— Неужели? — усмехнулся Адамс. — Я в этом сомневаюсь. Так вот, из пораженных Невадским Вирусом, а до сорока лет иммунитета к нему не существует и заболеть — только дело времени, умирают девяносто шесть процентов.
— Невадский вирус, если вы предпочитаете это название, высоколетален, — подтвердил я.
— Да, но дело, как мы с вами знаем, не в этом. — Адмамс облизнул губы. Под глазами у него были мешки, как бывают от недосыпа. — Дело в четырех процентах выживших.
Я задумался, что делать с этим Адамсом. От столь влиятельной персоны не отделаешься первым пришедшим на ум способом.
— Вы пользовались не только статистикой, — сказал я.
— Вы не поверите, что способен сотворить на основании нескольких цифр наш Флеминг, — возразил Адамс. — Сидит себе в каморке, которую мы ему выделили и возится с ними целыми днями. У него были только опубликованные вами данные, но что он из них вывел!
Я выдвинул нижний ящик стола и поставил на него ногу.
— Что же он вывел?
Адамс подался ко мне. Глаза у него блестели.
— Четыре процента выживших после Невадского вируса уже не сорокалетние и не старше того. В каком бы возрасте они не заболели, в сорок или семьдесят восемь, после выздоровления им… семнадцать!
Я открыл верхний ящик и достал пистолет. Опер локоть о колено и навел.
— Вот этих данных мы не передавали — даже вам, — заметил я. — Вы задержаны согласно закону о военном положении. Если у вас есть связи с президентом, советую их задействовать.
При виде пистолета на его лице проступили морщины, но особой тревоги оно не выразило.
— Не глупите. С президентом я лично не знаком, но скоро познакомлюсь. Однако вы, немного поразмыслив, сами поймете, что угрозы ни к чему. Я на вашей стороне.
— Этот Невадский вирус — великое бедствие, — сказал я ему. — И в то же время величайшее событие в истории человечества. Я имею приказ предотвращать любое вмешательство в нашу программу.
— Я не вмешиваюсь. Я заинтересован в успехе программы.
— Успех нам нужен позарез, — сказал я. — Первым делом: выявить возбудителя. Мы его пока не знаем, но найдем. Следующий шаг — справиться с летальным исходом. Это, возможно, займет несколько лет, но и этого мы добьемся. И тогда останется главное, что нужно человеку. Молодость по первому желанию.
Видение недалекого будущего ослепляло. Мне не требовалось приказа, чтобы идти на любые меры. Я бы самого президента пристрелил, прикажи тот прекратить работу по программе.
— Остаются и другие проблемы, — отметил Адамс.
— Неизвестно еще, насколько быстро стареют те, к кому вернулась юность. И подействует ли то же средство второй раз.
— Это уже не мои проблемы.
— А что будет, когда старость исчезнет? — вопросил Адамс. — Люди перестанут умирать, иначе как по несчастному случаю. Первое же поколение столкнется с проблемой перенаселения.
— Возможно, — сказал я. — Тогда и будем решать.
— Если воспользоваться им не по разуму, — продолжал Адамс, — вирус не менее смертоносен, чем пистолет, который вы на меня нацедили.
Я понял намек и сложил руки на груди. Но пистолета не выпустил и мог в одну секунду вернуть в прежнюю позицию. Я позаботился, чтобы он это заметил.
— Так-то лучше, — Адамс промокнул лоб платком.
— Есть вещи, которым надо смотреть прямо в лицо. Надеюсь, вы о них подумали.
— Подумал, — кивнул я. — Существует способ победить старость и смерть, и мы его найдем.
— Я хочу, чтобы его нашли, но не хочу, чтобы им злоупотребили. Вот почему я не взял с собой Флеминга. Он опасен.
— Что вы говорите?
— Весьма опасен. Боюсь, что он недоволен собой.
— Я тоже. Это делает меня опасным?
— Между вами есть разница. Вы стремитесь к тому, до чего еще не добрались. Он сгорает от тоски по тому, что оставил позади.
— Большая разница, — кивнул я.
— Большая. Флеминг мечтал стать математиком-теоретиком. Воображал себя Эйнштейном, разве что в другой области. А вместо этого запутался в практических делах и стал в конечном счете статистиком. Флеминг очень хорош в своем деле — но ненавидит его. Он блестящий работник, но на теорию у него не остается времени.
— Вы хотите сказать, что он ожесточен?
— Да, но не только это. Вообразите Флеминга семнадцатилетним, но знающим то, что он знает теперь. Добавьте к этому тот десяток тысяч, которые он сумел скопить на старость, и чем он займется?
— Чем же? — спросил я.
— Он непревзойденный математик. К двадцати годам он превратит свои несколько тысяч в миллион. Уверен, он мог бы просто играть на бирже, хотя есть и другие способы. К двадцати пяти он будет обладать огромной властью — Адамс сверлил меня взглядом. — Он будет беспощаден, потому что успел понять: дай пощаду, и тебя затопчут. На этот раз он не позволит себя затоптать.
— Вы сами обладаете властью, — возразил я. — Что из этого? Не думаю, что власть — это всегда плохо.
— Я не отчаялся.
— Да, про вас этого не скажешь.
— Сами понимаете, мне эти сведения доверить можно, а ему нет, — продолжал Адамс. — Вам известно, что я сформулировал политику применения омолаживающей сыворотки, когда она будет доведена до совершенства?
Я кашлянул.
— Не расскажете ли мне, какова эта политика?
— С удовольствием. Конечно, политику фирмы определяю не я, но мое мнение будет учитываться.
— Бесспорно.
— Да. Так вот, прежде всего я подумал, что следует отдать первенство творческим мыслителям во всех областях и тем, кто особенно хорошо вписался в общество.
— Согласен. Поначалу ее будет недоставать, как было с вакциной Солка.
— Не только поначалу. Недопустимо омолаживать всех и каждого.
— Довольно холодный взгляд.
— Кто-то же должен оставаться реалистом. Вы бы потребовали увековечить опасных преступников и безнадежных безумцев?
— И то верно, — отозвался я.
— Да. Где-то необходимо провести черту. Людей для общества будущего станут отбирать по признаку их приспособленности в прошлом. К счастью, в нашем распоряжении месяцы, а то и годы на сглаживание всех шероховатостей.
— К счастью, — кивнул я. Я точно знал, кого он примет в новое общество, а кого оставит за бортом. Хорошо, что учитывать будут не только его мнение. Не хотелось бы мне жить в обществе, устроенному во вкусе Адамса III.
Я задумывался — но ничего не предпринимал по результатам своих размышлений. Слишком долго я его слушал. Наступит момент, и он уже близок, когда я сумею спустить курок и рискну это сделать в надежде, что как-нибудь выкручусь. Командующий карантинными войсками многое способен замазать. Был даже шанс выдать убийство за несчастный случай. При таком варианте, учитывая, что представлял из себя Уэйн Адамс III, я бы отделался годом на тяжелых работах и позорной отставкой. Если этим и обойдется, пустяки.
С этим я бы смирился. Готов был смириться, но как бы это смотрелось в моем досье? Повлияло бы на мои шансы на омоложение?
— Приятно поговорить с человеком, так хорошо разбирающимся в положении дел, — объявил Адамс. — Я не забуду вас, когда все уладится. А сейчас у меня к вам просьба.
— В разумных пределах…
— Просьба пустяковая. Я хочу побывать в Лос-Анджелесе.
— Отказано. Мы постараемся снабдить вас полной информацией.
— Информации у нас хватает. В некотором смысле мы осведомлены лучше вашего. Мне нужно другое: поговорить с теми, кто пережил Невадский вирус. Мне нужно самому составить впечатление об омолодившихся.
— Я вызову кого-нибудь из врачей Лос-анджелесского медицинского центра. Можете поговорить с ним.
— Это было бы пустой тратой времени для него и для меня. Вы проводили полное психологическое тестирование выживших?
— Нет. В настоящее время мы успеваем проверить только состояние их здоровья. Мы боремся со смертельной болезнью.
— А моя компания — нет. Мы хотим представлять себе умственное и физическое состояние выживших, знать, на что те по большому счету способны. Это первоочередная задача для «Космополитен Лайф» и, следовательно, для страны.
Я присмотрелся. Он начал выказывать признаки волнения. Мое согласие было ему очень нужно, и я мог найти немало причин для согласия.
— Если поедете туда, по возвращении вам придется отбыть карантин, — напомнил я.
— Зачем? Я иммунен к этой болезни.
— Мы в этом не уверены, — сказал я. — Даже если не заболеете, вы можете оказаться переносчиком.
— Вы настаиваете на карантине?
— Не я. Это приказ главнокомандующего Соединенных Штатов.
— Но вы толкуете его приказ по ситуации?
— Некоторая свобода действий у меня есть, — признал я.
— Значит, нет закона, запрещавшего бы мне отправиться в Лос-Анджелес?
— До сих пор такого вопроса не возникало.
— Я могу туда отправиться, а вы не можете мне помешать.
Адамс поймал волну и не собирался ее упускать.
— Помешать могу независимо от закона, — сказал я. — Но, как вы понимаете, мешать не стану. Мне это ни к чему. На обратном пути вы попадете ко мне.
— Я не против. Я согласен на карантин — на обратном пути.
Он разглядывал собственные пальцы, но напоследок поднял взгляд и остро улыбнулся.
— Я вижу вариант, который избавит вас от необходимости меня задерживать, а меня — от долгого выпадения из сферы деловых интересов.
Я с сомнением хмыкнул.
— Железнодорожный вагон, герметичный, как космический корабль. Я нахожусь внутри, а ничто более в него не проникнет или не пройдет высокотемпературных фильтров.
— Хорошая мысль, — согласился я, — только вот такого вагона у нас нет. Кто его спроектирует и построит?
— Моя компания оплатит расходы. Я уполномочиваю вас с ними связаться. Пусть немедленно приступают к работе.
— Это ничего не решает. Чтобы создать и доставить сюда такой вагон, понадобится не одна неделя.
— Это решаемо. Сообщите им, для чего это нужно, и вагон будет готов к моему возвращению из Лос-Анджелеса.
— Еще одно: выпускать вас будут мои специалисты.