Ш. Султанов, К. Султанов
ОМАР ХАЙЯМ
Издание второе, дополненное
В книге использованы переводы рубайята Омара Хайяма на русский язык поэтов В. Державина, Л. Н., О. Румера, Г. Плисецкого, И. Сельвинского, А. Старостина, И Стрижкова, И. Тхоршевского.
художественное оформление, 2007
ПРЕДИСЛОВИЕ
Омар Хайям… Так называют в разных частях света великого мыслителя и поэта, суфия и ученого, удивительного человека, полное имя которого Гияс ад-Дин Абу-ль-Фатх Омар ибн Ибрахим Хайям Нишапури, чей облик овеян легендами, история жизни которого до сих пор остается во многом таинственной и загадочной.
Кем же он был? Поэтом? Астрономом? Философом? А может быть, и тем, и другим, и третьим? Ведь история знает немало гениев, наделенных способностями буквально во всех сферах человеческой деятельности. Такие люди — украшение всего рода человеческого, его величайшее достояние, золотой фонд. Можно ли отнести к ним Хайяма? Безусловно, тем более что в этот период в исламском мире появляется целая плеяда гениальных энциклопедистов. Но встает другой вопрос: какая грань его разностороннего таланта наиболее яркая? Что стало решающим для того, чтобы его имя обрело бессмертие? Энциклопедист Ибн Сина — это прежде всего философ и врач, многогранный талант Леонардо да Винчи наиболее ярко проявился в изобразительном искусстве… Примеры эти не единичны. Но какой дар Хайяма можно поставить на первое место?
Чтобы ответить на этот вопрос, авторы предлагают читателю провести маленький эксперимент. Выйдите на улицу и спросите, ну хотя бы у первых десяти-пятнадцати прохожих, кто такой Омар Хайям. Можете не сомневаться, ответ будет один: поэт. Это главное. Однако, возможно, в ответах не будет единства по вопросу о характере поэзии Хайяма. Одни — их будет большинство — скажут, что Хайям — это певец вина и земных радостей, гедонист и эпикуреец. «Поэт-философ», — добавят другие. А кое-кто, если все же расширить круг опрашиваемых, возможно, скажет, что и вино, и земные радости в строках Хайяма — это не столько воспевание быстротечных земных удовольствий, сколько талантливое применение особого эзотерического языка, который использовали все известные поэты-суфии для выражения тончайших нюансов суфийского мироощущения. Вполне вероятно, что не в каждом десятке опрошенных найдется человек, знающий — пусть понаслышке — о серьезных философских трактатах великого мыслителя и поэта, равно как и о том, что был он к тому же выдающимся математиком и астрономом.
Но, действительно, кем же был на самом деле Хайям? Вопрос непростой, если учесть, что современная наука по-прежнему располагает довольно скудными данными о его жизни, многие научные работы Хайяма не дошли до наших дней, остается сомнительным авторство ряда четверостиший.
Личность Омара Хайяма стала предметом серьезных и ожесточенных споров, причем одни исследователи видели в нем только гедониста, другие — только скептика, третьи — только суфия. В 1897 году известный русский востоковед, профессор Валентин Алексеевич Жуковский в своей работе «Омар Хайям и странствующие четверостишия» привел такой список различных, взаимно исключающих характеристик Хайяма, накопленный к этому времени в литературе: «Он вольнодумец, разрушитель веры; он безбожник и материалист; он насмешник над мистицизмом и пантеист; он правоверный мусульманин, точный философ, острый наблюдатель, ученый; он гуляка, развратник, ханжа и лицемер. Он не просто богохульник, а воплощенное отрицание положительной религии и всякой нравственной веры; он мягкая натура, преданная более созерцанию божественных вещей, чем жизненным наслаждениям; он скептик-эпикуреец, он персидский Абу-л-Ала, Вольтер, Гёте… Можно ли, в самом деле, представить, — продолжает Жуковский, — человека, если только он не нравственный урод, в котором могли бы совмещаться и уживаться такая смесь и пестрота убеждений, противоположных склонностей и направлений, высоких доблестей и низменных страстей, мучительных сомнений и колебаний».
Хайям известен как автор глубоких философских трактатов, он занимался физикой и историей, политикой и музыкой, современники восхищались его математическим дарованием, созданный им более восьмисот лет назад астрономический календарь точнее того, которым мы пользуемся сейчас. Но — удивительно! — огромное большинство ныне живущих людей даже не ведают о других его ипостасях, кроме поэтической.
В сознании десятков и сотен миллионов жителей нашей планеты Хайям — это прежде всего гениальный поэт. Его сборники стихов изданы на многих языках народов мира, благодаря «Рубайяту»[1] Хайяма его имя знают во всех странах и на всех континентах. Его поэтическое наследие вызвало к жизни целое направление, особую школу в литературе.
В чем же загадка четверостиший Хайяма? Казалось бы, могут ли современного человека волновать стихи с налетом восьмисотлетней старины? Но в том-то и дело, что понятие «прошлое» к четверостишиям Хайяма неприложимо. Они существуют как бы вне сиюминутной суетности, они словно вплетены в некие основные линии и структуры спокойствия вечности. Но в то же время, читая Хайяма, часто не знаешь, следить ли за пластами смыслов в его стихах, грациозностью их многообразности или просто наслаждаться прелестью четверостишия, его образностью и отделкой, музыкальной ритмичностью, которая не исчезает даже при переводе на другие языки.
Чем же рубаи Хайяма привлекают современного читателя? Красотой? Созвучностью нашему времени? А может быть, сжатым, концентрированным выражением философской мысли? Пусть читатель сам ответит себе на эти вопросы. Ведь поистине неблагодарное занятие пересказывать в прозаической речи музыку стихов. Все же глубокая мудрость в этой затертой расхожей истине: у каждого из нас свое, непохожее на других восприятие поэзии. Не потому ли в каждом возрасте мы открываем в Хайяме новые грани и пласты?
Омар Хайям стал известен европейскому читателю сравнительно недавно. Одна из первых работ Хайяма с небольшим предисловием об авторе была опубликована в Париже в 1851 году немецким математиком Францем Вёпке и называлась «Алгебра Омара Альхайями». Книга содержала арабский текст и французский перевод алгебраического трактата. Однако для широкой публики она прошла почти незамеченной.
Второе рождение Хайяма и начало его победного марша сначала по Европе, а затем по всему миру следует отнести к 1859 году: именно тогда в Лондоне выходит в свет книга стихов «Рубайят Омара Хайяма» в вольном переводе Эдварда Фицджеральда. Сборник стал настолько популярным и завоевал такое признание, что уже через считаные месяцы являлся библиографической редкостью.
В своих страстных письмах к возлюбленным молодые люди приводили рубаи Хайяма. Вошел в моду обычай говорить о жизненных разочарованиях хайямовскими четверостишиями. Устраивались публичные чтения стихов Хайяма. Одним словом, перевод пришелся по вкусу читающей публике Британской империи. В каждом из приблизительно ста четверостиший содержалась законченная мысль, выраженная в чеканной художественной форме. Это было неожиданно для чопорного и важного в своем многословии викторианского времени и в своей неожиданности вдруг оказалось привлекательным. Ведь художественные методы и принципы стихосложения были в то время совершенно иными. Через 26 лет английский поэт А. Теннисон назовет перевод Фицджеральда «планетой, равной Солнцу, бросившему ее в пространство».
Фицджеральд расположил стихи в сборнике в соответствии с собственным вольным представлением о личности Хайяма и его жизненном пути. В самом деле, рассуждал английский поэт и переводчик, почему бы не предположить, что в юности Хайям — гуляка, жизнелюб, поклонник женщин, воспевающий наслаждения, вино и радость бытия. Позже — мудрец, разочарованный в жизни. И наконец на закате жизни — проповедник мистической любви к Богу. Именно в таком порядке расположены рубаи в сборнике. И эта логика оказалась вполне подходящей для господствующих настроений поклонников четверостиший Омара Хайяма. До конца XIX столетия перевод Фицджеральда выдержал 25 изданий. Феноменальный случай в издательской практике того века! Несомненно, большую роль в успехе книги сыграл талант английского стихотворца. Забегая вперед скажем, что Хайяма потом будут переводить многие литераторы, в том числе известные поэты. Хотелось бы, однако, заметить, что до Фицджеральда Хайяма пытался переводить на немецкий язык Хаммер-Пургшталь, опубликовавший 25 четверостиший, на французский — Гарсен де Тасси и другие. Но прошли они незамеченными. И можно повторить: именно Фицджеральд — первооткрыватель Хайяма-поэта, показавший всей Европе замечательную личность исламского Востока.
Однако надо сказать, что имя Хайяма в ряду других деятелей Средневековья Ирана и Средней Азии упоминалось еще раньше. В Европе Хайяма знали уже в XVII столетии. О нем, как о поэте, упомянул Томас Хайд в своей «Истории религии древних персов», вышедшей в свет в 1700 году. Хайям-математик стал известен в 1742 году, когда Ж. Меерман в предисловии к своей книге по исчислению флюксий (математическому анализу) упомянул алгебраический трактат Хайяма.
Интересно, что в России Хайям-поэт и Хайям-математик долгое время считались двумя разными людьми. Возможно, путаница произошла по следующей веской причине. Во времена Хайяма свои труды ученые писали на арабском языке — языке Корана, языке мусульманской культуры, языке общения всего тогдашнего исламского мира. Не был исключением в этом отношении и Хайям, который почти все свои работы написал именно на арабском. Рубаи же писались для себя и, конечно, выливались на бумагу на родном языке. Далее они получали распространение среди близких друзей поэта, также говорящих на фарси. Кроме того, необходимо вспомнить, что именно Персия в этот период постепенно превращается в своего рода центр суфийского