— Я и не думал издеваться. А смеялся над собой, над своей судьбой.
— Мне плевать на твою судьбу! Говори, что Олоннэ нужно в Гватемале? Говори, иначе по дороге в Сан-Педро… Короче говоря, ты не доберешься до Сан-Педро.
— Можешь верить мне, можешь не верить, но интересует его только одно — индейский поселок по дороге в Гватемалу. Город ему взять не под силу.
— Это я знаю.
— Этот поход он придумал с одной целью, чтобы не выглядеть безумцем в глазах своих людей. Так мне кажется. Никто не станет рисковать жизнью ради какой-то нищей индейской деревни. Олоннэ это понимает.
— Но может быть, деревня не нищая?
— Я хорошо знаю эти места. Здесь не только нет золота, но даже слухов о нем. Вдоль реки Святого Иоанна живут только дикари, которые даже не понимают, что такое деньги. Обо всем этом я рассказал Олоннэ еще в Маракаибо. Он чуть с ума не сошел от волнения. Как будто я поведал ему, как проникнуть в подвалы Лондонского королевского казначейства. Олоннэ несколько раз заводил со мной разговоры на эту тему. Он был уверен, что я подослан убить его, но оставил в живых, чтобы использовать в качестве проводника.
Воклен хлопнул себя пухлыми ладонями по ляжкам:
— Куда?! Куда ты его должен отвести?!
Лупо развел руками:
— Больше мне сказать нечего.
Толстяк прошелся из угла в угол каюты.
— Хочешь еще вина?
— Я хочу дать тебе совет.
— Мне? Совет? Не слишком ли ты много на себя берешь?! Впрочем, говори.
Воклен уселся в кресло и попробовал положить ногу на ногу. Это ему удалось, но не с первого раза.
— Выслушай мою историю, капитан. Я не тот, кем меня считают здесь. Я обманул Олоннэ там, в Маракаибо.
— Судя по тому, как он с тобой обошелся, не очень-то он поверил тебе.
— Это правда. Олоннэ подозрителен, как сам дьявол. Клянусь душой своей дочери, клянусь спасением души своей, я еще не встречал человека более страшного.
Капитан «Венеры» сделал нетерпеливое движение рукой. Он не любил, когда при нем восхваляли удачливого Олоннэ.
— Тогда слушай.
Лупо рассказал заинтригованному французу историю испанского разбойника по имени Горацио де Молина. История получилась довольно длинной и, само собой разумеется, впечатляющей. Он привел такие подробности, которые придумать было невозможно, как бывалый человек Воклен это понимал. В его рассказе не было противоречий и различимого поверхностным взглядом вранья.
— Как, ты говоришь, тебя зовут?
— Горацио де Молина.
— Я что-то слышал о тебе.
Воклен не добавил, что слышанное не находится в противоречии с только что изложенным.
— Это неудивительно, обо мне наслышаны и по ту сторону океана, и по эту.
— Замечательно, осталось только узнать, для чего ты мне рассказал все это?
— Ты производишь впечатление умного человека. По крайней мере, практичного. Ты, наверное, уже мысленно взвесил, сколько золота прошло через мои руки.
— Продолжай.
— Согласись, одному человеку трудно потратить столько.
— Если постараться, можно потратить любые деньги.
— Остроумно, но неумно.
Воклен поморщился:
— Ты все время дерзишь мне. Я не столь вспыльчив, как Олоннэ…
Лупо-Горацио махнул на него правым обрубком:
— Большую часть денег я спрятал.
— Клад? — насмешливо спросил толстяк.
— Клад, — серьезно ответил урод.
— И где же он?
— Это я тебе скажу в свое время.
— Знаешь, почему я тебе не верю? Потому что человек, у которого имеется столько денег, сколько, по твоим рассказам, было у тебя, старается не рисковать более своей шкурой, он ищет способ вернуться к нормальной жизни, купить себе место под солнцем закона.
Де Молина насмешливо вздохнул:
— Это зависит от характера. Ты рассказывал о том, как бы ты поступил; ты — толстый, хитрый, основательный. Я совсем другой человек. Я разбойник по натуре.
— Но разбойник — любой, даже такой, как ты, — по натуре не обязан быть дураком. Зачем тебе со всеми деньгами, уже тобой добытыми, нужно было пускаться в столь рискованное дело, в которое ты пустился? Неужели ты рассчитывал обмануть Олоннэ? Ты только что сам говорил, что это невозможно.
— Почему невозможно! Тебе-то вот удается.
Воклен вспотел от нахлынувшего ужаса:
— О чем ты?
— Так, к слову пришлось. Призываю Матерь Божью в свидетели. А что касается моего вояжа в Маракаибо… Я это делал по приказу дона Антонио, губернатора Эспаньолы.
— Дона Антонио, — со странной интонацией произнес капитан «Венеры».
— Да. В руки этого человека попала моя дочь.
— При чем здесь дочь? Впрочем, что я спрашиваю, очень даже при чем.
— Теперь, можно сказать, я рассказал все.
— И?..
— На мой взгляд, все очевидно. Зачем тебе связывать свою жизнь с безумцем, который ради своих непонятных прихотей готов сотни людей загнать в джунгли? Ему все равно, что там с ними случится.
— Что же делать? — Судя по тону, Воклен спрашивал скорее себя, чем собеседника, но тот счел возможным ответить.
— Насколько я мог рассмотреть, команда твоего корабля относится к тебе с уважением. Собери сходку, объясни им, чего от них хочет Олоннэ, и спроси, желают ли они участвовать в самоубийственном походе на Гватемалу. Что они ответят, предугадать нетрудно. Ведь от штурма Сан-Педро они отказались, значит, они уже на полпути к тому, чтобы окончательно порвать с сумасшедшим дьяволом Олоннэ.
— Одно дело — уклониться от участия в малопонятной операции, другое — полностью дезертировать. Само собой разумеется, если мы сейчас оставим его, то станем его врагами. А как он обходится со своими врагами, особенно с теми, кто перешел в этот разряд из разряда друзей, слишком хорошо известно. Вспомни Баддока и Шарпа.
— Мстить будет некому. Олоннэ не вернется из похода на Гватемалу.
— Откуда ты можешь это знать?
— Я это чувствую.
Воклен презрительно усмехнулся:
— Сильный аргумент.
— Других нет, но и его достаточно.
— Тебе легко говорить, ты же просто хочешь спасти свою шкуру.
— Как будто ты хочешь чего-то другого! Кроме того, заметь, у тебя есть возможность неплохо заработать при этом.
— Ты думаешь, я поверил в твою сказку о кладе?
— Думаю, да. Кроме того, чтобы сильнее тебя заинтересовать, я пообещаю тебе в разговоре с другими корсарами молчать об истинной цели нашего плавания.
Воклен насупился. Он взвешивал все «за» и «против». Против был только один аргумент — страх перед Олоннэ. Но зато сильный страх.
— Решайся, Воклен. Если судьба будет к нам хотя бы отчасти милостива, ты уедешь в Европу задолго до того, как синеглазый безумец выберется из малярийных болот Гватемалы. Если ему суждено выбраться. А ему не суждено этого сделать.
Глава пятая
— Предатели! — мрачно сказал Олоннэ, услышав о том, что корабли Воклена и ле Пикара вышли из гавани Пуэрто-Морено и удалились в неизвестном направлении. Капитан был зол, но не удивлен. К самому худшему он был готов уже после отказа большей части корсаров штурмовать Сан-Педро. Исчезновение лукавого урода Лупо его тоже не лишило дара речи. Он нашел ему замену в лице двоих местных индейцев. Они брались привести экспедицию корсаров в «редукцию» — так между собой они называли поселок, интересующий капитана. Они неплохо понимали по-испански, и когда Олоннэ подробно изложил им все, что ему было известно со слов Лупо и дона Каминеро о таинственном поселении, индейцы понимающе закивали и всячески подтверждали, что все то, о чем идет речь, они знают. Да, говорили они, там живут индейцы, совсем не похожие на дикарей-людоедов, они одеваются чисто, работают в поле. У них есть два вождя, но сами эти вожди (или жрецы, понять было трудно) не индейцы. Люди они очень уважаемые, каждое их слово — закон. У каждого отдельный дом. Ходят в одежде до пят и зимой и летом. Один — старый, другой — молодой.
В этой ситуации переживать по поводу исчезновения безрукого бандита смысла не было.
Капитан Олоннэ развил бурную деятельность. Он не собирался откладывать экспедицию на долгий срок. Одной недели для отдыха измученным людям вполне достаточно. Этого же срока всем легкораненым должно было хватить для выздоровления. Тем, кому не суждено выздороветь через неделю, не суждено было выздороветь вообще. Раны гноились во влажном климате, и скоротечная лихорадка пожирала пиратов одного за другим.
Была и еще одна причина спешки. О ней капитан предпочитал не распространяться, но сам в уме держал ее непрерывно. Дело в том, что Сан-Педро оказался городом совсем не богатым. Осмотрев все склады, и королевские и частные, Олоннэ пришел к выводу, что продуктов едва-едва хватит на то, чтобы обеспечить экспедицию. Ни о каком роскошестве не могло быть и речи. Каждый мешок муки, каждый бочонок масла был на учете. Каждый мул и носильщик-индеец — тоже. Большинство разбежалось, последовав за своими хозяевами, испанцами. Негры же были плохо приспособлены для переноски тяжестей в местных джунглях.
Накануне выступления Олоннэ публично, даже, если так можно выразиться, с помпой казнил троих корсаров. Изрубил собственноручно. Негодяи пробовали склонять колеблющихся к бунту против Олоннэ.
Куда мы идем?
Зачем?
Нет там никакого золота, и мы все там сдохнем. Посмотрите на Сан-Педро, ради взятия которого положено столько жизней! Это ведь нищий город. Нищий город на окраине нищей страны.
В Гватемале четырехтысячный гарнизон, они перестреляют нас как куропаток. Даже с людьми Воклена и ле Пикара у нас не было шансов. Что же говорить теперь!
Многие думали так же, но предпочитали отмалчиваться. Не поддерживали бунтовщиков, но и не спорили с ними. Вероятность погибнуть от клинка Олоннэ казалась пока больше вероятности нарваться на испанскую пулю или индейское копье.
Беттега прознал о заговоре.
Олоннэ велел схватить говорунов и привести к нему.
Они вели себя нагло и своей вины не отрицали. Это больше всего разозлило капитана. Преступник должен трепетать, лгать, изворачиваться.