— Примитивный… — Холден застыл и тут же оттаял, хоть и знал, что относительно нее его прогрессивным не назовешь.
— Это почти ругательство, да? — Мередит рассмеялась и, заглаживая обиду, припала к нему. — Но любовники из варваров часто бывают очень милы.
Все то же самое, — мрачно подумал он, обнимая Мередит. — Для нее я просто страстный дикарь.
Они направились в его каюту.
Там Мередит села. Она все еще улыбалась. Была ли она хороша собой? Пожалуй. Среди своего вида она не отличалась высоким ростом, хотя была высокой по земным меркам. Ноги непропорционально длинные, хорошей формы, а лицо невыразительное и плоское, не считая тонкого, прямого и короткого носа. Все меняли ее глаза. Всего на пару пунктов выше по шкале визуального развития, но глаза были огромные и видели дополнительные цвета на фиолетовом краю спектра.
Мередит откинулась назад, взглянула на него.
— Забавно было бы поселиться с тобой на первобытной Земле.
Халден промолчал; она не хуже него знала, что Земля не отстает в развитии от ее мира. На уме у нее было что-то другое.
— Только вряд ли я на это решусь. Как бы не случилось детей.
— А что в этом плохого? — спросил он. — Я не глупее тебя. У нас не родятся монстры-недочеловеки.
— Это была бы ступень вверх — для тебя. — Под спокойствием Мередит чувствовалось напряжение. Оно всегда ощущалось, сколько Холден ее знал, но сейчас стало ближе к поверхности. — Но вправе ли я обрекать нерожденных детей на то, чтобы начинали ступенью ниже меня?
Этот спор был стар и бесконечен. Он, в той или иной форме, определял отношения между расами, которые, объединяясь против чужаков, между собой проводили отчетливые границы.
— Я тебя не просил стать моей женой, — отрезал Холден.
— Потому что боялся получить отказ.
Она была права: никто не предлагает постоянный союз представителям высшей расы.
— Зачем ты вообще со мной связалась? — грубо спросил Халден.
— Любовь, — мрачно отозвалась Мередит. — Телесное влечение. Но я не позволю ему сбить меня с толку.
— Занялась бы лучше Келберном. Если подойти к вопросу научно, он сделает тебе детей высшего вида.
— Келберн… — в ее устах это не прозвучало именем. — Он мне не нравится, и он на мне не женится.
— Не женится, но детей мог бы сделать. Для вас существует пятидесятипроцентная вероятность зачатия.
Она соблазнительно выгнула спину. Даже у женщин расы Келберна не было таких тел, как у нее, и Мередит об этом знала.
— С расовой точки зрения шанс есть, — сказала она. — Действительно, мы с Келберном вполне способны к скрещиванию.
— Точно ли? — спросил он, безуспешно изображая равнодушие.
— Как можно быть уверенным в теории? — вопросом на вопрос ответила она и прищурила глаза в кривоватой усмешке. — Конечно, не точно.
У Холдена щеки захолодели, как при местном наркозе.
— Непременно надо было мне об этом говорить?
Мередит встала, подошла к нему, потерлась, и он рефлекторно среагировал. Взмахнул рукой и почувствовал, как промялась ее плоть под костяшками кулака.
Отстранившись, Мередит неловко закрыла лицо руками. Когда же отняла ладони, из-под них хлынула кровь. Мередит ощупью нашла зеркало и, встав перед ним, отерла кровь, внимательно присмотрелась.
— Ты мне нос сломал, — деловито сказала она. — Надо убрать кровотечение и боль.
Она вправила себе нос на место и потеребила его, проверяя, правильно ли встала кость. Потом закрыла глаза и замерла в молчании. Вскоре вновь повернулась к зеркалу, критически осмотрела себя.
— Кость на месте и отчасти схватилась. Ночью сосредоточусь и к утру залечу до конца.
Порывшись в шкафчике, Мередит плотно закрепила нос полоской невидимой ленты. И повернулась к Холдену.
— Я гадала, как ты поступишь. Ты меня не разочаровал.
Холден жалко улыбнулся. Перевязка, пусть даже невидимая, не украшала ее плоское лицо. Почему его все равно влечет к ней?
— Попробуй Эммера, — устало предложил Холден.
— Он не устоит, а дик он еще больше меня.
— Неужели? — Мередит загадочно улыбнулась. — В биологическом смысле — возможно. И даже слишком. А ты — в самый раз.
Он сел на кровать. Опять же, проверить, как поступит Эммер, можно было единственным способом — и она об этом знала. У Мередит понятие любви относилось лишь к телу, к использованию своего тела таким образом, чтобы добиться преимущества — какого? — для будущих детей. Остальное не имело значения, и в вопросе сплава высшего с низшим она была к себе так же беспощадна, как к нему. И все-таки Халден ее желал.
— Право, мне кажется, я тебя люблю, — заговорила Мередит. — И если любви достаточно, я может и выйду за тебя вопреки всему. А от кого у меня будут дети — посмотрим. — Она втерлась в его объятия.
Расовое неравенство было велико, и она его провоцировала, но вина в том была не только на ней. Кроме того…
Что — кроме того? У нее красивое тело, способное выносить превосходных детей — возможно, даже от него.
Холден отвернулся. С такими мыслями он ничем не лучше нее. Неужели они все такие, все одинаковы — каждый лезет вверх из ила к лучшему, что способен зачать. Лезет по телам — нет, сквозь тела — каждого, кого можно использовать, соблазнить или женить на себе — вперед и вверх. Он вновь занес руку, но теперь его гнев обратился на самого себя.
— Осторожней с носом, — напомнила Мередит, прижимаясь к нему. — Ты его уже раз сломал.
Он поцеловал ее с неожиданной страстью — хоть и помнил, как эта страсть примитивна.
Спектакль марионеток не дал немедленных результатов, и его время от времени повторяли. После третьего раза Фирмон явился с докладом к Холдену, корпевшему над скудными биологическими свидетельствами по неведомому предку. Вся статистика представляла собой гадание наобум, без единого реального факта. За двести тысяч лет мало что сохранилось.
Фирмон уселся и заговорил.
— Сработало. Несколько часов назад поймали парочку.
Холден взглянул на гиропонщика; он-то надеялся, что не сработает. Приятно оказаться правым, но он бы предпочел иметь дело с менее смекалистым противником. Одно дело — осторожность зверьков, увертки и хитрости. Разум куда менее предсказуем.
— Где они? — спросил Холден.
— А они вам нужны? — Фирмон не скрыл удивления.
Халден вздохнул: он сам виноват. Фирмон потенциально был не глуп, но не обучался использовать свои мозги, а это важнее, чем принято думать.
— Животное, достаточно сообразительное, чтобы оценить возможности ножа, уже поэтому стоит изучит. И особенно, если оно — паразит.
— Мы уберем настройку на кремацию, — пообещал Фирмон. — В следующий раз только оглушим.
Настройки ловушки изменили, и в них попались несколько зверьков. Внешне они выглядели почти так, как Халден описывал Тафетте: мелкие четвероногие зверьки с мясистыми чуткими усиками-антеннами. Вскрытие обнаружило довольно большой мозг, а поведенческие тесты показали интеллект несколько ниже предполагавшегося. И все же он был выше, чем хотелось бы видеть у паразитов, тем более, что у них имелись и руки. Биологическое устройство рук оказалось простым. Животное ходило на кулаках, а подушечки пальцев на передних лапах были мясистыми. Сидя торчком — а зверек проделывал это часто — он, благодаря гибкости запястья, мог использовать передние лапы как руки. Неуклюжие, они были зато снабжены противостоящим большим пальцем, что позволяло использовать орудия вроде ножа.
Тут Халден допустил ошибку. Об их разумности он догадывался, но не предвидел, что животное сумеет воспользоваться попавшим к нему ножом. Дюймовый клинок был не более опасен, чем зверек без ножа, но мысль, что вооруженный паразит бродит по кораблю, Халдену не понравилась.
Можно было чем-то заменить стальной нож. Техники могли бы смастерить пластиковый,с острыми краями, но за несколько недель распадающийся в мягкую массу. Но Халден, собственно говоря, снабдил животное более опасным оружием — представлением об использовании орудий. И этой идеи у зверьков не отнимешь иначе, как искоренив их подчистую. С этим, однако, приходилось ждать.
К счастью, продолжительность жизни у паразитов оказалась невелика, а брачный период — еще короче. Реальную скорость воспроизводства можно было считать близкой к нулю. Выиграв в интеллекте, животное проиграло в плодовитости и могло представлять угрозу только в такой искусственной среде, как данный конкретный корабль.
Здесь им повезло: окажись плодовитость чуть выше, и тварь угрожала бы покончить с командой. А так просто надо будет на первой же обитаемой планете провести дератизацию.
Холден представил собранные данные штурману-ленточнику и, после недолгого обсуждения, было решено заменить металлические ножи пластиковыми. Еще решили позволить нескольким зверькам сбежать с оружием; пусть животное привыкнет захаживать в ловушки. Имелся и шанс, что между группами животных начнутся военные действия, и они истребят друг друга.
Понемногу, за несколько недель, ущерб, наносившийся гидропонной растительности снизился: численность паразитов удалось взять под контроль. О них можно было больше не беспокоиться, разве только животные снова мутируют, что представлялось маловероятным.
Келберн мрачно смотрел на штурмана.
— Где мы находимся? — в его вопросе звучал вызов и подозрительность.
— У вас есть доступ ко всем приборам, так что вы сами должны знать.
Тафетта припал к земле, словно готовился к прыжку, но на самом деле ленточник просто расслабленно дышал миллионами своих дыхательных трубочек.
— Я и знаю. Мои расчеты показывают, что наиболее вероятна одна звезда — мы должны были достичь ее два дня назад — но она все так же далеко.
— Верно, — признал Тафетта. — Мы направляемся к звезде, которую вы считаете пятой или шестой в списке наиболее вероятных.
Келбурн ухватил намек. Все ухватили.
— Так ты знаешь, где это? — уже без тени подозрения спросил он.
— В том смысле, в котором ты спрашиваешь — нет. Я не моту точно знать, что вы