда держи, — протянул завгар ключ от зажигания. — Вечерком доложишь, как она себя вела.
И пошел к воротам, деловито семеня. Константин, тихо напевая, обошел машину, попинал баллоны, подняв крышку, обозрел мотор, потом забрался в кабину и включил зажигание. Стартер поныл-поныл, но не завел двигатель. Попробовав еще раз, Константин увидел, что стрелка бензометра дрожит на нуле, вылез и, подойдя к Долгушину, тронул его за плечо.
— Извини, что отрываю, дорогой… Горючим у вас кто командует?
— Бензинчику надо, да? — отложил ключ Долгушин. — Точно, слили бензинчик ребята, пока она без хозяина стояла… А выдачей вон он распоряжается, — кивнул в сторону методично пыхтящего здоровяка. — Его просить придется.
Когда Гогуадзе подошел, Митя едва покосился, но не прервал вдумчивого занятия. Только покрякивал слышнее. Но в очередной раз подбросив снаряд, поймал рукой пустоту, потому что Константин перехватил гирю и поставил на землю.
— Я очень извиняюсь, — сказал благодушно, — но машина, понимаешь, просто так не хочет ехать. А у тебя, мне сказали, бензин есть.
— Бензин есть, а лимита нет, — отер ладони о брюки атлет. — Весь израсходовали. Представь письменное распоряжение от завгара, тогда посмотрим.
— Зачем распоряжение, если он меня сюда привел? — простодушно удивился Гогуадзе. — Мне ехать надо, телятам корм привезти.
— Я человек такой: сказал — отрезал. — Митя поднял гирю, подкинул, чтобы взяться поудобней. — Без бумаги разговора не будет.
Гиря опять закувыркалась в воздухе… И точно так же была поймана и поставлена наземь.
— Та-ак, — многозначительно пошевелил плечами здоровяк. — Ссориться будем?
— Почему ссориться? — начал снимать пиджак Константин. — Бороться будем. — Повесил одежду на куст и предложил: — Мы вот как решим: ты меня положишь — я за бумагой пойду, я тебя положу — ты бензину нальешь.
— Ну, это давай! — расплылся Митя и готовно ссутулился. — Только совсем не жалеешь себя, дядя.
— Ничего-ничего, — тоже пригнулся и выставил руки Константин, — один раз попробовать можно.
От своей машины Долгушин с большим интересом наблюдал за происходящим. Некоторое время оба перехватывали друг друга то за шею, то за руки, потом Митя бросился вперед, уже почти сцепил пальцы на спине противника, но тот с криком вывернулся, стопой подбил ноги соперника, и широкая Митина спина шмякнулась на траву.
— Это… Это потому, что ты в рубахе, скользкая она! — У того даже губы вспухли от обиды. — Не ухватиться никак.
— Не-ет… Это потому, дорогой, что в нашем селе уже во-от такие детишки борьбой занимаются. — Константин расстегнул и снял рубаху, повесил рядом с пиджаком. — Давай еще раз, окончательный! Мне, понимаешь, очень ехать надо.
После работы, подходя к магазину, Ольга все думала и думала обо всем, что было вчера и сегодня, и не обратила внимания, есть ли кто за стеклянными витринами.
А войдя и увидев толпившихся у прилавка женщин, хотела сразу уйти, да не тут-то было.
— Ты куда, Олюшка, или торопишься? — пропела ласково продавщица Серафима Евгеньевна. — Так тебя и пропустят все, поскольку теперь дома дел много… Верно я говорю?
— Правильно, иди вперед…
— Тебе ныне забота большая, чтобы понравилось ему у нас!
— Да мы обождем, обождем, бери, что надо… Не чужие.
Под дружные приглашения она подошла к прилавку, стараясь держаться независимо, а Вера Сырцова вздохнула и сказала тихо:
— Говорят, они там у себя все с кинжалами ходят… Как у него характер, не вскидчивый?
— Характер как характер, — Ольга достала из сумки кошелек и обозрела полки. — Мне песку два кило, Серафима Евгеньевна, и сырков плавленых шесть штук.
— Ну, кинжалы это глупость, конечно, — сыпанула в кулек сахару продавщица, — а вот как бы у него другой жены где не оказалось! Теперешнего мужчину до-олго изучать надо, чтобы полное представление получить… Масло сливочное станешь брать?
— Ой, а есть, да? Возьму.
— Привезли вчера, я килограмм свешаю… От Николая ничего нет?
— Писал, будто приедет, вот и ездила вчера встречать. А не было, — сказала Ольга
— И ни к чему ему сюда теперь! — рассудила Вера. — Хоть он и бывший муж, а мало что в голову возьмет… Тебе нынче скандал не к месту.
Из остановившегося подле магазина трактора вылез Семен Журавлев, перед дверью обстучал сапоги от грязи, а войдя, загудел:
— Ольга Алексеевна, вот ты где… Я, понимаешь, мимо станции еду, а он и стоит у пивного ларька. И как раз с дамочкой беседует…
— Господи, другую нашел! — ахнула одна из женщин.
— Или отъехать собрался, — предположила Вера Сырцова. — Ольга, да чего же ты стоишь?
Отчего-то побледнев, Ольга медленно укладывала в сумку покупки, а продавщица поторопила Журавлева:
— Да не тяни, выкладывай, Семей… Что он — уехал?
— Куда уехал, раз приехал только! — удивился Журавлев. — Узнал меня, говорит — знакомься с супругой, пивом бочковым угощал и довезти попросился… Вот я и привез, — виновато посмотрел на Морозову тракторист. — Теперь они дома, не иначе тебя ожидают. Извини.
— Да кого ты привез, растолкуй! — возмутилась Вера. — Нам про пиво неинтересно, ты имя назови, если знаешь.
— А чего не знать? Морозова Николая и привез, мужика ее прежнего… Кого еще?
Среди общего молчания Ольга пошла к выходу, и тогда Вера Сырцова крикнула отчаянно:
— Соседка, ты зови в случае чего! Я мигом к участковому добегу… Слышишь?
Николай Морозов от встречи с родными местами ощущал некоторую размягченность, в чем его половина явно не собиралась ему сочувствовать.
— Гляди, Нинусь, уж картошка посажена и огород налажен, все оборудовано путём, — продолжал обозревать хозяйство Николай. — Красота!
— Картошки у пас в магазине — завались, — напомнила Нинуся. — А была б она с головой хозяйка, так вместо луку-моркови лучше клубнику развела… Дураку понятно, что много выгодней!
— Дю-у! По здешним местам и огурцы пе каждое лето выспевают, а ты — клубника. И потом с нее суп не спаришь, это ты хватила… А вот кто хозяйке крышу крыл — интересно мне очень! Ну-ка, ну-ка, — полез по ступенькам прислоненной к стене лестницы Морозов.
— Да уж нашла кого-нибудь! — значительно поджала губы Нинуся. — Знаем деревенские нравы, наслышаны.
— Это то-очно, — погладил рубероидный скат Николаи. И запел, слезая: — «Говорила бондарю: почини-ка бочку, за работу денег пет, приходи на ночку…» Не, не попять, кто крыл. А работа ладная. — И спустившись, обнял жену за плечи. — Не дуйся, Нинок, это ж нам на пользу, раз строение делить. Оно дороже и потянет!