Как-то мы с ним скоротали остаток ночи, а утром вновь позвонил обладатель красивого галстука и сказал, что ему всё же крайне необходимо вернуть компьютер обратно. Он подъедет и не будет заходить в подъезд, готов меня встретить внизу и отдать деньги. А потом я сам поднимусь домой и вынесу ему его проклятый металлолом. Предложение звучало разумно, но я всё же вызвал ещё подмогу на двух машинах для нашей новой и, как я был уверен, последней встречи. Процесс обратной покупки прошёл без эксцессов
13
Прошли дни, а может, и месяц, и я стал потихоньку приходить в себя, забывая нашу последнюю встречу с экстравагантным продавцом компьютеров.
Но он не успокоился и, выждав некоторое время, пока я перестану бояться тёмных подъездов, снова позвонил. Жуткий голос дружелюбно обрадовался, что я снял трубку, извинился за недоразумение, которое он мне непременно разъяснит при ближайшей встрече. И вообще с него ящик коньяка за доставленное беспокойство. Голос его был бесцветен и без нажима.
Я попросил компьютероторговца коньяк выпить самостоятельно, а мне больше не звонить никогда.
Но он время от времени продолжал звонить, не часто, раза два в месяц, но регулярно. То предлагал какой-то выпавший из контейнера на таможне телефакс совсем за бесценок, то ещё что-то неожиданное и сладкое.
Телефакс – это уже точно надо объяснять, что такое, причём не только старым, но и молодым. Потому что это гениальное изобретение человечества просуществовало совсем недолго – лет десять-пятнадцать. Сначала хотел написать два-три года, потом решил посчитать – и господи, как быстро летит время!
Телефакс в двух словах – сунешь у себя дома в аппарат письмо какое-нибудь, даже написанное от руки, или даже дулю нарисованную, или сторублёвку и набираешь на аппарате телефонный номер того, кому письмо хочешь донести. Потом ещё одну кнопочку нажмёшь, и они там, куда ты звонишь, сию же секунду получат эту сторублёвку или дулю.
Если, конечно, у них есть такой же аппарат.
И пока мы с отвисшими челюстями наблюдали, как телефакс этот чудесный выкакивал с противным скрипом очередную бумажку, время опять ушло вперёд, и теперь уже любой может послать дулю своему другу по интернету, безо всякого дополнительного аппарата.
Теперь не только телефакс, даже и бумажка не нужна. А за несколько лет до смерти своей бесславной этот аппаратик-телефаксик успел ещё и кастрацию пережить – стали его звать просто факсом, что без приставки теле- вообще всякие приличия потеряло, если кто помнит английский язык. Ну да бог с ним, с этим бесстыжим телефаксом. Так вот этот компьютерный аферист продолжал мне звонить, но теперь он расширил свой ассортимент до телефаксов и прочих новинок оргтехники. Я всякий раз от всех его предложений вежливо, но категорически отказывался, но он не унывал и продолжал позванивать.
В последний раз он предложил мне выкупить вместе с ним партию телефонов-автоответчиков Panasonic-2490 с двумя кассетами. Новая модель. На одной кассете записываешь своё сообщение для тех, кто тебя домогается, а на другой записывается их ответ. Это был сравнительно громоздкий аппарат, потому, что микрокассет тогда ещё не придумали и в него надо было вставлять две обычных.
Оказывается, этот товар на таможне задержан, и они его продают за бесценок. Но только брать надо сразу целую коробку, а там не то шесть, не то двенадцать телефонов, сейчас не помню. А у него на всю коробку денег не хватает.
Ну вот, он нашёл всё-таки правильное время позвонить, когда я сидел в квартире один, немного навеселе и поэтому смелый. И я согласился посмотреть на его телефоны.
Он приехал довольно быстро и деловито втащил в квартиру большую коробку автоответчиков Panasonic. Зайдя в комнату, он осмотрелся и несколько фамильярно и неодобрительно заметил:
– Квасишь?
Составить компанию отказался и сразу приступил к финансовым выкладкам. Рассказал, сколько мы сможем на этом заработать. Точных цифр не помню, но что-то раз в семь-восемь мы должны были подняться.
И я согласился поучаствовать в совместном с ним предприятии, но сначала захотел выслушать его рассказ про ту нашу первую, так и не состоявшуюся сделку.
Толя подробно рассказал мне о той сделке, а заодно и многое о себе. Оказывается, зря я его так боялся – он не бандит никакой, а скромный вор и честный мошенник. Позже выяснилось, что зря он скромничал – Толя был высокопрофессиональным вором-карманником, входящим в десятку лучших в СССР, и гениальным мошенником. Про десятку чемпионов мне потом кто-то из авторитетных в этом виде спорта рассказал.
Он недавно освободился после шестилетней отсидки и решил начать честную жизнь – времена, пока он сидел, сильно изменились, и незачем теперь было мелочь по карманам тырить – можно зарабатывать по-честному и по-крупному.
– Не плохо же ты новую жизнь начинаешь! – съехидничал я, имея в виду нашу первую сделку, с которой теперь стало всё ясно.
Оказывается, это была блестяще задуманная афера, которая сорвалась только потому, что у нас с Серёжей места в машине для Толи не оказалось. Он должен был непременно сесть в нашу машину, чтобы милиционеры в «Москвиче», которые были с ним в доле, задержали нас всех троих. Нас должны были доставить в отделение милиции, а ближе к утру отпустить, причём нас с Сергеем пораньше. Выйдя из отделения, мы должны были не обнаружить нашей машины, потому, что ночью её кто-то угнал. И это всё! Рабочий компьютер вернулся бы к Толе, с которого теперь взятки гладки, потому, что он в момент угона машины вместе с нами сидел в отделении милиции.
Я был поражён:
– Ну и что? Ну забрали бы менты только нас с Серёгой, без тебя? А дальше менты сами так же угнали бы машину и вернули тебе компьютер! Почему нет?
– Нет потому, что в таком случае вы могли заподозрить меня! А это в мои планы никак не входило.
Потом, спустя долгое время, я его спросил как-то, как когда-то своего кузена Диму в Чирчике: зачем я ему так был нужен? Он меня не знает, я его не знаю, почему именно я так потребовался ему, чтобы начинать какой-то бизнес? Что он, своими друзьями не обзавёлся за почти сорок лет жизни?
– Нет, – ответил мне Толя, – не обзавёлся. Как-то не удалось. А тебя я выбрал потому, что ты очень осторожный. Ты тогда разрушил всю мою любовно придуманную операцию.
Странно, я-то всегда думал, что я бесшабашный и где-то даже безбашенный. Трусливый, может быть, но бесшабашный всё равно.
– Ты хочешь сказать – трусливый я и этим тебе понравился?
– Нет. Ты не трусливый, ты именно осторожный.
Так я и не понял, в чём разница. Но думаю, была и ещё причина, почему свою новую жизнь Толя решил строить с моей помощью. У меня были какие-то наработанные связи в части реализации оргтехники, которых у Толи из-за пребывания в местах не столь отдалённых, не завелось.
Но и мне от этого сотрудничества большая польза была. Дело в том, что сам я очень неорганизованный и ленивый. И занятие бизнесом, не знаю почему, но никогда мне не доставляло особого удовольствия. Того самого, когда вложенная копеечка в рубль превращается, а рубль в миллион, и ты, как игрок маниакальный, стоишь над этим процессом. Я занимался этим ради денег – не из азарта. Как только деньги появлялись, я сразу терял интерес к работе, ибо не могу я работать, когда у меня деньги есть – их надо срочно потратить. И вот теперь Толя заставит меня работать.
14
Однажды, тёплым весенним вечером в середине 1970-х годов из парадного ленинградской гостиницы «Европейская» вывалился в благодушном настроении и в ненашенском костюме гражданин в поисках алкогольных и сексуальных приключений. Он уже выпил, конечно, но пока недостаточно.
Не только по костюму – по всему видно было, что человек он не нашенский. Хотя бы потому, что он в гостиницу «Европейская» вхож.
Единственное, что роднило его с нашими это изрядное, хоть и недостаточное подпитие.
Не успел гость северной столицы сделать и нескольких шагов, как к нему подскочил какой-то вертлявый абориген и, охваченный невероятной радостью, начал суетиться руками, лицом и словами, обнимая и тиская недоумевающего финна.
Да, это был финн и его неожиданный обниматель и целователь прекрасно это знал, потому, что суетился не просто словами, а исключительно финскими. Любвеобильный абориген не давал гостю и слова сказать, и финские слова выскакивали из его захлёбывающегося от радостных всхохатываний рта, как пули из автомата Калашникова.
Некоторые пули могли бы показаться знакомыми и нашим людям, не знавшим финской мовы. В частности, несколько раз прозвучало имя уставшего от бесконечного президентства финского лидера Урхо Кекконена, который был большим другом Советского Союза и даже кавалером ордена Ленина, что для лидера капиталистической страны было просто нонсенсом.
Советско-финская дружба в те годы была тесной до неприличия – с некоторыми социалистическими странами у нас были более прохладные отношения, чем с капиталистической Финляндией.
Поэтому наши друзья финны любили на выходные смотаться в Ленинград. Сейчас это назвали бы алкотуром. А чего им дома не пилось? Что у нас водка слаще, что ли? Может, и не слаще, но дешевле и доступней. Финляндия хоть и не была в то время совсем «сухой» страной, но любителю, а тем более профессионалу, разгуляться было трудно.
Вот такого туриста и выждал виртуозный специалист по чужим карманам Толя, выучив в финской газете несколько абзацев речи Брежнева на встрече с дорогим другом Урхо Кекконеном, который, говорят, и сам был не дурачок выпить и, может быть, потому и частил с визитами в СССР.
Ну, им там с Брежневым хорошо было, а вот соотечественнику Урхо повезло меньше. Довольно быстро его нежданно обретённый друг понял, что ошибся, приняв финна за друга детства и, расшаркавшись, быстро удалился, пряча в рукаве бумажник алкотуриста.
Толя вообще-то не склонен был хвастаться, и подробности его биографии я узнавал очень постепенно, гомеопатическими дозами, когда мы сиживали с ним за самоваром. Как-то – не специально, а к слову – он сказал, скромно потупив взгляд, что в своё время входил в десятку лучших карманников Советского Союза. И я в восхищении стал требовать его продемонстрировать своё искусство.