Эх, угораздило же связаться с подменышем! Думала, будет легко, потому что древлянице тело тоже не принадлежит. А вот как все обернулось!
Весь следующий день Бесена отдыхала на дне Омута, спрятавшись под мостом. Но грустить подолгу она не умела, да и время поджимало. «Если суждено стать тиной, то хотя бы последние дни проведу со вкусом, – решила подселенка, – но сперва надо немного набраться сил».
И с самого утра она уже парила над канавой, от безделья сгущая воздух и бросая его в Омут, словно камушки. Бесена, хоть и была невидимой, умела подчинять себе такие материи. Но подселенка не просто скучала у моста, на самом деле она караулила.
Ее цель появилась ближе к вечеру. Бесена заметила молодую полосатую кошку. Та сидела в траве и выглядывала птичек, шебуршащихся в метелках тростника на берегу Омута.
Кошки есть везде, в домах и в подвалах, а кормятся они на канализационных люках – в маленьких благотворительных столовках, организованных бабулями.
Кошки пьют живую воду – молоко и кровь. А еще они лучшие друзья бесов.
Кошки и бесы издревле помогают друг другу. Подселение отнимает много сил, и так хорошо потом отдохнуть в теле кошки, в благодарность подарив ей еще восемь жизней. Поэтому Бесена не раздумывая нырнула в полосатого зверька.
У кошек нет омутов, и бесы для них не опасны. Бесена сразу очутилась на большой картонной коробке. Она залезла в эту сердечную коробку и захлопнула ее клапаны.
Внутренняя кошка с интересом рассматривала гостью. В домике она была ростом с тигра, а полоски на ее шкуре слегка светились. Нитей связи у нее, как и у всех кошек, не было, так что она просто свернулась в большом мерцающем гнезде.
Гостья поклонилась хозяйке, та кивнула в ответ и протянула длинный хвост.
– Добро пожаловать!
– Спасибо за приют!
Бесена схватилась за полосатый хвост, теперь она тоже управляла кошачьим телом, хотя и не стала его хозяйкой. Такой союз не доставлял хлопот ни кошке, ни подселенке. Бесена могла уйти в любой момент, а кошка – отправиться по своим делам, она и сейчас отвлеклась от охоты лишь на секунду.
– Продолжим?
– Поддерживаю! – Бесена была не против выпить живой воды.
Кошка снова сосредоточилась на птицах. Но те почти сразу вспорхнули на кусты ивы – по мосту шел человек.
– Эх! – кошка была раздосадована. – Ладно, пора уходить. Как насчет другого угощения – подушечек в желе? Подушечки так себе, мяса в них нет, а вот желе… м-м-м… Не имею понятия, из чего люди его делают, но вкусно. Знаю, где полакомиться.
– Погоди!
Бесена вглядывалась в идущего человека. Это был День. От влажного октябрьского воздуха его кудри завились совсем уж тугими пружинками. Ей захотелось прикоснуться к ним.
Он перегнулся через железные перила моста, вглядываясь в воду. Как всегда.
Он высматривал ее. Он искал ее. Он не забыл.
Просто не узнал тогда в Цвете. Ну конечно. Люди – они такие, встречают по одежке. Даже если тело надето на беса.
И в Бесене вспыхнуло чувство азарта. А что, если узнать его получше, попробовать приручить?
Тогда она завоюет и его сердце.
Это ее человек. Она его выбрала.
А с новым телом потом разберется. Подыщет что-нибудь, если, конечно, придумает, как выручить Цвету и не превратиться в случае провала в тину.
Ну а не придумает, так проведет со своим человеком этот октябрь. Через триста лет они уже вряд ли встретятся.
– Я знаю лучшее место. Доверься.
И кошка вышла из укрытия.
Глава 22Изгнанный бес
с 6 на 7 октября
Бесена отправилась навестить Цвету в первую же ночь, как поселилась у Демьяна.
Лесные духи обычно умирают на рассвете. Этим утром Бесена еще не превратилась в тину, а значит, у нее была целая ночь, чтобы помочь подменышу.
Хорошо бы все было просто! Если отыщется новое подходящее тело, а День подарит свой поцелуй, то Бесена, привязанная нитями связи, сможет заменить для тела душу и остаться целой.
Остаться с ним.
А что случится потом – не важно. Главное – это сейчас. Потому что век человека короток. Через триста лет они вряд ли снова встретятся, ведь неизвестно, куда занесет перерожденную душу.
Бесена оставила кошку спать на груди парня, а сама выскользнула в окно. Ей не давала покоя призрачная жуткая Глафира, ворвавшаяся в сердечный домик. Было ли чудище на самом деле охранником Цветы, сотворенным знахаркой? А вдруг оно и подменыша не пощадило?
В квартире Глафиры было тихо. Сама знахарка сидела в гостиной за столом, покрытым тяжелой бежевой скатертью в больших красных, как лужицы крови, розах. В островке света от настольной лампы лежал журнал со сканвордами, и Глафира водила над ним ручкой, шепча по слогам слова. Рядом стояли банка с грибом и чашка с чайным квасом… наполовину пустая!
Тут же, на разобранном диване, под пледом лежало в позе эмбриона и тело Цветы. Бесена уловила тихое дыхание. Девушка спала.
Родич в банке заволновался, и Глафира вскинула голову.
– Подселенец. Три буквы, – сказала она, не сводя взгляда с Бесены.
Та в ответ уставилась на знахарку.
– Только не говори, что видишь меня! – удивленно присвистнула подселенка.
– Вижу, – хмуро ответила Глафира.
Бесена безнадежно развела руками.
– Еще чуть-чуть, и я начну думать, что тоже обросла телом, – хмыкнула она. – Где ни появлюсь, везде меня видят. Или у вас это семейное?
– Мне тоже интересно, почему это я тебя вижу, – пробурчала Глафира и невольно положила руку на сердце, закрывая свой омут.
– Я тебя не трогала! – возмутилась Бесена. – Я не могу щипать твою душу, ты отдана родичу! За кого ты меня принимаешь? Я не ворую еду у детей!
– Вот уж в благородстве бесов я не сомневаюсь, да, – съязвила знахарка и окинула подселенку пристальным взглядом. – А чего ты такой облик себе выбрала? Ну чистый ангел: светлые локоны, кофточка синенькая, разве что крылышек не хватает.
– А как я должна выглядеть? Уродливым существом с копытами? – возмутилась Бесена. – Нет уж, это вы, люди, нас так изображаете, я такой быть не согласна! Тем более когда есть из чего выбирать. Могу, как князь Вольга, стать щукой, оленем, каплей воды, мыслью или красавицей.
– А что за трава в волосах? Надо было тогда уж цветы…
Бесена не успела ответить, как под потолок взвился родич, коричневый и влажный, с вытаращенными бусинками глаз.
– Она пила из моей банки! – пропищал он.
– Ага, ела из твоей миски, спала на твоей кровати, – поддакнула Бесена.
Родич возмущенно фыркнул, а подселенка присела на краешек дивана к Цвете и посмотрела на Глафиру.
– Ты же родича кровью поишь, да? Как и все знахарки… А я пила из банки, когда была в теле Цветы, не морить же тело жаждой. Попробовала твоей крови, вот поэтому ты меня и видишь. Этот, – она кивнула на родича, – вел нас в соседний район целую вечность. Так что все претензии к нему.
Глафира устало потерла глаза и посмотрела на виднеющуюся из-под пледа макушку Цветы.
– Она сейчас не ест и не пьет. Даю ей чайный квас, как ты велела… – Знахарка запнулась, ведь этот совет она получила перед тем, как изгнала Бесену из тела внучки, но собралась и продолжила как ни в чем не бывало: – Цвета его тоже глотает плохо, но удается впихнуть пару ложечек. Пытаюсь каждый час.
Бесена хмыкнула, заметив смущение знахарки, но ничего не ответила и наклонилась над девушкой. Выглядела та совсем плохо. Она словно постарела на несколько десятков лет и сейчас казалась старше своей названой бабушки. Сухая кожа шелушилась, отслаиваясь чешуйками, щеки ввалились, а губы потрескались. Глаза были открыты, но взгляд остекленел, и, кажется, тело даже забывало моргать.
– Да уж, то еще зрелище. А какое тело было! – вздохнула Бесена. – Но древляница еще жива. Ты нас тогда здорово напугала своими ритуалами.
Она выпрямилась и глянула на знахарку.
Глафира же, наоборот, еще ниже склонилась над журналом и тихо пробормотала:
– Я думала, что если изгоню беса и разорву ваш договор, то Цвете полегчает. А вышло наоборот.
– Разорвешь договор, – медленно повторила Бесена, – то есть я свободна и не превращусь в тину? Вот спасибо!
Подселенка вскочила с дивана и сделала сальто в воздухе.
– Здорово, что ты разобралась с моим промахом!
Лицо Глафиры вытянулось, как только она поняла, что натворила.
– Значит, ты не станешь нам помогать?
Бесена пожала плечами.
– Я еще не решила! – сказала она с восторгом преступника, который вдруг получил амнистию.
Глафира встала из-за стола и подошла к дивану. Цвета лежала истуканом, никак не реагируя на их разговор. Знахарка села на место, которое до этого занимала Бесена, и взяла холодную безжизненную руку внучки в свою.
– Может, посмотришь, как она там? – робко попросила старуха и умоляюще глянула на Бесену.
Та хмыкнула:
– Ты просишь, чтобы я вселилась в Цвету? Во дела! Ты же сама меня вчера изгнала!
Знахарка пристыженно молчала, и Бесена сказала уже серьезно:
– Я боюсь. Там теперь охранник.
Глафира сильнее сжала руку Цветы, словно боясь, что если отпустит, то внучка исчезнет.
– Родич тоже отказывается, – голос старухи напоминал отлив, будто из нее тоже уходила жизнь. – Я не хотела становиться знахаркой, но со временем привыкла к своей силе и даже вошла во вкус. Я стольким людям помогла, но не могу помочь своей внучке.
Она посмотрела на сервант, и, проследив за ее взглядом, Бесена увидела за стеклом фотографию в рамке. На ней была изображена вся их маленькая семья: Глафира и Вера с крошечной Цветой на руках. На фото Глафира, моложе на пятнадцать лет, походила больше на нынешнюю Веру, но у обеих что тогда, что сейчас были одинаковые волосы до плеч и одинаковые улыбки. Младенец же был просто младенцем, обыкновенным ребенком.
– За что ты любишь ее? – спросила Бесена, разглядывая фотографию.
Глафира пожала плечами.
– Она моя внучка.
– Она не твоя внучка, – возразила подселенка.