Олигарх 3 — страница 2 из 41

Герман Генрих был у своего дяди, когда заехал Матвей и пригласил к нам.

Герману Генриху было тридцать лет, среднего роста, нос картошкой и жгучий брюнет. Он был холост и похоже немного комплексовал из-за этого.

Разрешения на занятие медицинской практикой он еще не получил и предложению Матвея был очень рад. Тем более, что оклад ему был для начала предложен очень неплохой, сто рублей в месяц.

Герман Генрихович быстро просмотрел список составленный Матвеем и внес туда коррективы. Он быстро понял, что вопрос стоимости какого-нибудь оборудования не стоит и тут же набросал где все необходимое можно купить и быстро доставить из Германии и нашей Прибалтики.

Главной проблемой были новейшие французские микроскопы отца и сына Шевалье.

И главной проблемой была не их стоимость, а просто очень маленькие объемы производства.

Для работы мы решили купить пустующий рядом особняк, один из его флигелей был во вполне сносном состоянии и там можно быстро, за пару дней, навести порядок.

Аптекарь сразу же предложил мне свои услуги как химик, выбирать мне пока не из чего и я согласился на его предложение. Работу решили начать на следующий день.

Три недели пролетели как один день, с утра до ночи, я занимался одним оборудованием научного центра для своего зятя.

Он с Германом Генриховичем без раскачки приступили к работе. Первые дни правда Герман занимался обучением своего шефа, но Матвей оказался способным и хорошо обучаемым.

Братья Петровы не остались в стороне и по своим каналам нашли нам еще шесть сотрудников в научную лабораторию Матвея.

Начинающие химические гении, Ефим Федотович Котов и Томас Скотт приехали из Англии через три недели. Они еще не осознали, что их неприятности позади и похоже всерьез опасались наказания с моей стороны, особенно Ефим.

Разводить с ними сюси-пуси мне было некогда. Поэтому я все переложил на Матвея. В Пулково ударными темпами заканчивали строить капитальное кирпичное здание химической лаборатории. Там всем руководил Людвиг Бах. Он конечно не великий химик, а всего лишь хороший провизор, но как и что должно быть в химической лаборатории он знал.

Каждый день я получал длинные простыни чего надо в наши лаборатории и как угорелый летал по Питеру и окрестностям.

На третий день Людвиг сказал, что химики задачу поняли и приступили к работе, сейчас мне от них нужна марганцовка и активированный уголь. Работа в лаборатории шла под неусыпным контролем Людвига, свою аптеку он оставил на зятя.

Двадцать пятого апреля Россию пришел «Геркулес». Переход из Генуи занял всего две недели с заходом в Англию для загрузки углем. Самое позднее на пятнадцатое мая был намечен выход в Трансатлантический переход.

Ни в один из российских портов наш пароход заходить не стал, в Усть-Луге был специально для этих целей был построен причал и «Геркулес» пришвартовался именно там.

Никакой рекламы или известности мне было не надо, поэтому переход в Россию носил чисто практический характер, проведение полноценных ходовых испытаний и подготовка к переходу через Атлантику.

Я не знал как мне правильно поступить, желательно самому участвовать в этом плавании. С другой стороны надо быть дома. В середине лета у Сони роды, а Матвей уверенно заявил, что у нас будет двойня. В августе Оренбург на все сто окажется под первым ударом холеры и Матвей считал что дело там надо брать в свои руки.

За положение дел в имениях и наметившемся российском бизнесе я не сомневался, но оставлять Соню в такой момент мне совершенно не хотелось. И идти в Америку надо самому. То, что там предстоит сделать, нельзя доверять никому, для этого человек должен все понимать и знать. В том числе и мою главную тайну.

Переносить переход тоже нельзя, после окончания войны и прихода холеры мне надо быть в России и затем Европе до окончания бельгийского кризиса. И три месяца с середины мая до середины августа единственное окно в ближайшие полтора два года, когда я могу лично оказаться в Америке.

Мои сомнения разрешила Софья Андреевна.

Накануне прихода «Геркулеса» мы в кои-то веки собрались на семейный ужин. Последние недели были такими напряженными, что я иногда начинал теряться в днях недели.

А тут прямо по мановению волшебной палочки всё начало складываться. Химики уверенно заявили, что марганцовка и активированный уголь у нас будут. Матвей с Германом что-то там разглядели в микроскопах, я в этом деле не силен, но они похоже на верном пути. По крайней мере научились работать со всяким биологическими материалами, готовить среды, что-то там выращивать, красить и видеть в своих стеклах, или на стеклах, не знаю как правильно.

По моему мнению наши исследователи возможно немного опередят всяких пастеров и кохов, хотя на мой взгляд это еще очень трудно, наука во многом стоит на таких позициях, что просто жуть берет.

Но Матвей по-моему сумел понять самую главную мою цель, кому там достанется слава дело десятое, нам нужно остановить приближающуюся холеру.

Мы вместе возвращались из Питера домой в Пулково. Матвей мне рассказал об успехах своей лаборатории и что он предполагает к началу августа подготовить бригаду из пяти докторов и пятнадцати фельдшеров для выезда в Оренбург. Я для простоты своего мироощущения вводил потихоньку в употребление термины врач и фельдшер в привычном для меня понимании.

Знал бы прикуп — жил бы в Сочи, я эту поговорочку тысячу раз уже вспомнил, ведь у нас дома была советская популярная медицинская энциклопедия. Нет бы мне побольше этим интересоваться, Матвей сейчас не бродил бы впотьмах. А так я все знаю очень и очень приблизительно, это еще хорошо у меня была привычка читать, когда я своем дальнобое где-нибудь зависал. Другие, например, больше со змием боролись. Вот сейчас как мне эти чтения помогают.

Так вот, по-моему мнению они, Матвей и Герман, почти готовы ответить на вопрос, как и откуда в организм проникает холера и кто за неё несет персональную ответственность, в смысле готовы обнаружить эту бактерию, я надеялся что не ошибаюсь и возбудитель холеры бактерия, а не вирус. И с разработкой методов лечения по-моему у них тоже все было хорошо. Герман кстати и не помышляет уходить от Матвея, да и дураком надо быть чтобы уйти, жалование повысили, кормят, поят, обувают и одевают и живет вместе с шефом в княжеском дворце.

Матвей видел и понимал мои сомнения и когда мы подъезжали к мызе сказал:

— Алексей, я думаю тебе надо будет идти в Америку. Всех твоих дел я не знаю, но мне кажется для тебя это очень и очень важно. А за Соню не переживай, она большая умница, любит тебя и всё понимает.

Дальше мы ехали молча, языком молотить совершенно не хотелось, Матвей конечно прав, но как оставить Соню?

Соня и матушкой и Анна к столу вышли вместе, когда мы приехали они втроем были в оранжерее и лакей сказал, что они просили их сейчас не беспокоить, а к в ужину они выйдут.

Я сразу обратил внимание, что трое наших взрослых дам вышли с заплаканными глазами. Но решил, что причина этого Николай Андреевич. Он несколько дней назад заявил, что совершенно здоров, в чем я его кстати поддерживал, и собирается идти в Америку на «Геркулесе».

Николая дома не было, я не возражал против его намерения и поручил ему готовить запас провизии для перехода. Последние два дня он был в Кронштадте.

Ужин прошел в какой-то напряженной обстановке и Соня сразу же ушла к себе, сославшись на плохое самочувствие. Я то же не стал задерживаться, Анна сказала, что все хозяйственные дела можно великолепно отложить на завтра.

Но отдыхать моя супруга оказывается еще и не собиралась, а сидела и терпеливо ждала меня.

Когда я пришел, Соня заплакала и сквозь слезы начала говорить прерывистым голосом:

— Алешенька, ты делай так как должно и надо. Я конечно хочу, чтобы ты всегда, каждую минутку был со мной. Но это неправильно, ты мужчина и у тебя есть дело, от которого зависят судьбы и жизни многих людей. Ты же на самом деле свтлейший князь. Если бы послушал меня и осенью не поехал в Геную, Николай бы погиб, — супруга замолчала и стала обнимать и целовать меня.

Сна ночью не было, я лежал и думал о себе, о Соне, о нашем сыне, о всем том, что произошло и еще будет происходить.

Глава 2

Утром Соня рассказала, что причиной совместных слез был не Николай, а я. Они поговорили, вместе поплакали и решили, самое плохое что может произойти, это если я буду сидеть держась, за женскую юбку. Светлейший князь должен им и быть, раз уж планида такая выпала.

И за свои семейные тылы я не должен беспокоиться, они у меня надежные и конкретно она — светлейшая княгиня Софья Андреевна, очень сильная и на неё я могу положиться.

Вот так за меня все и решили, по я честно говоря был им: жене, сестре и теще за это очень благодарен. По крайней мере душа у меня хоть чуть-чуть будет спокойна.

Как только «Геркулес» пришвартовался в Уст-Луге, я сразу же известил об этом генерала Бенкендорфа, он изъявил желание ознакомиться с моим пароходом.

Семьи наших моряков С «Геркулеса» в Усть-Лугу приехали заранее и до отхода в Америку будут со своими мужчинами.

Все, что пароход должен взять на борт в России, было уже готово и много раз проверено. Самым сложным и ответственным было вооружение парохода пушками.

На носу и корме было решено установить по две двенадцати-фунтовых длинноствольных пушки.

Подготовкой всего, что должно быть взято на борт в Усть-Луге, занимался Николай. Он также подобрал и дополнительных членов экипажа, кроме трех судовых врачей и трех фельдшеров.

В первый рейс вообще было намечено взять намного больше экипаж, чем будет в дальнейшем, когда начнутся регулярные рейсы. Я решил сейчас использовать «Геркулес» и в качестве учебного корабля для подготовки экипажей следующих пароходов.

Бенкендорф приехал первого мая. Он тщательно осмотрел наш пароход и уехал ничего мне сказав, да я с его комментариях и оценках особо и не нуждался.

Подготовка к выходу в рейс была закончена второго мая, третьего целый день шла проверка всего и вся, четвертого был день отдыха и пятого мая в девять часов утра по питерскому времени я поднялся на борт «Геркулеса» и мы тут же начали свой поход.